Материнское сердце

До чего же горькое и обидное слово «Развод»! Расколотый мир ребёнка, потеря, как правило, отца, боль предательства и вечные поиски ответа на вопрос: «Почему папа нас бросил?»
Когда я слышу об этом, сразу вспоминаю маленькую девочку с чуткой ранимой душой, отзывчивым сердцем и красивым благословенным именем Виктория.


Вика жила с мамой в большой однокомнатной квартире многоэтажки, построенной по какому-то экспериментальному проекту с окнами во всю стену, просторными прихожими и большими кухнями. Дом поставили рядом с огромным пустырём на окраине крупного посёлка близ Киева, где богатый совхоз-миллионер снабжал своей продукцией не только нашу страну, но и братские страны социалистического лагеря.
Сельские жители уникального дома быстро распахали пустырь под огороды. Самый дальний и самый большой участок обрабатывала Тамара – мама Вики. «И как только она всё успевает?» – удивлялись соседи, а Тамара дотемна сажала, поливала, удобряла, пропалывала, рыхлила, собирала урожай, а затем полночи консервировала.

Утром же, идя на работу, выглядела отдохнувшей, ухоженной и улыбчивой. «Царица Тамара», – так звали её за глаза и находились даже те, кто завидовал.

– Царица, – грустно усмехалась Тамара и разрывалась между работой да общественными делами. Помогала старой матери, больной сестре, племянникам и одна растила тяжелобольную дочь. Строчила ночами себе «царица» из старых платьев блузки, из блузок мастерила шарфики, а из остатков комбинировала костюмчики дочке, а ещё вязала, вышивала…

Выкраивала каждую копеечку и никогда не унывала. Тамара была удивительно красива, только счастье обошло её стороной. Встречаются такие вот тяжкие судьбы, в которых чередуются одни лишь беды с неприятностями, и оттачивают характер да воспитывают сильную волю у человека, что глянешь на него и позавидуешь: стойкий, живучий, энергичный и в целом – непотопляемый. Такой была Тамара…

Родилась она в годы послевоенной разрухи. Вдовая мать – инвалид с детства – приютила как-то путников, что заплутали в осенней непогоде. Кров дала бесплатно, лишь бы избу починили. Да с одним из них и постель разделила, а ушли – оказалась в положении. Позже узнала, что это были беглые с какого-то поселения. Поплакала – не нужно это вовсе, но смирилась и на заре летнего дня родила девочку и назвала – Тамарой.

– Давай её в дом ребёнка сдадим, не вытянем ведь на две пенсии, – предложила старшая дочь, что лежала парализованной после случайного ранения, когда линия фронта проходила по их местности. От чьего снаряда отлетел осколок и попал в позвоночник – не известно, только слегла она навсегда, оставив на мать двух мальчишек погодок, а отца война проклятая забрала...

– Нельзя при живой-то матери, – вздохнула грустно и покачала недовольно головой, глядя на малышку, – ох, и страшна ж девка!

Девчушка родилась худенькой и нескладной: руки и ноги, словно верёвочки – тонкие и длинные, шейка такая же, губастая и огромные навыкате глаза. «Лягушонок», – дразнили её мальчишки.

Но подрастая, Тамара похорошела и уверенно бегала длинными ножками по улицам – весёлая, озорная. А высокая тонкая шейка столь величественно держала головку, что встретив её, сельчане посмеивались: «Ну, принцесса!»
Красота девочки распускалась медленно и с каждым годом становилась всё ярче.

В семь лет Тамару забрали в интернат и до окончания средней школы она росла вдали от родных мест. А в семнадцать возвратилась домой и сразила своей красотой всю мужскую часть населения от мала до велика. Огромные каре-зелёные глаза, а взгляд строгий, решительный. Полные широкие губы, а линия рта ровная твёрдая. Высокая, ноги длинные – бутылочкой, талия тонкая – рюмочкой, спина ровная – осанка благородная. Подберёт пышные волосы в высокую причёску, открыв тонкую длинную шею… «Нефертити», – останавливаясь, восторженно шепчут вслед прохожие.

