Памяти Володи Тарасова

Нет, не могу не высказаться, не могу … Чем выдавать отрывки, в беседах пьяных, или когда за душу задевает, лучше взять и опустошить душу. Взять и опустошить её до самого дна. Чтоб легче было уходить, без груза …

Володя, Володя, Володька Тарасов …  Почему мне не даёшь покоя, приходишь, стоишь перед глазами и не уходишь ? Может правда душа твоя мается и ни к кому не вошла. Кто их там распределяет ?

Скорее всего в этом времени, в этом, по крайней мере, поколении, точно не войдёт.

Ты стержень, с чертами не дешёвого человека. А сейчас найди таких… Кто их зачинать-то будет ? Дешёвки, стремящиеся к деньгам ?

Хотя нет, иногда приглядываюсь, есть кому зачинать, точно есть. На них сейчас смотрят всё больше со стороны. Как на наивных дурачков, которые временны. Нет ребятки, они не временны, они личности, потому, что никому не в угоду. Потому, что ни под кого не стелятся – живут не по законам грёбаным, а по СО-ВЕС-ТИ.

Я помню тебя не многословным, но с очень внимательным, испытующим взглядом. Такие взгляда не отводят, пока не убедятся кто ты. Если дешёвка, взгляд изменится на презрительно-насмешливый, чуть свысока. Если личность, характер – во взгляде появится интерес и уважение. Вот о таком взгляде от него я мечтал, но, к сожалению не был личностью-характером, вот и не удостоился.

Хотя, когда на траве под липой, напротив твоего дома, лёжа отжимал штангу, которую ты нам – пацанам вынес, этот взгляд был. Был потому, что я её жал не ещё слабой тогда мускулатурой, а ВОЛЕЙ. И мне кажется, мог бы жать бесконечно, если бы не постеснялся твоего внимания.

Ты был, наверное, чуть выше среднего роста, как скрученная верёвка из мускулов.

«Володь, покажи КРЕСТ», и ты, с голым торсом, смуглокожий, с сигаретой «Прима» в губах, здесь же, на самодельных кольцах делал КРЕСТ. Сходу, просто так …  Здорово. Восторг и уважение.

Там, за штакетником твоего забора, в саду, лежала доска на полене, где Славка Лобик качал с гантелями грудь. Ты, с кем то, из таких же для нас кумиров, в свободной беседе занимался с боксёрскими перчатками. Когда на крыльцо выходила мама, она просто и очень смиренно-заботливо спрашивала: «Вова, тебе овсянки ?» И ты, очень уважительно, с пониманием заботы о себе, отвечал: «Да мам, но только немножко», показывая на пальцах. Всё, больше ни-че-го. С кем ты занимаешься,почему именно такое занятие в 70-х, ведь ты недавно вернулся … Вернулся из колонии.
 
Однажды, Поляк, восхищаясь твоими мускулами, мимо ходом сказал, что ты по малолетке, тукнул милиционера в челюсть, а тот неудачно упал головой о рельсу. И всё – срок.

Видел я тогда приблатнённых, да и блатных тоже … Но ты, небо и земля.

Никогда в тебе не было распущенности. Всегда подтянут, аккуратен, собран, с достоинством. Никаких наглых взглядов, фикс и сплёвываний, задирок и прочей грязи. У тебя даже не было кликухи, ты был Володька Тарасов. Все в Жуковке тебя знали, молчаливо уважали, боялись связываться и не обсуждали.

Никогда бы не подумал, что ты сидел, если бы Поляк не проговорился.

Вон, Тима с Больничной, выходя с похмелья из дома, на ворчливость матери отвечал угрозами и хамством. А между тобой и мамой, всегда уважение, в том числе, мимоходом. Никогда с твоего двора не была слышно криков, ругани, суеты. Но, когда проходишь мимо, идёшь тихо, внимательно и искоса поглядывая на дом – уважение.

Был иногда свидетелем, когда достаточно твоего присутствия, и на танцплощадке все жались по бокам. Ты же, не спеша и достойно, один, прохаживался в средине, поглядывая на девушек. На твой внимательный и не вызывающий взгляд, они отвечали осторожными и уважительными улыбками. Мне казалось, не ты их выбирал, а они молча были рады предложить тебе своё внимание. Володька Тарасов …

Там, за забором танцплощадки блатнёж мела клешами дорожки, задиралась в кустах, кидала непристойности девчатам … Блатнёж, которая не имела понятия, что такое ЗОНА. А ты, побывавший там не по мелочёвке, был с иголочки, да ещё и при галстуке. С газовой косыночкой в руках. И, если было нужно её передать, каждый из нас, младших тебя на 4 и больше лет, следили за каждым твоим движением, чтобы наперегонки отнести косынку куда ты скажешь.

Городок не большой, вечером Парк – особая жизнь. Подведение итогов по задиркам, неприязненным отношениям, знакомств, выпивок, драк и любви.

Драки не будет, если Володька Тарасов не даст на это добро. Даже тем, кто его здоровее и старше. Нет и всё – расходись шобла.

А в системе надо было не только жить, но и зарабатывать по законам, прописанным той действительностью.               

       Ты не вор и грабежами не занимаешься. Хотя, как я недавно узнал от Бушуя, кандидат в мастера спорта по лёгкой атлетике – здоровье позволяло.

Пошёл не за большими деньгами, а просто устроиться в нашу среднюю школу учителем физкультуры.

Но, не взяли - судим.

Система не обратила внимания на твой выбор заработка – учить ребятишек вести здоровый, достойный образ жизни. Система нуждалась в правильных комсомольцах, строящих светлое будущее – КОММУНИЗМ.

Переживал ? Конечно переживал, мы это видели. Но, снёс достойно, мы не слышали от тебя укоров и обид, не видели ухода в водку.

Поддерживал форму, учил нас, дворовых пацанов, набираться здоровья, осаживал блатных беспредельщиков в городе. Вообщем жил достойно.

Я не знаю почему тебя не стало видно в городе. Но, когда я заканчивал 9-й класс, нашего Володьку Тарасова в возрасте 21-го года привезли домой на Весенний переулок в цинковом гробу.

Поляк рассказал, что в Ташкенте, на углу балкона высотного жилого дома, ты, на спор, делал стойку на руках. Что дальше произошло, мы так и не узнали. Толи ты не удержался, толи тебя нечаянно или умышленно толкнули (вероятнее всего последнее), но не удержался и упал вниз – погиб.

А те комсомольцы и прочие идейные послушники продолжали строить светлое будущее. В кого многие из них превратились закалившись во лжи ? Каких вершин достигли ? Чем кончили ? Кого использовали в качестве пушечного мяса ?

В одном уверен – ты не верил в фальш того времени. Смог остаться достойным человеком в трудной жизненной ситуации, и ушёл незаметно, но достойно, достойно для нас – знавших тебя в 70-х.

Володька Тарасов …  Лежишь не на лживой кладбищенской «Рублёвке», строивших сначала светлое будущее, а затем урвавших свои куски от недостроенного. А в средине кладбищенского соснового бора, где также уютно, как когда то на густо заросшем зеленью переулке, соответствовавшим своему названию – Весенний.