Случай, вынудивший взять перо

Начав работать в судебно-медицинской экспертизе врачом, видимо, под впечатлением от дежурств ночным санитаром в морге, я ждал каких-то открытий или даже откровений. Когда ты действительно помогаешь раскрывать дела, наказывать преступников, видеть то, что не способны увидеть другие на месте происшествия... Вообще, подобные мысли мне совершенно не свойственны. И буквально через несколько месяцев я вернулся в свое привычное меланхоличное состояние.

Задумав этот проект, я решил, что хочу рассказать правду о том, как протекает работа в медико-криминалистической лаборатории. Тут нет той мрачной романтики, которая характерна для танатолога, человека, врача и судебно-медицинского эксперта, который производит аутопсию (вскрытие) трупа. Каждый день медицинского криминалиста связан с попыткой разобраться в деталях, в механизмах образования, в последовательности возникновения и идентификации.

Идентификация – это то, что отравляет нашу жизнь. Нет, найти неопровержимые доказательства возможности причинения подлинного повреждения представленным орудием – чувство, близкое к эйфории. Хотя когда я обдумывал предыдущее предложение, то хотел сказать – оргазм. Увы, это не он. И все портит твердолобость некоторых специалистов, которые назначают подобного рода исследования. А на их суждения влияют, к сожалению, не профессиональные книги и интернет-ресурсы, а популярные сериалы. И ответ на устный вопрос об идентификации конкретного орудия: «извините, на данном этапе развития науки и техники ответить на ваш вопрос просто-напросто невозможно» вызывает у них приступы агрессии и потоки обвинений в некомпетентности.


Рассказывать о технических моментах скучно. Интерес вызывают правдивые истории, в которых нет нудных объяснений. Сейчас я расскажу об одной из последних экспертиз, которая меня и натолкнула на мысль, что пора, Ванечка, снова браться за перо.
Знакомство с этим делом началось примерно за сутки до поступления трупа в морг и за трое до попадания объектов ко мне в работу. Воскресенье, я пришел в гости к своей хорошей подруге и прекрасному следователю полиции по совместительству. Мы пили чай, ели булочки и играли в «Heroes-3». Вдруг ей приходит сообщение в один из мессенджеров, она читает, бесшумно шевеля губами, хмурится и тихо произносит: «Артем*  говорит, что у них вроде убийство». Мы помолчали и продолжили играть. Через час приходит второе сообщение: «Подтвердилось». Стоит заметить, что с этим визитом связана другая история, основанная тоже на переписке в мессенджере, начавшаяся с отправленной мной фотографии картины на стене в кабинете. Чтобы не тратить время, но и не потерять историю, потому что другого, более подходящего, места в рассказе уже не будет, я приведу здесь часть диалога:
– Что за малая родина и отчий дом?
– Я в отделе полиции. Там на стене висит.
– Что ты там делаешь?
– Играю. В третьих героев.
– Ты пришел в отдел полиции поиграть? Я ЖЕ СПРАШИВАЛА ТЕБЯ ПРО ГЛУПОСТИ!
– Это не глупости.
– Это не глупости, это третьи герои? Ты пришел в отделение за другом и в ожидании играешь?
– Я не бухаю, не нарываюсь на неприятности. Я пришел в отделение к другу, и мы играем в героев.
– Ага. А если бухнешь и нарвешься на неприятности, то менты уже рядом? Ты ведь понимаешь, что глупости бухлом и дракой с охранником зоопарка не ограничиваются?
– Дежурство у человека. И лампа перегорела. Не может работать.
– Ппц. И кем же человек работает? Собирателем крупинок кокаина?

Примерно в этот момент беседы у меня началась истерика. Мой прекрасный друг и очень близкий человек, волею судьбы живущий примерно в 2300 км от меня, заботится обо мне и переживает куда сильнее, чем я сам переживаю о себе. Чтобы не усугублять (к тому же, к моменту окончания беседы подтвердилась информация об убийстве) я стал собираться домой и на выходе столкнулся с Артемом и одним из задержанных, которого как раз вели на допрос. К слову, задержанный потом стал свидетелем.

Замечу, убийство – событие не рядовое, за которым стоит довольно большой объем работы, который выполняют разного рода специалисты из разных ведомств.

Придя на работу в понедельник, мы все уже слышали про подгнивший труп малолетней девочки, которую приревновала к сожителю и убила собственная мать. Такие обстоятельства вызывают чувство отвращения даже у тертых жизнью сотрудников. Детоубийство – какая-то запредельная для понимания статья. Психически здоровый человек на это не способен. Не должен быть способен. Во вторник мне «расписали» (дали в работу) направление, в котором значился череп этой девочки и кожные лоскуты с ранами. Девочка оказалась 18-летней девушкой. С этого момента начнется то, что часто происходит в нашей жизни, – обстоятельства, которые преподносятся первыми, даже у нас, даже от сотрудников полиции или следственного комитета, очень часто не соответствуют действительности.

