То закат, то восход

Виктор Матюк

То закат, то восход

Дел невпроворот, то закат, то восход,
Из подворотни слышен скрежет ворот,
Вот всё быстро течёт круглый год,
Ты давно уже не тот, что год иль два,
Голова твоя седа, ноги подкосили жизни года!
Ты шёл напролом, тебя обзывали упрямым ослом,
Но потом лебезили за твоим столом, ты – не злодей,
Не таил обид на людей, не выталкивал их взашей,
Ты – раб ничей, взлелеявший мечту в душе своей!
Избравший из трёх раскладов именно ту бабу,
Что в меру на передок слаба, нет, она – не раба
И не слуга трёх господ, не велики её грехов масштабы!
Она, как чистый степной родник, что холодит нутро,
Может вмиг сжечь его, коль до того уже дошло,
Что провин не видно числа, и стезя бытия вразнос пошла!
Мы - законная чета, преданность – наша черта,
Решение души и тела соединить пришло в тот самый миг,
Когда каждый задним числом постиг, что сердце - не камень
И даже не гранит, ему дано нежно и страстно лелеять, и пылко любить!
Телега судьбы невдалеке едва скрипит, то иноходью бежит,
То на одном месте подолгу стоит, она знает свой закуток,
Ей бы воды и хлеба чуток, её статус здесь высок!
Она против дрязг, сплетен и склок, спокойно вдыхает кислород 
Через две ноздри и открытый настежь рот, а у широких ворот
 Уже с утра толпится непоседливый народ, он сенсаций ждёт!
На месте стоит и продолжает гнить, ему не дано воедино соединить
Мысль и собственный быт, а мысль высоко парит, её околесицу простишь,
И в сокровенные тайны души посвятишь, тебе чужд внешний шик!
В мире страшных форм, скрывающихся за золотом и серебром,
За рокотом океанских волн  и множеством неудачных реформ,
Жизнь пролетает, как летаргический сон, приходит его черед,
Когда уходит скрежет закрытых наглухо ворот, а заход вводит ночь
В родные пенаты, чем богаты, тем и рады, мы живём подобно стаду!
В противовес голубой эстраде  невдалеке, почти что рядом
Шумит столетний лес, даже он ратует за прогресс,
А голубизна небес  возбуждает интерес к высокому союзу,
Приглашает в гости Музу, и не считает поэзию за баловство и обузу!
В холод и стужу ей в локоть вцепись, устремляя очи ввысь,
Из последних сил держись, есть смысл без звуков «ох и ах»
Превращаться в тлен и прах не только на словах, но и в делах!
Коль думы черны, все члены семьи будут на нищенство духа обречены!
Чем ближе день к концу, тем сильнее тень прошлого приближается к лицу,
Её отвесный склон – тёмен, дремуч и глух и неодушевлён,  визг и стон
Несутся в эту сторону со всех сторон, напряжён слух, из двух зол
Выбирается одно, но, чтобы ты не выбрал, твой дух сразу бы возроптал,
Всё вокруг грешно, нам не дано описать в стихах ни чувства, ни страх
В двух или трёх строках, написанных впопыхах! Трррах! Бабах!
Темно в глазах, корабельная щепка в зубах, буря в двух верстах отсель,
Затихла соловьиная трель, вот-вот начнётся жуткая метель, будем жить впотьмах
И блуд вершить  второпях, ноги и руки в путах и цепях! Гул чужого разговора,
Затмил темноту простора, взгляд упёрся в спину обветшалого забора,
Там толпа без укора ставила на место злодея и вора! В споре рождается истина,
Без неё жизнь бессмысленна, как хрустальный бокал без игристого вина!
Её стезя дёрном и розами выслана, суть выстрадана веками, исполосована мечами,
Издавна её скатерть красно-чёрными нитками выткана, была издёргана и разодрана,
Наподобие души Христа, суть осталась таинственной и единственной твоей возлюбленной!
На язык она остра, как лезвие булатного  клинка! Ей дано из пепла заново восстать,
И в новом виде предстать в профиль и анфас, чтобы воссиять в свете завтрашнего дня,
В полыхании вечернего огня жизнь моя, как дыра посреди свежевыстиранного исподнего белья!