– Господи, – молилась мать, – зачем в селе такая красота нужна?  Пропадёт…
И молилась о счастье для своей Томочки. И переживала, что характер у красавицы дочки был слишком гордый, бескомпромиссный. Настырная и трудолюбивая, стойкая, решительная и независимая.

Замуж любой бы взял, но Тамара выбрала Виктора. Парень видный, сын председателя колхоза. А колхоз к тому времени богатым слыл – миллионером. У председателя дом в два этажа, "волга" да "жигулёнок" во дворе стоят.
Виктор в армии отслужил и шоферил в районе. Ходил за Тамарой, словно телок, но и к мамке, несамостоятельный, прислушивался, а та напевала, что, мол, зачем тебе эта – нагулянная от беглых зеков девка и невзлюбила её крепко. Свёкор же, напротив, поддерживал: «У девки характер – кремень, далеко пойдёт и Витьке не даст пропасть, а то вырос каким-то тёплым – ни то, ни сё; ни рыба, ни мясо. И что она в нём нашла?» Удивлялся, а Тамара полюбила пылко и жизнь, не раздумывая, отдала бы за Виктора.

Поженились молодые. Председатель им рядом дом заложил – большой, с просторной детской, а детей нет. Год проходит, два… Нет… Долго ждали. Уж и усадьбу построили, сад заплодоносил. Свекровь лютует: «Пришла голодранка на всё готовое… пустоцветом. Предупреждала я…»
Невестка молчала – сама переживала, но наконец наступил тот счастливый день, когда Тамара узнала, что беременна.

Родилась девочка и решила Тамара назвать её в честь мужа – Викторией. Тот обрадовался, возгордился.  Девчушка хорошенькая – смуглая в отца да нос его – с горбинкой, а в остальном на мать похожа. Но слишком уж беспокойной уродилась и тревожила синюшность губ, что появлялась при каждом плаче, и как-то раз Вика неожиданно потеряла сознание. Скорая помощь, больницы: вначале свои районные, затем областные, а после и вовсе – республиканские.

В три месяца у девочки диагностировали тяжелейший врождённый порок сердца, и врачи развели руками… Тамара не смирялась. Она показывала ребёнка всем докторам подряд и неистово молилась. Строго выполняла все медицинские указания, но состояние оставалось тяжёлым. Долгие месяцы не лежала – жила она с девочкой в больницах. Родные мужа не поддержали, считая все старания пустыми. «Бог дал… Бог взял, – рассуждал свёкор, – какие ваши годы – нарожаете ещё».

Мать – и та отводила глаза: «Зачем оттягивать конец, только мучения дитятку продлеваешь. Ты не представляешь, как трудно с больным ребёнком жить!»
И Виктор выразил недовольство: «Оставь, родим ещё здорового». И просил вернуться домой. Скучно ему, мол, плохо одному…

Только в семь месяцев Вика начала держать головку и у неё появился аппетит, но вдруг свалилась новая беда – стафилококк, что гулял в те времена по лечебным учреждениям.

Всё реже и реже приезжал Виктор в больницу к жене, а вскоре и вовсе исчез. Дошли слухи, что нашёл он Тамаре замену. Она промолчала, но перестала звонить, писать, и упорно продолжала бороться за жизнь дочери. Для лечения стафилококковой инфекции нужна была кровь отца, чтобы получить лекарство для Вики. Кормящая мама для этого не подходила. И только тогда она потревожила Виктора, а он не приехал.

Зато в палату ворвалась недовольная свекровь и с порога начала поносить невестку: «Ишь, что удумала, чумная! Видали, ловкая какая! Чтобы спасти своего заморыша, сына моего ей понадобилось заразить! Да ты даже нормального ребёнка родить не смогла! Не позволю! Пусть лучше сейчас умрёт – всё равно не жилец».

