Алтарик

Я никогда не был верующим человеком, крест ношу для одолжения. Одолжения маме, бабушке, дедушке — всем своим верующим-домочадцам. Приходится, если можно так выразиться. Но как речь заходит о вере, так хоть крест снимай и на гвоздик вешай, разругаться — ничего не стоит.

Время не щадит никого — бабушка умерла, дедушка тоже. Подошёл и мамин черёд. Всегда она говорила мне, что смерть — это когда Господь забирает тебя на тот свет, по разным причинам. Кого-то хочет видеть подле себя, кто-то уже выполнил свою миссию в этом мире и боле здесь не нужен, кто-то отбыл свой срок… кто-то уже в конец запакостился и его исправление настолько невозможно, что только смертью можно прервать этот порочный круг бесконечных согрешений. Вариантов, конечно, бесчисленное множество, но почему он забрал её? Вопрос очень спорный, ответ на него известен разве что самому Вседержителю?

У мамы была довольно тёмная, окрашенная в тёмно-синие, при дневном свете, тона, комната. В этой комнате, наверное, было почти всё пригодно для жизни: тумбочки с вещами, спрятанная в шкафах еда (чтоб мои шаловливые ручонки не дотянулись туда, где ребячьим пальчикам делать нечего. Привычка, оставшаяся с детства. Пусть я давно вырос, а там всё ещё можно найти тайнички с конфетками, шоколадками). Здесь был установлен телевизор, который, к слову, уже порядка десяти лет не работал: антенна не ловила сигнал, а сам монитор был, потому, бесполезен. Был здесь и очень сакральный, предмет — алтарик, на котором зиждились иконки святых, среди них была и маленькая икона Иисуса Христа. Наверное, этот алтарик был моим самым нелюбимым предметом в материнской комнате — не лежала, да и не стояла душа к религии. Возможно, сам я глуп, а душа моя слишком узка, чтобы уверовать в бога?

Мама обратилась к вере, когда потеряла надежду на друзей, на родных, на близких. Был в её жизни тяжёлый период, когда от неё отвернулись все. Ситуация казалась безвыходной, но именно вера в бога заменила ей её окружение, смягчила боль утрат и горестей, но не позабыла она и обо мне. С раннего детства именно на этом алтарике мать учила меня простейшим молитвам, пыталась привить любовь к богу, учила вере. Потом, после любви, придёт и понимание, считала она. Сначала ты должен полюбить бога, потом поверить в него — таковой была «установка». Жаль только, что я порушил все её планы на этот счёт… не вышел из меня ортодоксальный православный христианин — и это зачастую сильно огорчало матушку. В самые горькие моменты своей жизни (спустя определённый промежуток жизни я, конечно, осознаю, что это были совершенно не тягостные минуты, я слишком много значения придавал им) я пытался обратиться к богу, даже находил в нём своё утешение, но всё это было мимолётным. Как жизнь вставала на круги своя, я вновь уходил в тень праздности, забывая о нём.

Этот же алтарик зачастую отвлекал мать и от меня, ведь обязательная молитва с утра и перед сном не давала мне возможности пообщаться с ней (а увидеть её я мог только с утра или вечером, перед или после работы, на короткий промежуток времени). В общем, пропитался я здравой нелюбовью к этой вещице. А иконы… для кого-то святы, я же вновь не придавал им должного значения. Всегда мечтал — уберу этот алтарик, как только займу мамину комнату. Никогда не нравился он мне.

Жизнь не стоит на месте… вот я и оказался один посреди материнской комнаты. Один на один с этим алтариком. Я убрал его тут же, не задумываясь, не останавливаясь ни перед памятью матери, ни перед важностью для неё данного предмета. Убрал на балкон под груду различных ненужных предметов — макулатуры и мусора. Первый день перестановок увенчался, казалось, успехом.

В ту ночь долго не мог уснуть, а как уснул… во сне мне явилась она — седая, пожилая женщина. Она вошла в свою комнату хозяйской походкой, села у окна, где прежде на тумбочке был размещён алтарик и начала тихонько плакать, громко всхлипывая. Она плакала всю ночь, а я всю ночь спал и не мог проснуться — просто не мог открыть глаза, будто что-то не позволяло мне сделать этого. Я не придал этому особого значения, хотя поначалу меня это изрядно напугало. Вторую ночь была аналогичная ситуация, и третью… слёзы матери — самое тяжёлое испытание для сына. И то, что преодолеть это испытание сыновья не в силах — это и есть положительный результат истязания.

Я твёрдо решил, что странный алтарик должен быть возвращён. Иначе душе не успокоиться — ни материнской, ни моей. Мне пришлось разыскать его в самых потаенных уголках квартиры, так как с прошлого места он удивительным образом исчез и очутился совсем в другом. Потрёпанные иконы, старый серебряный крест, пыльный том Библии… все нелюбимые атрибуты пришлось вернуть назад.

Я протёр Библию и иконы, сдул пыль и со старого креста, и с лампадки. И только смог понять что натворил… сколько слёз было выплакано, стоя на коленях перед этим алтарём? Сколько исповедей слышали эти иконы? Сколько советов дала Библия? Невозможно перечесть, невозможно перечеркнуть и невозможно забыть. Это память — память поколений. Ту ночь я провёл в окружении икон. Не в молитве, но в раздумьях.. с тех пор не поднял и руки в стараниях убрать алтарик или преумалить его значение в жизни матери. И креста снять не посмел.