Сверху покрывало из холста, мысль наивна и проста, суть раскалена добела,
Любовь над околицей проплыла, тут же зазвенели золотые купола,
Вот так всегда, когда страсть в тебя вошла, и ты обжёг два своих крыла,
Тебе оставлена роль старого блудливого козла! Одно и то вдали и вблизи,
Нам в конце пути будет отведен маленький клок выжженной огнём земли!
Вот и ты стоишь с искусанной до крови губой, дым струится над трубой,
Выглядишь ханжой, ты связан по рукам и ногам бичевой, в стужу и в зной
Вступаешь в спор с судьбой прямо на булыжной мостовой!
К чему же ты стремишься? Уже не озолотишься, 
Заново не возродишься! Сделай последнюю попытку,
Выдави на лице широкую улыбку, и войти мерным шагом в закрытую калитку,
Пытка – не пытка,  но даже улитка пытается пролезть через игольчатое ушко,
Вначале голова, а потом брюшко, всё, что сверху торчало, ушло с молотка,
Дурья башка горяча, как поток кипятка, неверия гнёт, былое назад уже не вернёт!
То закат, то восход, грехов впрок, пережито немало дрязг и склок,
Был в руках судьбы короткий поводок, однако рок сделал по носу щелчок
 И убёг,  пообещав вернуться в срок, но занемог, выполнить обещание не смог!
Под ногами опавшие листья шуршат уже много лет подряд,
Пропадает талант, он, как треснувший стакан,
Из горловины вытекает лечебный экстракт,
Был бы рад стараться, и за разум взяться,
Но под ногами длинный плащ, его полы продолжают мешать
В ногу с ритмом жизни шагать, мне не привыкать:
Отвечать всем подряд, что виноват, исправлюсь,
Ответственности не боюсь, живу и учусь,
Иногда блефую, изредка грешу всуе,
Но не теряю время впустую! 
Мой лоб от пота взмок, истёрся до дырок жирный лобок,
Молитвы пошли грешнику впрок, рот закрыт на замок,
Судьба дала по носу щелчок, и вот от ворот поворот,
Не выигран джек-пот, кто-то съест мой бутерброд,
Мне остаётся глубоко вдыхать свежий кислород!
Думы пошли вразброд, взгляд устремлён на восток,
Там восход, утренняя звезда только что над небосводом взошла,
Своим теплом за душу простачка взяла, и на долгие раздумья обрекла!
Я сходи с ума, была и сума, была и тюрьма, тяжело жилось в их объятьях,
Ты ходишь  весь в путах и цепях, как баба на сносях, передвигаешься на носках,
И что-то твердишь себе под нос второпях! Твоё лицо не осунулось ещё, в меру горячо,
Хотя морщинами вдоль и поперёк исчерчено оно!
По очертаниям растопыренной пятерни можно понять,
Что она может сдачи дать, прощальный взмах,
И чужая память окаже4тся в чужих краях, там тлен и прах,
Но не слезинки на заплаканных глазах! Как раз сейчас,
Пялясь на закрытые врата,  что мне мимо проходя, сказала шепотом судьба,
Её слова ладно легли в оба полушария, через годы, через расстояния
Видишь своё отражение в лучах восходящего солнца, в душе смятенье,
Небес свеченье рождает парадоксальное настроение! К сердцу прижата ладонь,
В груди полыхает огонь, он не для тихонь, играет в деревенской глуши патефон,
Приятные звуки издают труба и саксофон, именно он заставил тебя обернуться,
И тут же ужаснуться, тебе в самом себе никак не разобраться,
К истине нельзя грязными руками прикасаться! Знак вопроса – кровь с носа,
В мозгах заноза, вместо точки там стоит запятая, ситуация с виду простая,
Но на поверку дня сквозняк за шторами прячет меня от огня!
Ты встал у многолюдной развилки, допил остатки сока из бутылки,
Опустил подкрылки и взлетел, потом неудачно наземь сел,
В руках осталась догорающая папироса, спущены колёса, у матросов нет вопросов!
Кто-то оброс жиром и стал лишним пассажиром на скользкой стезе,
Дым и чад везде, только на приграничной полосе цветы цветут,
Но тебя уже нигде не ждут и дифирамбы давно уже не поют!