Тяжёлым взглядом смотрела Тамара в глаза свекрови: "Если хочешь смерти – пусть твои дети умирают, а моя дочь будет жить. Поняла?» Сказала почти шёпотом, но столь жёстко, что вздрогнули в палате все больные.

И надо же такому было случиться, что именно в этот день разбился на машине младший сын свекрови. Тамару прокляли, и никто даже не вспомнил, что водитель, как всегда, сел за руль, мертвецки пьяным.

Донором выступила Тамара и продолжала сцеживать молоко на период карантина.
Болезнь отступила, но на операцию врачи не решались. Вика не обладала достаточными силами, чтобы справиться с последствиями оперативного вмешательства, и врачи приняли решение дождаться взросления ребенка до той степени, когда её организм сможет бороться за свою жизнь. Только жизнь этой девочки была нужна лишь одной маме.

Спустя девять месяцев Тамара с годовалым ребёнком вернулась домой.
Она не сказала ни единого слова, не ответила ни на один вопрос – молча собрала свои вещи и, как пришла в этот дом с одним чемоданом, так и ушла из него, ничего не взяв кроме своих личных вещей, что сложила в тот же нелепый довоенный саквояж. И домой не вернулась – там своей беды хватало, а уехала, предварительно подав на развод, в неизвестность. Взяла кое-какие рекомендации и начали они с Викой строить новую жизнь...

Не плакала она, не жаловалась, а работала, работала, работала, сжав зубы и ни одной слезинки – откуда только силы брала! Всеобъемлющей любовью, несокрушимой верой, неистребимой надеждой питалось сердце матери и не давало упасть от душевной боли и усталости.

По приезду устроилась ночным сторожем на овощной базе, где в небольшой подсобке и жила с Викой, бросив на бетонный пол несколько матрацев, что принесли добрые люди, а днём преподавала в школе музыку и рисование.

Спустя несколько месяцев перебралась в общежитие и поступила на заочное отделение в педагогический институт. Затем – учитель математики, классное руководство, завуч в школе… И постоянное репетиторство. Прямо вгрызалась в работу и во всём всегда была лучшей. Она часто говорила, вспоминая свои первые годы в посёлке, что никогда бы не выжила, не будь вокруг неё столько заботливых и отзывчивых людей.

Когда мы радостно заселяли новый дом, и я познакомилась с Тамарой, её как раз назначили заведующей ГОРОНО и секретарём партийной организации. Вика училась в начальных классах. Тамару уже все звали по имени и отчеству и очень уважали.
Красотой и нравственным величием она вошла в возраст наивысшего расцвета женщины, но всегда оставалась одна. Даже самые отъявленные сплетники не могли уличить её в каких-либо связях.   

Вика постоянно наблюдалась в республиканской кардиологии, ожидая благоприятного периода для проведения операции, а Тамара столь нежно лелеяла дочь, что девочка внешне почти ничем не отличалась от здоровых детей. Разве, что синели губки и ногти при волнении, да физическая активность была сокращена. Но ей ни в коем случае нельзя было нервничать, ибо сильные переживания для слабого сердца и без оказания скорой врачебной помощи могли оказаться фатальными.

Как-то девочка пришла домой взвинченная, испуганная. Достала альбом и попросила показать фотографию папы. «У нас их нет – ты же знаешь об этом и зачем спрашиваешь?»
– Потому, что я хочу, чтобы у меня был папа! – сердито стрельнула чёрными глазёнками, ротик искривился и предательски задрожал. – У всех детей должен быть папа!
До чего же Тамара боялась этой дрожи посиневших губ!
Но почему вдруг возникли вопросы об отце?

