И сказал Бог да соберется вода, которая под небом,

Для корабля, не знающего конечную
цель, ни один ветер не будет попутным
Сенека



« …И сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в одно место…»

ГЛАВА ПЕРВАЯ
КАЮТ КОМПАНИЯ

Вздымаются волны как горы
И к тверди возносятся звездной,
И с ужасом падают взоры
В мгновенно разрытые бездны.

Писатель Алексей Константинович Толстой никогда не был моряком и никогда не выходил в океан, но в его поэзии есть чуткое понимание морской стихии. Трудно определить, где он написал эти слова.
Вспомнил свои школьные годы, нашу классную «даму» Веру Ильиничну, читавшую нам стихи Толстого, спустился в кают-компанию, где судовая библиотека, но там не нашел ничего о поэте. Много книг на английском, описание жизни и плаваний известных капитанов прошлых столетий. Есть повес- твование о морском разбое адмиралов-пиратов Дрейка и Моргана, о путешествии Чарльза Дарвина на «Бигле», бунт на «Баунти».Автобиография русского капитана и мореплавателя Д.А.Лухманова. Лоции и справочники по всем портам мира. Астрономический справочник. Нет ни одной художественной книги. Нет книг о писателях или политиках. Увы, маленькая библиотека подобрана в точном соответствии с запросами читателей. Матросы, мотористы, стюарды говорят только по-испански, некоторые и по-английски даже читать не умеют. Штурмана и механики хорошо знают английский, но читают книги только о море. На все остальное не оставляют время. В море им приходится читать лоции и справочники, заполняя время между вахтами. На судне по-русски читают только я и судовой доктор Игорь Ратовский. В библиотеке есть полное собрание писателя-мариниста и моего друга Виктора Конецкого, а также "Капитан Невельской" Николая Задорнова.
Атлантика после захода солнца быстро чернеет. Под покровом наступающей темноты океан становится мрачным и угрожающим и даже у моряков это вызывает страх и желание просто закрыться в своей каюте, где тепло и светло, и мрачная стихия кажется не такой уж страшной, тем более, что после ночи наступит день, и снова ласковые волны будут плескаться под голубым небом.
                Черная тропическая ночь и полный штиль, даже тихий плеск воды у борта не доносится в кают-компанию. Она служит офицерам не только столовой, но и салоном для отдыха. Ноги неслышно ступают по высокому ковру. Он заглушает шум моря и свист ветра, создает уют. На противоположной переборке большая репродукция "Чесменский бой" Ивана Айвазовского, написанная русским художником в 1848 году.
                Полированный стол двумя стальными ножками привинчен к палубе. Вдоль кромки стола идет невысокий бордюр, чтобы во время шторма тарелки с супом не скользили на палубу. С одной стороны стола, вдоль больших овальных иллюминаторов, уютно темнеет длинный высокий диван. С другой стороны стола, укрепленные к палубе десять винтовых кресел.Занавеси на иллюминаторах приоткрыты, сквозь толстые стекла в кают-компанию проникает бронзовый луч луны и отблеск тысячи звезд на черном небе.

ГЛАВА ВТОРАЯ
СОН НА ВАХТЕ

                Ровно в полночь сменилась вахта в машине и на мостике. Много лет назад, после окончания судомеханического факультета Одесского мореход -ного училища им.А.И.Маринеско, я работал мотористом первого класса (набирал плавательский ценз, дающий право получения рабочего диплома судового механика) на пассажирском лайнере «Алупка» Черноморского морского пароходства. Стоял «собачью» вахту в машине с полуночи до четырех утра и, как говорят - ни в одном глазу.Только один раз "глаз" подвел за всю мою морскую карьеру, я уснул , будучи на вахте. "Алупка" ,согласно расписанию движения пассажирских судов по Крымско-Кавказской линии, сутки стояла у причала порта Евпатория пока туристы нежились на замечательных песчаных пляжах. В это время, в кинотеатрах города, впервые в СССР, шел новый американский классический вестерн Джона Стерджеса "Великолепная семерка" с выдающимися мировыми киноактерами Юлом Бриннером, Стивом Маккуином,Чарлзом Бронсоном и другими.
 