Специальными методами и растворами мы подготовили поступившие объекты к работе. На кожных лоскутах я обнаружил 14-ть (четырнадцать!) ран. Из-за гнилостных изменений только в одной ране отобразились признаки действия лезвия и пятки (носка) топора, а механизм образования остальных ран можно только предполагать. На черепе с нижней челюстью четыре повреждения – два рубленных, два от действия твердого тупого предмета.
Вы можете представить, как сильно нужно ненавидеть собственного ребенка, чтобы ударить его столько раз? Я – не могу. Я – социопат. Я всем своим знакомым сразу, прямо и откровенно говорю: «Не обессудьте, но я не люблю людей. Если я вам не пишу и не звоню, это значит лишь то, что я просто не хочу этого делать. Вы – можете». Но я не могу вообразить такую ненависть и какую-то иррациональную агрессию по отношению к любому другому человеку. Есть люди, которых я, откровенно говоря, терпеть не могу. Да и у каждого адекватного человека найдется парочка таких экземпляров. Но убить их я никогда не хотел, даже в мыслях. А тут ребенок. Собственный.

Дальше стало интереснее. Я созвонился со следователем. Тот обещал дать хоть какую-то информацию по делу, обещал перезвонить и пропал. Ну, дурное дело нехитрое, тем более канун Нового года. Я не стал его тревожить и узнал информацию другими путями. Естественно, согласно действующему законодательству я не могу собирать материалы для проведения экспертизы самостоятельно. Но этого и не требовалось, я хотел убедиться в правильности собственных суждений. Тут стоит сказать: лучше бы я этого не делал.

В день убийства мать девочки, двое ее сыновей и «знакомый» употребляли спиртное. Всего у «матери» пятеро детей. Трое детей от одного отца, которого она убила какое-то время назад и даже вроде бы понесла наказание. Где были четвертый и пятый «ребенок» мне узнать не удалось, впрочем, я особо и не интересовался. По рассказу одного из сыновей, мать сказала, что пойдет убьет дочь. По какой-то только ей ведомой причине. Она регулярно ее била. Девочка была психически не здорова, нуждалась в уходе, не могла себя обслуживать, а для пьющего родителя это, видимо, непосильная ноша. А до совершеннолетия девочка была в специализированном интернате. Сыновья видели, как мать бьет дочь какой-то палкой. На вопрос следователя: «Почему вы ничего не сделали?!» один из сыновей ответил: «Ну она, эта, всегда ее ****** (бьет)». Когда братья проведали сестру, она «хрипела», и, якобы, хотели вызвать скорую помощь, но мать сказала: «Я когда вашего отца завалила, он также хрипел, это агония, пойду добью» и ушла к дочери с топором. «Знакомый» спрятал топор в другой области, а когда к нему приехали, отдал со словами: «Знал, что вы ко мне приедете, потому его схоронил, чтобы потом вам отдать, потому что я ни при чем».

Я слушал эту историю из первых уст, первого эшелона оперативно-розыскной работы. Уголовное дело еще не в суде, но будет там в ближайшие месяцы. А согласно нашему пресловутому законодательству я не могу это рассказывать до суда. Но здесь нет ни имен, ни фамилий, ни даже региона, потому рискну. Я слушал историю, понимая, что, отдав столько лет судебке, в 2019 году было 13-ть лет, как я впервые пересек порог морга и устроился сторожем, меня не перестает разочаровывать и подавлять темная сторона человеческой сущности. Забавно, что первый раз в слове «сущность» я сделал ошибку, написав его через «ч», что, наверное, более точно отобразило бы суть. Еще я хотел сказать, что раз медицинские криминалисты сидят в лаборатории, то не видят той грязи, которую видят вскрывающие эксперты... Это не так. Я начал это осознавать через несколько лет работы врачом. Когда танатолог уже отошел от работы с трупом шестилетнего ребенка, я отработал с кожными лоскутами с ранами от двух трупов детей, а спустя полтора месяца мне доставили одежду по девочке и ее сестре-близняшке с более чем 30-ю колото-резаными повреждениями. И еще три недели я смотрел на фотографии убитых отцом девочек, описывал малюсенькую хлопчатобумажную одежду с неимоверным количеством дырочек, соотносил их с ранами на миниатюрных телах и отождествлял с представленным ножом. И делал это фактически впустую, потому что убийца повесился сразу после совершения этого кошмара. Но это, как водится, совершенно другая история, которую я расскажу в следующий раз.

--------------
* Имена персонажей изменены.