Вика угрожающе топнула ножкой, и крик быстро перерос в истерику: «Ты мне всё врёшь, врёшь… У меня должен быть папа. Это ты виновата, что его нет. Пусть не мой, но любой другой станет мне папой. Я хочу… папу…»

С большим трудом Тамара успокоила её, пообещав обязательно «завести отца».
– Что мне делать? – спрашивала она. – Мужа я найти смогу, но кто согласится жить с таким избалованным капризным и больным ребёнком, как Вика? И откуда вдруг такая блажь?

Надеялись, что пройдёт, но девочка не забыла и периодически устраивала скандалы. Что творилось в голове у маленькой Вики – нам было не понять, но она порой удивительно точно высказывалась о тех или иных событиях. Мы недооцениваем детей, слишком долго считаем их глупыми, забывая, что они наблюдают жизнь и взрослеют с каждой минутой.

– Ты почему дома сидишь? – вдруг спрашивала Вика в выходной. – Сходи куда-нибудь погулять, может познакомишься с кем-либо.

– Не трать деньги на конфеты – лучше купи себе красивое платье.

Порой такая озабоченность вызывала смех, но душа беспокоилась, да и не знала мать как правильно реагировать и что отвечать.
Здорового ребёнка можно было вывести на разговор, но Вика была особенной: если начинала волноваться – задыхалась и с ней легко мог случиться припадок! Тамара очень этого боялась и интуитивно понимала, когда надо остановиться.

Кто и как смутил душу ребёнка, мы узнали случайно, встретив болтливую Ритку, что жила с нами в одном подъезде на первом этаже.
Девчушка как её увидела – сжалась вся, стрельнула испуганными глазками на неё и прижалась ко мне, словно спряталась.

– Что тебе сказала тетя Рита? – как бы невзначай, наливая борщ, спросила как-то я. Когда Тамара, бывало, задерживалась на работе, за Викой приходилось присматривать мне.
– Она про маму плохое говорила.
– Да ты что! – воскликнула я, стараясь вывести на разговор, уже догадавшись, что именно языкатая Ритка сбила ребёнка с толку мыслями об отце. – И что она тебе сказала?
– Не мне, а тёте Вале из второго подъезда.
– И что?
– Она сказала… сказала… – Вика собралась, было, заплакать.
Я крепко прижала её к себе, стараясь успокоить и начала быстро-быстро говорить: «Ну, мы этим балаболкам языки-то поотрываем, рты позашиваем, чтобы они не болтали разные глупости, чтобы не обижали мою любимую девочку. Ишь, что удумали, болтушки!»

– Да, – подхватила она, – эта тётка Ритка говорила, что мама нехорошая – себялюбивая и слишком гордая, и поэтому одна, а была бы попроще, то никогда бы от мужа не уехала, и уже давно бы меня вылечили. Вот, если бы был у меня папа, то операцию мне уже сто лет назад бы сделали и... не бросали бы по соседям. Да, она так сказала… был бы у мамы муж, а у меня папа, то я бы была здоровой...
Вика беспомощно глядела на меня, и из больших, как озёра, глаз ручейками бежали слёзы.

– Господи, помилуй! Если бы, да кабы... – выдохнула я, и подумала про себя, что им действительно пора укоротить языки. – Так, ты ищешь папу, чтобы выздороветь?
Вика кивнула: «Да, только маме не говорите, а то она будет переживать».

Пустая болтовня завистливых соседок в присутствии ребёнка напугали его. Не подумали языкатые глупые соседки, что ребёнок болен и любые переживания для него могут оказаться смертельными. Да и у здорового несформировавшаяся психика ещё столь ранима, что каждое неаккуратно брошенное слово может дать плохие всходы, а тут... ударили самого слабого. Вот уж воистину, нет ничего хуже болтливой бабы-дуры.