Я вместо того, чтобы поспать между вахтами, три раза в течении дня и до поздна смотрел этот фильм. Заступив в полночь, еле сдерживал сон, и не сдержал, к трем ночи я спал, расположившись на бухте пожарных шлангов. Вскочил от звука аварийной сирены, которую включил "дед". У него в каюте должна ночевать его евпаторийская подруга и он перед сном , решил показать ей свое "заведование". Они вместе спустились в машинное отделение и обнаружили меня спящего. Вскочив, как ошпаренный, я метался от двигателя к двигателю. Слава Богу, все механизмы были в порядке, все системы работали надежно. Запомнил только смех подруги "деда". Сейчас, годы дают себя знать: теперь ночью работа не спорится, глаза слипаются, просятся на отдых . В эту ночь мне было не до сна. Так бывает всегда, когда мы покидаем воды Америки перед длинным рейсом в Атлантическом океане.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ДУГА БОЛЬШОГО КРУГА

                Груженная «Тандора» выходит в море, курсом на восток, к берегам Средиземного моря. Две недели мы будем в одиночестве пересекать Атлантику южным путем. Северный путь или «Большая дуга» начинается от Панамского перешейка, пересекает Карибское море, у Кубы резко поворачивает на северо-восток, к северной части Атлантического океана, проходит чуть севернее Бермудских островов, милях в двухстах южнее Ньюфаундленада идет на восток, к проливу Ламанш. Большая дуга - это главный морской путь, связывающий Центральную и Северную Америку с Европой. По нему проходит основная масса грузовых и пассажирских судов.
              Конечно, это увеличивает опасность столкновения в тумане, если откажет радар, однако гарантирует помощь в случае аварии. Южный путь идет прямой линией от Панамы к Гибралтару, примерно в пределах 15-20 градусов северной широты. За две недели перехода здесь не встретишь ни одного судна, не увидишь ни дымка, ни паруса, и только за двое суток до подхода к Гиблартару из синевы моря вырастает скалистый зеленый португальский остров Мадейра, известный всему миру своим вином.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
БЕРМУДЫ

                В моей морской жизни тоже были реалии, связанные с "Бермудским треугольником" . Исчезновение новозеландского грузо-
вого судна "Бена" не стало исключением в гибели многих других судов и самолетов в этом районе - "Бена" просто исчезла. Очередная тайна. Судно вышело из Южной Америки от берегов Рио-де-Жанейро в сторону Канады. Ни следов, ни обломков, ни тел ничего. На борту было 26 человек интернациональной команды. Об этом эпизоде я совершенно случайно и с отчаянием узнал.На "Бене" работал механиком мой сокурсник по мореходному училищу Слава Телегузов и мне пришлось участвовать в оказании помощи его жене Нине в поисках хоть какой-нибудь ясности о случившемся. Последнее сообщение о судне поступило в районе Барбадоса. И все, никаких сигналов бедствия. Несколько лет назад, недалеко от Майями в 300 миль от берега были обнаружены останки неизвестного судна. По данным гидролокаторов судно сопоставимо с "Беной". Сообщений о катастрофах в районе, где нашли ее, не было."Бермудский треугольник" обычно проглатывает свои жертвы целиком, обломки катастроф большая редкость. Под водой все очень быстро зарастает кораллами, и корабли становятся не похожими на себя, их трудно опознать. Вдоль американского восточного побережья течет Гольфстрим. Течение Гольфстрим - это мощная река, которая ничего не оставляет на месте затопления. Поэтому исследование обнаруженных возможных останков "Бены" и их идентификация представляют особый интерес, в том числе у меня и всей семьи Славы.               
                Накануне вечером, когда справа по борту, за горизонтом, еще полы- хали огни реклам в Майями, я распорядился, чтобы «маркони» еще раз прове- рил всю аппаратуру и аварийные шлюпочные передатчики. В случае аварии никто нас может и не услышать, но передатчик должен быть в абсолютной готовности и должен работать безотказно. Радиус действия его не превышает сто миль, океанские суда на этом пути встречаются редко, но всегда есть надежда, что сигнал о помощи может услышать случайная подводная лодка или рейсовый самолет, пересекающий Атлантику между двумя континентами.