Прячась от стужи и сплетен в логово своё, кричу на всю округу:
«Ё – моё! Во что превратили завистники праведное жильё,
А фарисеи  и вместе с ними прочие евреи погубили сокровенные идеи?!
Непригодным для творчества стало оно! Дальше что?!»
Живу ни один, с виду почтенный и приличный гражданин,
Есть что достать и народу показать из широких штанин,
Хотя давно дошёл до ручки, живу от получки до получки,
Иной раз дело доходит до взбучки, когда жены меццо-сопрано
Утром рано пытается из приличного человека сделать козла и барана!
Быт кознями нафарширован, народный талант в сути бытия разочарован,
Спасает рядом дешёвая бакалея, там у него в корешах три стареньких еврея,
С ними можно втихаря обговорить сокровенные идеи, только бы не утратить речь,
Надо в оба по сторонам глазеть, и судьбу стеречь! Стоять на стрёме даже дома нелегко,
ГПУ близко и может легко взять за лысеющий загривок, без ошибок жизни не бывает,
Судьба со своего пути даже великих людей бурным потоком смывает!
Конфликт в душе уже давно назревает, чудес на белом свете не бывает!
Крою быт последними слова, ложь кружится над седыми головами,
Кто последний? Я за вами! Развожу потом руками, и пишу уже стихами,
Едва шевелю мозгами, когда вижу под облаками огонь, полыхающий в храме!
Я же в полосатой пижаме, в жизненной программе много уделено внимания природе-маме,
Сдал экзамен, ничего не получив взамен, всё – суета, всё – тлен,
Рабу не суждено подняться с колен, на его устах лежит табу,
Ни слова никому, что ты видел эту власть в гробу!
Нельзя быть у толпы на виду, она тотчас предаст тебя самому гуманному суду,
И тебя сошлют в тысячелетнюю тайгу, засунут в книжный шкаф, трах, бах,
Трещины появятся на трубчатых костях, но об этом не напишут в последних новостях!
За тюремным частоколом тебя заставят трудиться с напором и дружить с комсомолом,
Брать горлом, чтоб в одиночестве гордом идти по тропке той,
Что шла за путеводной вечерней звездой! Да, здесь собрано быдло,
Жизнь – не сладкое повидло, ещё со времён Николаши место наше у тюремной параши!
Не думай даже убегать от стражи, не смотри на неё с укором, тяжба закончится позором,
Бери лаской, и следи за быдлом с опаской, шагай своей тропой,
Коль сам тупой! Был бы умнее, не сидел бы умнее хозяина на шее,
Возьми к примеру тех евреев, никто из них на власть содержащих не борзеет,
Буром не прёт богом избранный народ, он, молча, ждёт то восход, то заход,
Смотрит року в рот, авось, и ему когда-то повезёт, и бог ему сполна долги вернёт!
Во бля, трудно жизнь начинать с нуля, хотя палуба тонущего корабля
Ещё вся под воду не ушла, можно сочетаться браком, ставить бабу раком,
Хотя страшно и невыносимо, можно пролететь мимо оргазма, задушат в горле спазмы!
Там у бабы ровно посредине есть горы, рощи и ложбины,
Только кретины много лет прожившие на чужбине
Не замечают яркие картины, дело не в архитектуре,
А в яркой натуре, женщина в миниатюре
Может оказаться волком в овечьей шкуре!
Всё в ажуре, баба при фигуре и к тому же не дурра,
Яйца давно висят на абажуре, как на журнальной карикатуре!
Ворона неистово кричит, дятел мне по лбу стучит,
Что стыд очи не застит, а бог грехи простит,
Только надо бы усердно попросить! В каком ухе звенит?
Зависть выжигает калёным железом, можно врезать между глаз поленом,
Ткнуть в половую щель приличным хреном, или коленом в пах пнуть,
Чтобы суть бытия неспешно в голову вошла, не затронув ни души, ни чела!
Пусть жид пархатый кружится над украинской хатой, был я богатым, жирным и волосатым,
Имел бы заначку, свою водокачку и писклявую бабу вместо дворовой собачки!
А так после ссоры жду под поваленным забором вызова к прокурору,
Ни шага влево, ни шага вправо, только молодая дева может пойти налево,
Нам же этого не дано, стучи до утра в домино, живи грешно, но не суй свиное рыло
И не овладевай силой тем, что забродило и к чужим берегам давно уже уплыло, а зачем?!