До чего же мне трудно было найти слова, чтобы выбить всю эту чушь из головы Вики. Я говорила, что её болезнь никоим образом не связана с разводом родителей и что лечат её самые лучшие врачи. Что не все люди добрые и умные – есть злые и недалёкие, вроде Маргариты, но говорила она это не со зла, а по дурости да скудости ума. Рассказывала, что взрослые, случается, перестают любить друг друга и тогда разводятся и только вот никак не могла объяснить почему папа совсем исчез из её жизни. «У Вики порок сердца, – подумала, – а у отца порок души».

Очень страшно желание очернить и опорочить человека, нет ничего ужасней злословия и зависти, что рождает гнилое ядовитое сердце, но среди всех этих греховных мерзостей тяжелее всего было понять и объяснить поведение отца, который напрочь вычеркнул дочь из своей жизни. Он, зная, что Вика больна ни разу даже не поинтересовался у родных Тамары, как она живёт... Не прислал ни рубля алиментов, ну а гордая Тамара и не просила.

Мы долго беседовали с Викой, она слушала внимательно, а затем печально вздохнула: «А я всё равно очень хочу, чтобы у меня был папа, хочу, чтобы он меня любил, покупал игрушки…»

Она ещё долго перечисляла, зачем ей нужен отец, а затем выдала совсем неожиданное: «Мы бы все вместе ходили в гости, а то нас с мамой никто не приглашает». Это было удивительно, но Тамару действительно очень редко звали в гости. Видимо женщины, не доверяя своим мужьям, боялись её красоты.
– Вот тебе и маленький ребёнок, – подумала я.

Немного прошло времени с тех пор, как совсем неожиданно объявился Виктор.
То ли почувствовал зов тоскующей родной крови, то ли это случайно совпало, но разъезжая по стране за рулём огромной фуры, он нагрянул к бывшей семье столь внезапно, что всегда умеющая держать себя в руках Тамара, растерялась.

Она смотрела на располневшего, потного с дороги, лысеющего мужика в спортивном костюме и не знала, как реагировать. Разглядывала, удивляясь, и молчала – слышен был только стук её сердца. Сколько раз она представляла эту встречу, сколько мысленно сказала ему слов и вот он рядом, а говорить не о чем.

– Не вздумай признаться Вике, что ты её отец, – только и промолвила, приглашая в дом.
Он вошёл, внимательно осмотрелся – удивился: «Ты, вижу, неплохо живёшь».
Как-то вдруг сник, замялся, торопливо вернулся к машине – куклу принёс, конфеты в бумажном пакете и… бутылку вина.

Пока хозяйка готовила ужин, Вика развлекала Виктора в комнате. Девчушка щебетала, не замолкая, и Тамара, заглядывая к ним, поражалась внешнему сходству отца и дочери: «Хоть бы Вика не заметила». Слишком она умненькая была.
Когда её отправили спать, та обняла ручонками отца за шею и провела пальцем по горбинке на носу: «Как и у меня».

До глубокой ночи сидели они за столом. Два далёких чужих человека. Говорил больше Виктор. Жаловался на свою несостоявшуюся жизнь: на жену – дуру, сыновей непослушных. Сетовал, что позволил ей тогда уйти от него: «Ты же слишком гордая была. Замолчала – мол знать не хочу. А, что мне оставалось делать – я молодой, кровь горячая. Танька сама подлезла, и я до сих пор не уверен, что старшенький сын мой. А ты сразу вещи собрала и хоть бы слово сказала, покричала бы. Нет, гордая!»

Тамара слушала плохо. Разговор был неприятен, и она украдкой поглядывала на часы. Ей всегда казалось, что она любит его до сих пор и это согревало душу, а сейчас он грубо, просто одним махом убивая все иллюзии, опустошал её и наносил нестерпимую боль.