ГЛАВА ПЯТАЯ
АТЛАНТИКА

                О глубинах океана нам известно чуть ли не меньше, чем о далеких космических объектах. Хотя с помощью специальной аппаратуры удается заглянуть даже в самые глубокие океанические впадины. Говорить, что мы знакомы с глубоководной жизнью, все равно что, выхватив лучом фонарика пару предметов в темноте, утверждать, что обследовали погруженный во тьму дом. Пуэрто - Рико - глубокая впадина Атлантики, расположенная на границе Карибского моря и океана. Остров Пуэрто-Рико находится непосредственно с юга от впадины. Длина желоба составляет 1754 км, ширина около 97 км, наибольшая глубина составляет 8380 м, что является максимальной глубиной Атлантического океана. Глубоководные обитатели океана настолько малочисленны и разрежены, что там хищники редко встречают жертву. На глубине остро стоит проблема питания. Самый популярный способ ее решения - увеличение пасти и желудка. При наличии огромной пасти можно схватить любую добычу, на которую повезло натолкнуться, а имея вместительный хорошо растягивающийся желудок, можно поместить туда эту добычу и долго ее переваривать, пока не повезет натолкнуться на очередную жертву. В полной темноте хищнику трудно определить размер намеченной жертвы, поэтому охотники здесь зачастую мельче добычи. Здесь происходит состязание не в силе и даже не в ловкости, а в том, кто кого первым заметит или почувствует. Кто первый заметит, тот и проглотит. К такой жизни прекрасно приспособлены хиазмоды, которым больше подходит русский вариант названия - живоглоты. Эти небольшие рыбы (до 15 см) могут проглотить 30-сантиметровую рыбу и поместить ее в свой растягивающийся, как воздушный шарик, желудок.Ниже всех в этом подводном царстве сидят спруты, присосавшись к заросшим зеленым мхом скалам, распустив щупальца, ждут свою жертву. Ни одной рыбе не вырваться из мертвой хватки спрута. Его мощные щупальца прочно удерживают жертву, пока он сотнями сосков высасывает из нее кровь и соки.
                Этот хищник-кровосос создан природой и имеет право на жизнь, царствуя на дне морском. На одном уровне с ним темнеют лишь останки затонувших железных судов. Деревянные корабли иногда не опускаются до самого дна, навек повисают в толще воды, где давление превышает удельный вес дерева, не дает ему опускаться ниже определенной глубины.Однако, кашалот, могучий, зубатый кит, часто покидает поверхность моря, где ему определено царствовать самой Природой, ныряет на большую глубину, чтобы полакомиться нежным мясом спрута. Когда эти два гиганта встречаются в бою, он всегда кончается смертельным исходом, как бой гладиаторов в древнем Риме. Обычно побеждает кашалот и минут через двадцать подводного боя с шумом выходит на поверхность, оставляя за собой кровавый след из разорванных щупалец спрута.Кашалот намного меньше голубого кита, который считается самым крупным морским млекопитающим, но мощные челюсти кашалота почти половину длины его сигарообразного тела, и по их внутренней части идут два ряда белых острых зубов, перед которыми бессилен весь остальной живой мир моря. Природа будто специально создала кашалота для защиты остальных пород китов от касаток, хищной породы дельфинов, которые нападают на огромного, но беззащитного «усатого» кита. Ударом хвоста голубой кит может прогнуть стальную обшивку судна, но бессилен против касаток, которые как южноамериканские пираньи, нападают целой стаей. Любые зубы бессильны против толстой скользкой кожи кита, под которой лежит защитный слой жира, но касатки на большой скорости начинают носиться вокруг него, острыми плавниками, как ножом, на куски кромсают беззащитного гиганта. Ему приходится нырять на большую глубину, чтобы избавиться от преследователей. Но если рядом идет стая кашалотов, касатки держаться на почтительном расстоянии, и голубой кит спокойно плывет своим курсом. Это знают китобои всех стран, и по пути прохождения кашалотов находят стада промысловых китов.

