Ночной коп

— Алё, Старый, что делаешь?

— Пока на работе, до семи. Думаю поехать на ночной коп…

— Возьми меня с собой… А куда поедете?

— Вяткинское поле надо бы добить…

— Отлично! Ты только набери…

Красно-белой молнией опережая радиоволны звонка, двухцветная «Волга» надсадным рёвом возвестила о себе на фоне ровного гула современных шестицилиндровых аппаратов, безликой массой пролетающих вдоль моего окна, за которым широко раскинулось Ополье, а в его числе — и пыльное поле села Вяткино.

За вяткинским полем, у самого горизонта крохотной иглой в небеса вонзалась вышка сотовой связи — именно к ней сперва отправляется звонок, предназначенный мне.

Наш диалог уже совершил путешествие, куда наши бренные тела лишь намереваются попасть, заключенные в кузов русской машины, чей металл был добыт из недр земли, помимо плодородной силы жизни хранящей в себе и следы отжившего своё.

Древние монеты, советские крышки из-под пива, всякий хлам, обороненный рубахой-парнем, трактористом, пахавшим поле в «эпоху застоя» и нашедшим последний приют на сельском кладбище у трассы Р-72, пролегающей на Муром аж до Арзамаса.

— Алло, спускайся, мы подъехали.

— Выхожу…

Трое мужчин сошли с дороги в гудевшее ветром пространство распаханного поля. Поздний вечер уходящего лета. Уже темно и лишь тоненькая корка горизонта отсвечивает на контрасте с великим небом. С головой укутав нас лукаво блестящими звездами, ночное небо распаляет любопытство, что привело нас сюда, гораздо более непостижимой величиной, чем прошлое. Гляди! Вон по-хозяйски вальяжно разлеглась Большая Медведица, вот Марс багрянцем сверкает издали , а вот и Южный Крест…

— П…дабол, у нас его не видно!

— Факт, — заключает Старый, расчехляя камуфляжную сумку с прибором.

«Коп» — дело серьезное. Нельзя к нему приобщиться случайно. Ведь помимо сверхчувствительного металлоискателя и вкуса к победе, которую приносит удачная находка — первым делом следует озаботиться интересом к прошлому.
А точнее даже к Человеку. Не полюбишь людей — не полюбишь и «коп».

Ведь идя по полю, где пахал «рубаха-парень» тракторист, ныне лежащий на погосте у трассы; идя по полю где триста лет назад тянул тяжкую лямку безымянный крестьянин, рассыпавший из кошеля́ (кто знает, по пьянке или настигнутый грабителем) елизаветинский пятак — эквивалент поездки на такси в те поросшие бурьяном времена… Шагая по этому полю не можешь не думать — кто здесь ходил? Быть может тот, от кого родился Исаак, который породил Авраама, который породил Ивана и так далее до всех твоих друзей…

Сперва — полюби людей, потом полюбишь историю, которая есть лишь совокупность достижений и ошибок миллионов ушедших в землю, что мы самодовольно попираем, покуда Старый, наконец, собрал в единое целое металлоискатель и поймал первый сигнал, заведомо оказавшийся…

— Б…ть, пробка! Это же сколько можно было бухать?

Старый с явным неудовольствием отходит от старательно вскопанной Водителем Волги ямки, вместе с землей убирая в карман пробку от «Русской», дабы не засветилась в следующий раз. А приедем мы еще не раз, потому что…

Пронзительный сигнал металлоискателя раздался в ночной пустоте поля.

— Пуля!

— Дурак! Гильза это! 7.62…

— В 90-ые кого-то застрелили?

— Может от «мосинки»?...

Как бы то ни было, гильза бережно отправляется в карман.

Трое разных людей, неспешно, каждый своим шагом идут под неверным светом далеких звезд. Лишь наши глаза освещают нам путь. Блеклые фонари поселка, шум дороги да лай собак вдалеке — одно только это напоминает нам, что мы современные люди, живем в городе, работаем, принадлежим человечеству и планете Земля в этот конкретный час и никогда иначе. А это приобщение к головокружительным безднам прошлого — лишь до тех пор, пока нам не надоест.

Помимо ромашек, взошедших на взрыхленной наследником «рубахи парня» земле, каменистой, сложной на поступь, едва засеянной и потому невзрачной, но щедрой на находки…

— Стой! Вот это хороший сигнал! Дай лопату…

Водитель Волги торопливо вскапывает землю. Старый повёл прибором по едва заметной в темноте куче грунта, припадает на колено, судорожно хватается за комья земли, встряхивая их перед датчиком металлоискателя, выражая собой совершенное нетерпение, всегда скрываемое за дотошным изучением каждого квадратного метра вспаханной земли, которая, как женщина — сперва ожидает настойчивости, затем терпения и наконец разочаровывает нас обманом…

— Так, ладно, пошли дальше.

И мы идём. Упорные, сосредоточенные, жаждущие охотники за прошлым. Как и всякое занятие человека, «коп» это миниатюрная модель жизни, в которой действуют те же, порой абсурдные, порой справедливые законы Счастливого Шанса. Но дело здесь не только в азарте успешного поиска.