– Я всегда знал, что ты далеко пойдёшь и без меня не пропадёшь. Ты слишком сильная для нормального мужика, – глаза его заблестели, и он стал говорить комплименты и даже попытался обнять её, но, встретившись взглядом, понял глупость своего приезда, быстро попрощался и ушёл…

Она пришла ко мне. Взгляд потухший и лицо словно оголённое: словно с него сняли маску из кожи – столько в нём было боли.
Тамара курила в открытую форточку, что делала крайне редко и, прижимая руку к сердцу, очень тихо говорила: «Как же я страдала все эти годы! Я его и любила, и ненавидела одновременно, ревновала, захлебывалась обидой и так мечтала о встрече, а увидела и… о, Боже, я же его совсем не знала. Как всё глупо… И как пусто на душе».

– Ты понимаешь, что теперь свободна? – я старалась поднять её дух.
Но она словно не слышала: «У меня нет сейчас никакой обиды. Его даже жаль – он настолько ничтожен».
Тамара поморщилась.

– Да, – подумала я, – как часто мы, влюбляясь, наделяем ослеплённым сердцем своих избранников придуманными достоинствами и из труса – делаем героя; из скряги – транжиру; слабого видим сильным, лжеца – честным и порядочным, а затем, открывая глаза, обижаемся на них же, что не оправдали наших надежд, но так тяжело даётся прозрение!

Вдруг Тамара побледнела и попросила «что-нибудь от сердца».
– Ты бы к врачу сходила, – предложила я.
– После, после, – махнула рукой и ушла.

Утром Вика, едва открыв глаза, спросила про Виктора и нахмурилась, когда узнала, что он уехал: «Мне дядя Витя понравился! Вот бы он был моим папой!»
И всё! С тех пор ни одного слова об отце.

Что это? Вселенские неразгаданные тайны родства или опять случайность? Но я уверена, что это злая ирония судьбы, иначе бы Вике после встречи стало легче, а она загрустила, поникла, словно раненый воробушек, и сердечные приступы участились. Тамара много времени проводила с ней в больнице и всё чаще жаловалась на своё сердце.

Наконец-то врачи назначили дату операции. Их предстояло сделать две. Девочка стоически переносила мучения и даже радовалась – она верила в успех. Накануне вдруг спросила: «Дядя Витя мой папа? Да?»
– Почему ты так решила?
– Не знаю, показалось... Он хороший, но у него уже есть два мальчика, а тебе он не подходит, – обняла мать, прижалась, – я тебя очень люблю, мамочка моя… и не нужен нам никакой папа…

Вика мужественно перенесла все операции и детское измученное сердечко застучало спокойно и уверенно, а вот сердце матери надорвалось. Правда Господь подарил Тамаре ещё два года счастливой жизни.

Это случилось тем же летом. Она торопилась в больницу и необдуманно побежала через дорогу. Визг тормозов, нецензурная брань водителей и посередине дороги испуганная женщина в светло-жёлтом пышном платье, что сшила, как всегда, себе сама. Увидев её красоту, мужчины перестали грубить и возмущаться, и наперебой предлагали подвезти. Согласилась и села в ту, что была ближе…

Его звали Павел. Сердце Тамары – успокоенное и свободное было открыто для любви и чувства между ними вспыхнули нежные чистые глубокие – настоящие. Вика поверила Павлу, привязалась и звала его «дядя Паша», а он просил общего ребёнка. Тамара опасалась – возраст критический, но, счастливая, рискнула и... во время родов её сердце остановилось…

Наверное, оно просто отработало свой резерв. На похоронах многие говорили, что спасая Вику, мать отдала ей своё сердце...
Новорожденную назвали Тамарой.

Павел не бросил детей. Вскоре он встретил очень добропорядочную женщину, которая заменила девочкам мать. Вот так и продолжается человеческий род, сплетаясь судьбами, связываясь добротой, любовью и состраданием.
Жизнь Вики сложилась намного благополучней, чем у Тамары и по-другому быть не могло: ведь только окружённые великой материнской бескорыстной и самоотверженной любовью дети счастливы в жизни.

Рассказ написан полностью на основе реальных событий.
07.01.2020