ГЛАВА ШЕСТАЯ
БУНТ НА БАУНТИ

                Взял с полки книжку в потертом черном переплете, по которому едва угадывались потемневшие от времени тесненные английские буквы «Бунт на Баунти». Многопушечный английский корабль времен парусного флота стоит на якоре у берегов тропического острова, матросы с мрачными злыми лицами наблюдают с палубы, как их бывший капитан Блай с несколькими оставшимися верными ему людьми отходят от борта в шлюпке, на  средине которой чернеет бочонок с водой.Этого бочонка воды и скудного запаса провизии капитану Блаю хватило на несколько недель плавания по штормовому Индийскому океану. У берегов Индии шлюпку подобрало другое английское судно и доставило людей в Англию. Матросы «Баунти» хотели повесить капитана за неоправданную жестокость, и только вмешательство старшего офицера спасло жизнь этому простолюдину, который был отличным моряком и капитаном, но не ценил жизни и личного достоинства своих подчиненных.Впоследствии старший офицер привел «Баунти» в Лондон и предстал перед судом Адмиралтейства.   
Адмиралы оправдали капитана Блая, но двери английского света для него закрылись навсегда. «Вы отличный моряк, вы это доказали», - сказал ему после суда один из адмиралов, - но пожать вам руку? Нет!» После этого случая Адмиралтейство приняло меры к тому, чтобы простолюдины, дослужившиеся до высоких постов, обязательно получали соответствующее образование и светские манеры, которые давали морским командирам необходимые навыки строгости и гуманности – основы дисциплины и могущества английского флота в течении столетий. Я долго всматривался в волевое лицо Блая, во весь рост,  из шлюпки грозящего кулаком своей бывшей команде.
                Оставив включенной лампу под светло-зеленым абажуром задернул шторы на иллюминаторах, по двум трапам поднялся в рулевую рубку. В рубке было темно, но можно различить фигуру матроса за штурвалом, перед которым слегка отсвечивали цифры и деления картушки ходового гирокомпаса. Картушка показывала курс 180 градусов – «Тандора» шла прямо на юг, к проливу Ветров между Кубой и Гаити.
                В углу рубки в темноте светился огонек сигареты. Я осторожно подошел, стал рядом. Глаза постепенно привыкали к темноте. Второй помощник (секонд) Амахано Васко де ла Клюз, с филиппинского острова Лузон, был высокого роста и глазами, в которых всегда светился огонек доброжелательности. Он  кивнул на мое приветствие, снова уставился  в окно, за которым мирно дышал океан. Барометр показывал высокое давление, сводка погоды предсказывала штиль на последующие трое суток, с правой стороны рубки едва светлел экран радара, на котором не было ни одной лишней точки – впереди лежало мирное чистое море, без штормов, без встречных судов или рифов. Такое безмятежное море бывает только на юге летом, когда осень еще не наступила, и можно не опасаться ураганов.Амахано был неплохим штурманом, отлично знал судно и навигацию, хорошо говорил по-английски.
               Большую часть моей жизни занимает работа и книги - я торопился использовать свободное время в море, чтобы читать то, что еще не читал и написать то, что долгие годы лежало в сейфе и на берегу, в виде дневников, черновиков и набросков из прошлого.


ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ГРЕК КАНЗАРОС

              Ранее, капитаном «Тандоры» был грек, Македон Канзарос . Он пришел на «Тандору» пять лет назад. Вообще, он старый моряк и в море работал почти двадцать лет. Ежегодно он  возвращался домой в Афины, где его жена владела небольшой туристической фирмой с известным названием «Кон-Тики». Море морем, а деньги нужно делать на берегу, такое решение Канзарос  принял несколько лет назад. Он неплохо наладил дело. Туристы из одряхлевшей и денежной Европы вереницей тянулись через «Кони-Тики» к берегам вечно юной безденежной Греции, оставляя на столе его маленькой конторы стопки зеленых баксов, чтобы глянуть на останки каменных колонн Акрополя и хоть на пару дней приобщиться к этой древней культуре и подышать одним воздухом с потомками Аристотеля, Архимеда, марафонских бегунов, Александра Македонского и воинственной Спарты.
                В душе Канзароса внезапно вспыхнул малый Олимпийский огонь предков – его потянуло в море, на зыбкую палубу, снова вдохнуть соленого морского бриза, на время оставить дела на ответственность жены. Кроме этих лирических порывов, в душе его нашлось место для чисто практических соображений : нужно было сделать несколько рейсов, скопить еще денег на «черный» день, на  тот случай, если интерес к Древней Греции у туристов ослабнет, и его «Конт-Тики» пойдет к финансовому дну.
                Как и все искатели финансовых приключений, он отправился  в Австралию, где доллары валяются на улице, нужно только уметь их находить и подбирать. Ни одного доллара или цента на улицах Брисбена он не нашел, а в судоходных компаниях не торопились открывать сейфы перед владельцем туристической фирмы с морским дипломом и солидным стажем капитана. После нескольких неудач, он принял предложение компании, которой принадлежит «Тандора», с радостью вылетел в Гальвестон, на берегу Мексиканского залива, чтобы сменить капитана, уходящего в отпуск на два месяца, и сделать несколько коротких рейсов между банановыми республиками Центральной Америки и портами США.
                Через несколько дней после выхода из Гальвестона, по пути в Нью-Йорк, Канзарос понял, что допустил ошибку ; компания платила «ничтожную» зарплату в две тысячи долларов в месяц. Стоило ли связывать себя зарплатой, принимать на плечи ответственность за судно на целых два месяца! Лучше было просто вернуться домой. Но отступать было поздно. Просто бросить судно в Нью-Йорке он не решился, а директор компании за три дня стоянки не смог найти ему замену, но обещал прислать нового капитана к приходу «Тандоры» в порт погрузки в Колумбии. Он проклял себя за такую поспешность, возненавидел «Тандору» и ее команду, до прихода в Нью-Йорк не выходил из своей каюты и только ночью вышагивал нервно по спардеку, один под черным небом, считая минуты и часы этого неприятного рейса. В Нью-Йорке он обошел несколько судоходных фирм и нашел, что искал. Крупная компания предложила ему место лоцмана для проводки танкеров и грузовых судов в Порт оф-Спейн, главному порту Тринидада, с зарплатой 5 тысяч долларов в месяц. По договоренности с фирмой, он должен был покинуть судно в Колумбии и вылететь к новому месту работы. В глазах Канзароса теперь светились огоньки радости, но время тянулось мучительно медленно. Через сутки после выхода из Нью-Йорка он дал две радиограммы директору нашей фирмы с просьбой прислать ему замену в порту  погрузки, так как дома его ждет больная жена и попросил «маркони» дважды в день прослушивать радиостанцию в Чеземе, штат Массачусетс, с которой суда нашей фирмы обычно связь не поддерживают. Так я сменил Канзароса в порту Санта-Марта.
                Было уже четыре утра. Оранжевый шар солнца наполовину вышел из воды, его яркие теплые лучи заполнили этот голубой мир, предвещая жаркий день. «Тандора» со скоростью 18 миль в час уходила на юг, вдоль островов Багамского архипелага. Далеко справа по борту остался большой остров Андрос, в часа два ночи прошли тропик Рака, на 23-м градусе северной широты. Слева по борту прямо из воды зеленеют группы мелких островов. На желтых полосках пляжей кое-где поднимаются к небу многоэтажные ажурные балконы роскошных отелей. Через несколько часов эти отели растают за горизонтом и справа по ходу судна появится Куба, миль двадцать левее, по другую сторону пролива, будет виден гористый берег острова Испаньола, на котором расположены  Гаити и Доминиканская Республика.
                Остров Испаньола входит в состав  Больших Антильских островов, которые каждую осень принимают на себя первыми удар очередного урагана, всегда идущего с юго-востока, примерно с 10-й параллели, севернее экватора и немного восточнее побережья Венесуэлы. Ураган всегда сначала всей яростью обрушивается на острова Тринидад, Барбадос, Мартиник, Пуэрто Рико, Испаньолу, Ямайку, частично потрошит Кубу и через Мексиканский залив уходит на север, в южные штаты США.