Всё – тлен, всё – суета! От винта, господа, мы эти земли покидаем навсегда! Нам здесь жизни нет,
Даже на приличный миньет бумажных рублей нет, в рот тебе на больной клык
С укоризной суют недоеденный шашлык,  сукой буду, врагов отчизны не забуду,
Быт опошлён, не работает закон, холоден дом, неуютно стало в нём!
Какой-то штопаный гандон  начал в чужом доме шмон, смутился глянцем нашей плоти,
Увидел прилежание в работе, а на обороте, как на крутом повороте или в солдатской роте,
Чья фантазия в полёте, тот из последних сил всю ночь орёт,
Как выживший из ума идиот, по дороге в ресторан,
Сделав шаг вперёд: «Пролетарии всех стран, наш капитан вдрызг пьян!
Он захмелел от брызг шампанского, не крымского, а итальянского!
Он крутил любовный роман с молодой янки, трахнул ту бабу по пьянке,
Вернулся домой с гулянки и решил, что вновь станет чёрнорабочим,
Он им был, между прочим, все мы дрочим иногда,
Когда официантка убирает за нами со стола, коль она местная звезда!
На мне гимнастёрка цвета хаки, слава богу, обошлось вчера без драки,
На плите огненная сковородка, на ней два яйца, во дворе слышен звон топора,
На столе бутылка водки, из тарелки торчит хвост атлантической селёдки,
Пора приступать, и вровень со временем шагать! Народ православный здесь главный,
У него в руках символ власти державной, но и его пронзила западная зараза,
Он уже не крестится три раза, смотрит на бабу и спереди, и сзади,
Ходит во фраке и белой накрахмаленной рубахе, ездит на Кадиллаке!
Чтобы как-то скрыть досаду, я не с ним рядышком присяду, 
Буду сзади наблюдать, как бабы будут крики издавать,
Им не привык на свою судьбу роптать!  Не всё для них пропало,
Хотя одеты, как попало, смутное время давно уже на Руси настало,
Заглушая местный саксофон, толпа издаёт жалобный крик, переходящий в стон!
Она учится изъясняться по латыни, забыв о своей гордыне,
И не вспомнив давнишние святыни, мать твою,
Неужто и я Западу такие же дифирамбы пою?
Когда-то и я был курносым, но не бегал в НКВД с доносом,
Дабы избежать серьёзных вопросов, иногда молодые бабы
Бегали к бате, он с ними что-то делал на маминой кровати!
Против природы не попишешь, не попрёшь? Что посеешь, то пожнёшь!
Нынешнюю молодежь стоячим членом не убьёшь, скроешь досаду,
Когда увидишь статную бабу, но с собою рядом, а стоящую раком в городском саду,
Где люди, словно в бреду топчут траву-лебеду! Хотя местная Мадонна не даёт без гондона.
Страсть любви бездонна, а женская плоть – неугомонна, душа эгоистична,
Природа – мать к оргазму не безразлична! Так природа захотела!
Почему? Не наше дело! Всему виной привычка, и жар в области яичка!
На хрена бабе лезть на стену и взбивать языком пену с мужского члена,
Не время и не час, жизнь на место сразу поставит нас, замедлит экстаз,
Ты будешь кончать через раз! Поднимешься с красными глазами,
Доходишь до сортира мелкими шажками, посмотришь на простор степной,
И тут же услышишь крик бабы за спиной: «Дорогой, любимый и родной,
Что будем делать со мной?» не кричать же: «Держите вора у соседского забора!»
Он избежит приговора суда, так было и будет всегда, Фемида закрыла глаза,
Давно молчат её уста! Жизнь пишется в кавычках, когда ты, оказавшись у чёрта на куличках,
По старой бандитской привычке входишь к бабе в дверь без отмычки, вместо неё
У тебя в штанах торчит огромное остриё,  им пока оно не издало тревожный зуммер,
Ты, как мужчина не умер, не порос густой травой образ твой, тебе не впервой
Шагать по многолюдной мостовой и тихой сапой оберегать собственный покой!
С меня хватит, ложь давно уже здесь не катит!

г  Ржищев
9 января 2020 г.
13:51