Гомосексуальный роман. 31 часть

Я еще не успел открыть рот, как Тамара сказала:

– Я знаю.

Я так и остался с полуоткрытой челюстью.

– Что ты знаешь? – спросил я осторожно.

– Что мама жива, – сказала Тамара и опустила глаза.

“Я с ума с вами сойду, девчонки!” – подумал я про своих нелепых соседок.

Одна умирает, потом оживает, другая – все знает, и молчит.

“Ну, хорошо! Пожалуй, пора проветрить голову”, – подумал я и, извинившись перед Тамарой за “срочные дела”, вышел из дома, и направился быстрым шагом к метро.

Не знаю, смогли бы ли вы снова вернуться на улицу 8 Марта, дом 14, корпус 7?

Я смог.

Она открыла дверь так, как будто ждала моего появления.

Опять – никаких тебе ктотамов.

У меня с собой был мой любимый торт “Графские развалины”, бутылка дорогого красного сухого Каберне Совиньон, несколько ветвей винограда, два граната, красная соленая рыба, три банки икры…

Она легко и быстро накрыла на стол.

За столом на кухне сидел парень и равнодушно брынчал на гитаре.

Я считал Анитру безнадежно одинокой, и часто угрызался, что так ни разу не позвонил ей, не проведал.

Но наличие какого-то брынчащего существа, бесстрастно жующего сухарики с беконом, опровергало мои грустные подозрения.

Анитра представила нас друг другу.
– Игорь.

(“Как дядя Максима”, – подумал я.)

Но по виду и по существу это была полная противоположность Гарику. Гарик был прост. Игорь был сложен. Гарик был некрасив. Игорь был божественен. Это был ходячий (то есть в данном случае сидячий и брынчащий) Аполлон. В каждом движении была какая-то нераскрытая нега, которую хотелось бы, наверное, дораскрыть каждой женщине, какую он встречал на пути. Я как будто вжался, вмялся в табурет, на котором сидел. И, возможно, впервые в жизни меня глубоко напрягло присутствие явно более совершенного существа. Я никогда особо не задумывался и не комплексовал по поводу внешности. Но этот парень… Было в нем что-то такое… Какая-то порода… Или внутренний поэтический надлом… Он сражал… Сходу… И я очень не хотел, чтобы он когда-нибудь встретился с Тамарой… Меня как будто пронзило какое-то ревнивое предчувствие… И я практически с одного взгляда разглядел в нем того самого человека – иррационального до мозга костей, вызывающего прагматический мир на поединок – и бесспорно побеждающего в нем, при любых обстоятельствах и предпосылках…
У него слегка курчавились волосы, нос был удивительно правильно вырезан. Губы тонкие, чуть брезгливо искривлены. Глаза небольшие, но очень зоркие, и густые, даже пышные серые ресницы под изумительно тонкой линией бровей…
Он смотрел иронично, и, кажется, читал мои эмоции как книгу. Мне казалось, что он знает все о моих мыслях о нем.

Я сбросил неловкость, чуть тряхнув головой и по возможности нейтральным тоном спросил:

– Чем занимаетесь?

Он победно улыбнулся. А потом посерьезнел. И глубоким и низким баритоном, совершенно неожиданным для такой нежной наружности произнес:

– Тетя Анитра! Я побёг.

И вышел из кухни.

Анитра только кивнула ему. Провожать не пошла. Осталась со мной. Налила чай. Тот самый...

– Тетя Анитра…

Я улыбнулся. И посмотрел прямо в ее глубокие светло-зеленые глаза.

– Я жду ребенка.

Она внимательно посмотрела на меня. Это был взгляд Аиши! Нежный, внимательный, строгий... Ей-богу, у этих женщин все-таки было что-то общее! Я посмотрел на нее еще раз… И заплакал. Не подумайте, что я какой-то нытик. Но я снова плакал на плече у женщины с именем на букву “А”.

Боже, сколько пришлось пережить за последнее время.

Новости о Яннике подтачивали силы. Я и так стольких потерял… Мама выздоровела. Слава небу!

Слава Тамаре, девочке, которая исцелила мою мать неведомым образом, когда спела божественным сопрано у ее постели…

Потом я был с Тамарой… Потом Аиша разбилась… Потом ожила.

Как я объясню ей то положение, в котором находится ее дочь?

Она же четвертует меня на месте!

Я помню, как она предупреждающе-строго поглядывала на меня при каждом упоминании о красавице-дочке.

Что я мог поделать? Как и с ее отцом, это произошло не по моей воле. Я просто божился, что никогда не сделаю этого.

Но меня угораздило дать ей свои ключи. Она проникла в дом.

Она коварно соблазнила меня.

Я понимаю, эти слова были бы уместны, если бы речь шла об опытной женщине.

Однако, это была 15-летняя девственница, и я выходил полный козел.

Надо было думать о браке.

В апреле ей исполнится 16, и мы поженимся… Но Аиша…

Нет, не то, чтобы “лучше бы не выжила”, нет, конечно.

Но очень, очень боязно будет посмотреть ей в глаза.

Анитра засмеялась.

– Так ведь обычно женщины говорят.

– Анитра, это не смешно. Ей пятнадцать лет.

Продолжение следует...