                Природа равномерно распределяет добро и зло. На северных широтах дуют холодные ветры, с туманом и дождем, неделями бушуют штормы, отправляют на дно тех мореплавателей, которые слишком уверены в себе, пренебрегают законами моря. Это своего рода «естественный отбор» - настоящие моряки дружат с морем, уважают его неписанные законы, без излишнего риска и аварий плавают десятки лет, возвращаются в родной порт, где, к старости, каждого из них ждет семья.
                Люди, которые попадают на море случайно, без знания дела и без любви к океану, долго не живут, им приходится либо отправляться на дно, либо, если повезет, уходить на берег. Капитан Смит, который в 1912 году командовал «Титаником», был опытным моряком, но стал жертвой тщеславия, поддавшись уговорам владельцев : продемонстрировать всему миру «непотопляемость» «Титаника». Он не взял на борт комплект красных аварийных ракет и пренебрег просьбой старшего офицера сбавить ход, так как за несколько часов до столкновения с айсбергом температура резко упала, что обычно происходит возле крупных льдин. На полном ходу «Титаник» зацепил кромку огромной льдины и распорол днище на несколько десятков метров. Заделать такую пробоину в море нельзя. Пришлось спускать на воду шлюпки, чтобы спасти хоть часть людей, и пускать в небо разноцветные « праздничные» ракеты. Проходившие мимо грузовые суда могли бы спасти всех пассажиров, если бы в небо поднялись аварийные красные ракеты. В то время еще не все суда были оснащены радиостанциями, и только через несколько часов к месту аварии прибыли несколько судов, которые смогли принять переданный «Титаником» сигнал СОС. Капитан Смит предпочел отправиться на дно вместе с «Титаником».
                Такие столкновения бывают только в северных водах. В тропиках нет айсбергов и штормовые ветры редко тревожат мореплавателей.  Почти 8 месяцев в году здесь царит тишина, океанские корабли плывут почти по зеркальной поверхности моря, застывшего под тропическим солнцем, вдоль берегов сотни рыбачьих шхун ведут свой промысел, десятки тысяч туристов из стран Северной Америки и Европы заполняют золотые пляжи, а жители этих тропических архипелагов собирают дары моря и леса, безмятежно живут под покровительством щедрой и ласковой природы.
                Но хорошее и плохое всегда идут рядом. Осенью, с августа по сентябрь,  над этим тропическим раем один за другим идут ураганы топят в море корабли и джонки, вырывают с корнем деревья, разрушают шаткие жилища, гонят морскую воду на поля и сады, потом уходят на северо-запад, оставляя за собой разрушения и жертвы, чтобы напомнить людям, что они лишь часть этой всемогущей Природы.
             Следующие три дня «Тандора» скользила по стеклянному морю, застывшему под жарким голубым небом, без ветра и без единого облачка. Стоял мертвый штиль. Марк Твен когда-то попал на паруснике в такой штиль и потом писал, что через неделю стоянки в открытом море, на глубине трех километров, наконец, подул ветер, наполнил паруса, но корабль не двигался с места. Оказалось, что за эти семь дней между днищем корабля и морским дном вырос столб ракушек, и корабль сидел на этом коралловом столбе. Конечно, воображение у Твена было богатое, но что бы он написал в таком рейсе, когда «только море да небо вокруг»?
             Машина работает, вращает винт, который оставляет за кормой ровный след , под линейку «сексота», специального прибора в штурманской рубке, отмечающего на подвижной бумажной ленте ровность хода судна, оставляет прямую как стрела линию – поставленный на автоматическую регулировку штурвал сам направляет судно, и один вахтенный матрос лениво дымит сигаретой на мостике, прячась от солнца за высоким фальшбортом, а второй работает на палубе, где остальные матросы, во главе с боцманом, ручными и автоматическими молотками сбивают толстый слой ржавчины и красят палубу, переборки и стрелы, чтобы к приходу в Европу не ударить лицом в грязь.
              Дневная жара, ночная тишь под звездным небом и спящий вокруг океан подействовали на моего старпома. Он больше не морочил мне голову, работает молча, нервно поглядывая на сверкающее под солнцем море, без единого дымка и паруса.
              В тот же вечер, после вечерней зарядки, я зашел в штурманскую рубку, чтобы глянуть на карту Атлантического океана, по которой штурмана карандашом отмечали отрезки пути, уже пройденные и те, еще ждали нас на этой длинной параллели между Америкой и Европой. Днем мы оставили позади Антильские острова и вышли в океан. В штурманской рубке был старпом, а в рулевой рубке у окна нес вахту третий помощник капитана филиппинец Энрико Ома. Он уже взял место судна по звездам, нанес на карту курс на следующие два часа, сказал рулевому матросу каким курсом вести «Тандору» и терерь просто стоял у окна, глядя в ночь. Глаза у Энрико были как у кошки – он хорошо видел в темноте. Работал я с ним уже несколько месяцев. Ему 25 лет, из них почти 13 лет он провел в море. Сначала на рыбачьих кавасаки, с отцом и двумя другими рыбаками, они уходили за тысячи миль от дома, к берегам Японии, благополучно возвращались домой сквозь штиль и шторм. Это были потомственные моряки, и море было для них вторым домом. Энрико неплохо знал навигацию и никогда не получал замечаний со стороны капитанов.            
            