Соприкасаясь с прошлым в мелочах, слабо соотносимых с грозными историческими событиями и великими личностями; в вещах, принадлежавших простым людям, вроде медной узорной пряжки от ремня, начинаешь сильнее ценить и беречь настоящее. Ты видишь сколь мало остается от не вписавших себя в историю простых людей. Кем надо признать, мы в большинстве и являемся.

И мы хотим отыскать следы тех, кто ходил по земле до нас. Вы можете это представить на своем примере — допустим, рубль из кармана уронив. Чеканный, красивый и ровный; отбитый в 1997 году безвестным работником Гознака (по-нашему – монетного двора) в Москве. Пройдут века и кости того работника истлеют во мгле деревянного склепа, что сгниет в почве не оставив следа.

Но вдруг сигнал ловит отличный от мусора звук — и мы узнаём, что кто-то жил на этой земле вовсе не зря. И пускай задача этого человека была лишь мелочь обронить. Мы подберем её и через пропасть времени пожмем ему руку, помянем, молча гадая, как он её потерял. Утешься друг, все было не зря. Мы нашли твой след и помянули тебя. Такие же люди, как ты — с теми же заботами и надеждой на счастье.

— Братан, смотри какой сохран…

С многозначительным видом Старый протянул мне монету. Елизаветинский пятак. Надеюсь, бедный мужик или баба тогда не поплатились за пропажу побоями и бранью. То было 258 лет назад…

И тогда невозмутимое к этой пропаже, так и сейчас безучастное к этой находке ночное небо продолжает совершать свой неспешный круг, а мы идем дальше, вспять. По пути выпала зловещая монета — 20 копеек 1941 года. Страшный год, страшные судьбы.

— Давай-ка глянем, что у нас есть…, — Старый хмуро и напряженно всматривается в горсть, освещенную фонарем телефона, — Какая-то ху...а!

И мы продолжаем идти, затерявшись в ночи на старом вяткинском поле. Однажды оно показало свою баснословную щедрость, словно бы заманивая, и мы продолжаем приезжать сюда, даже ночью.

Как-то раз, не сейчас и не ночью — памятным весенним днем:

— Старый,Старый!!

— Что, ЧТО?!

— Ты посмотри…

Все замерли. Вооруженный лишь глазом Водитель Волги на недавно вспаханной борозде выудил монету… Петр Первый вроде.. Триста лет пролежала во мраке земли и вдруг свет солнца и кислород, памятуя законы периодической таблицы, вежливо её коснулись. И постепенно проступает… гурт, круглая чеканка, год. Монета, ждавшая нас в земле три столетия, поспешила представиться — 1717-ый и имя великого царя, что быть нам молодцами завещал.

Как и требует всякая находка, она была изучена молчаливо и внимательно, передаваемая из рук в руки. Каждый, разумеется, думал о своем. Один, согревая медную монету теплом своих рук, ощутил последний багряный звон церковных колоколов, переплавленных Петром на пушки и капиталы. Другой карябал пальцем вековую зелень, прикидывая, как будет очищать монету и определяя ей место в своей коллекции. Третий, прикоснувшись к ней последним, погрузился в себя, отдавшись бездумному течению времени, гипнотически олицетворяемому монетой.

Поле щедро к внимательным. Оказавшись здесь, увидев первые находки ты становишься внимательным и чутким. И это не специфический азарт коллекционера или кладоискателя.

Нет — стоит ощутить прикосновение времени не в стерильной отрешенности музейного экспоната, а в обыденности потерянного предмета, как все эти века со сверхсветовой скоростью рвутся к тебе и уносят за собой. Ты отрешаешься от своего жизненного промежутка, столь жалкого в сравнении с терпением лежащей в земле петровской монеты, что не может быть слов в лексиконе смертного, способных описать ощущение себя на отрезке между бесконечным прошлым (о котором мы хоть что-то можем узнать — аналитически и чувственно) и бесконечным будущим, которое пугает нас непостижимым танцем звездных систем в ночном небе.

Тем временем решили сворачиваться. Старый опустил руку с объявленной последней находкой в карман, брякнувший всем найденным за ночь металлом и начал собирать прибор. Многозначительно покашливая рядом, мы стряхивали пепел на холодавшем ветру. Едва мы погрузились в машину как выяснилось, что у «Волги» сел аккумулятор. С тревогой оставив ее бездыханной в поле, мы двинулись в сторону по-детски уютно освещенной остановки через шоссе. Угрюмо завывая, проносились мимо грузовики, спесиво шурша спешили в город легковушки… Сложно поймать попутку. Придется ждать такси и у нас есть время изучить находки, не рассмотренные как следует в темноте поля и наудачу взятые с собой.

И на сей раз поле, считавшееся «выбитым» (то есть на нем копали столько раз и столько людей, что вероятность интересной находки крайне мала) — преподнесло неожиданный сюрприз. Этой ночью безмолвные звезды лукаво подмигнули нам, так и не выдав тайну медной пуговицы с четко отчеканенным номером 93, некогда блестевшей на шинели Наполеоновского гвардейца в славный для него период 1807 — 1812 годов… Как она оказалась здесь, вдали от громких сражений, на захолустном вяткинском поле? Знали лишь звезды — немые свидетели, взволнованно, но все-таки безучастно взиравшие сверху.

Осень 2019 — весна 2020