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
АКУЛЫ

                На пятые сутки, где-то на полпути к центру океана, мы вошли в зону настоящего морского царства. С утра стая мелких и крупных акул, как и подобает хищникам и попрошайкам, просто шла за нами, за кормой, подбирая из воды остатки с камбуза, которые кандей (помощник кока) выбрасывал из высокой пластмассовой бочки. Бочка стояла на корме, у наклонного деревянного желоба. Акулы плывут за  «Тандорой» в ожидании пищи и знают, что если терпеливо ждать, то на этом железном чудовище появится какое-то странное  существо и сбросит в воду пищу. Повинуясь этому прочному условному рефлексу, многочисленное акулье семейство уже четыре часа следует за кормой судна. Иногда стая , теряя терпение  и быстра обгоняло  «Тандору», но снова возвращалась к корме.
        В час дня, после обеда, на корме появился кандей (помощник кока) Матильде Санчес, высокий, мускулистый парень в белоснежном халате на голое тело. Из под кромки халата свисала бахрома старых шортов, сделанных из джинсов.
            - Эй, хищники, обедать пора, - он весело крикнул акулам, устанавливая на наклонный желоб бочку с объедками. Стая мгновенно кинулась к корме, каким-то чудом избегая ударов стального винта, вращающегося со скоростью сто оборотов в минуту. У акул отличная система акустики и ориентации. Матильде наклонил бочку, в воду полетели кости, куски мяса, хлеба, остатки супа и других яств. Несколько секунд под кормой вода кишела акульими телами. При распределении пищи все роли в семействе смешались и каждый нырял под другого за своим куском.
              - Смотрите, как воду очистили! – восхищенно сказал Матильде, кивая на акул, которые снова шли за кормой несколькими ровными рядами. Обед закончен, теперь нужно ждать ужина. Но ужинать им не пришлось.
                Я смотрел на акул с кормы, потом обернулся на голоса: на главной палубе собрались все свободные от вахт матросы, стюарды и мотористы, что-то шумно обсуждали по-испански, показывая руками на юго-запад. Милях в двух справа по  корме вода кипела от всплесков. Огромное стадо дельфинов двигалось к судну, обтекая его с обеих сторон со стороны кормы. Акулы мигом исчезли, встреча с дельфинами не предвещала им ничего хорошего. У самой кормы дельфины разделились, тройка  их, как серые торпеды, стремительно пошла вдоль левого борта, другие три – с правого. На большой, совершенно одинаковой скорости, как эскадрилья реактивных самолетов, они миновали судно, снова образовали шестерку и быстро пошли обратно, навстречу стаду. Это бала разведка, которая очистила море от акул и сообщила стаду, что можно следовать дальше – инстинкт безошибочно подсказал этим хозяевам океана, что железное чудовище с его шумом, запахами нефти и малой скоростью опасности не представляет.
                Еще через несколько минут мы оказались в центре «кипящей» воды. Сотни длинных сигарообразных тел, едва различимых в зеленой воде, зажав в средине стаи детенышей, степенно обтекали «Тандору» с обеих сторон. Дельфины – фактические хозяева океана, они никогда не попрошайничают  за кормой и относятся к человеку дружелюбно. Каждую секунду они совершали акробатические прыжки в воздух, описав дугу, с шумом плюхались в воду, хороводами носились друг за другом, увиливая и ныряя под других дельфинов.
                Все они следовали за своим вожаком в направлении, известном только им. Огромное семейство пересекает океан и не выходя на поверхность отлично видели судно, слышали шум машины и крики матросов. Метров десясь вокруг судна пространство оставалось чистым – дельфины будто специально обтекали этот участок. Несколько десятков носились вокруг «Тандоры», ныряя с одного борта , в одиночку и группами, как на спортивных стартах, одновременно вылетая из воды с другого борта, поднимая фонтаны брызг, прыгали в воздухе друг через друга, как артисты цирка, будто стремились продемонстрировать людям свою силу, ловкость и скорость. Полчаса так стадо замедлило ход, чтобы позабавиться возле «Тандоры»,  потом, как по команде, увеличили скорость и в течение пяти минут скрылись впереди за горизонтом, оставив в полном конфузе судно с ее скоростью в 18 миль в час.
                Когда желтый шар солнца медленно опускался в воду, у борта неожиданно появились киты. Как небольшие плавучие островки, они степенно шли рядом с судном, с шумом выпуская струи воды высоко вверх. И только в сумерках они скрылись из вида. Вахтенный матрос на правом крыле крикнул:
              - Вижу яхту!
                Я поднялся на мостик, скомандовал: Стоп машина! Задним ходом подошли к яхте. Маленькое  суденышко, наполовину заполнено водой выглядывало  из моря. Яхта была пуста, планки, на которых когда-то было выведено название, были выломаны.И теперь трудно узнать судьбу этого судна. Я дал полный ход, моряки сдернули береты…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ПРОИСШЕСТВИЕ В ОКЕАНЕ

           Но в этот день наши приключения не закончились на встрече с китами. Около семи вечера, когда старпом готовился сдавать вахту, слева по борту на горизонте появился дымок и через полчаса можно было в бинокль видеть промысловое судно. Оно быстро шло на юго-восток, пересекая наш курс. Я различил русский флаг.Многие моряки столпились у левого борта. Русское судно быстро приближалось к нам под углом 45 градусов. Название прочесть  нельзя было. Это было обычнй БМРТ .Судя по курсу в 120 градусов, судно шло от берегов Канады или США, направляясь в порты Африки или в Индийский океан, вокруг оконечности Южной Африки и мыса Доброй Надежды.Я видел, как расстояние между «Тандорой» и русскими быстро сокращалось. Согласно всех Правил расхождения судов в море, поскольку «Тандора» шла впереди, то русское судно для обгона было обязано изменить курс, взять вправо, обойти нас с кормы и спокойно продолжать свой путь на юго-восток. Однако русский капитан предпочел не менять курса и вел свое судно прямо к «Тандоре». Я понял, что оставшиеся триста метров через минуту превратятся в тридцать метров, когда будет поздно менять курс, и русские с полного хода врежется в левый борт «Тандоры». Шум на палубе среди команды усилился – все поняли опасность. От напряжения сжал руки в кулаки, считая секунды до столкновения, искоса глядя на бледное лицо вахтенного помощника. Он стоял в рулевой рубке возле меня, глядя на приближающийся стремительно силуэт немигающими глазами, как загипнотизированный. Я вскочил в рубку, молча схватил штурвал из рук рулевого матроса, крутнул вправо.
                - Право на борт! – рявкнул старпом, будто очнувшись от сна, все еще не спуская глаз с судна, которое полным ходом  шло совсем рядом – были видны огни и лица людей. Матрос остервенело крутил вправо штурвал, почти вырвав его из моих рук. «Тандора», обладавшая отличной маневренностью, буквально «стоя на пятке», покатила вправо, и через десять секунд оба судна шли параллельным курсом на расстоянии примерно пятидесяти метров друг от друга. Я вытер холодный пот со лба. «Тандора», сделав спасительный поворот за несколько секунд до столкновения, уходила вправо, разворачиваясь кормой  к русскому судну, которое продолжало идти прежним курсом.
                - Карамба! – хрипло сказал старпом, впервые за эту роковую минуту оглянувшись на все еще бледного матроса на руле и не обращая внимания на меня.               
                - Русский капитан просто лихач и трудно сказать какой он мореход. Он рисковал жизнью своей команды, не нужно было с ним связываться. Зачем вы рисковали нашим судном, он мог нас расколоть пополам? Вам жить надоело? – я посмотрел Стиву прямо в глаза.
                - Он нарушил морские правила! – пробормотал старпом, дрожащими пальцами сунул в рот сигарету, отсутствующим взглядом смотрел в темноту, вслед главному виновнику происшествия, который светил огнями слева по носу от нас, исчезая в ночном тумане.
                - Этот русский капитан, видимо, еще молодой, решил не уступать австралийцу, а вы решили не уступать русскому. С такими моряками живыми до порта не доберешься! – я ушел из рулевой рубки, не оглянувшись. Минуту назад еще раз убедился, что такое настоящий опыт в море и спокойствие. Когда оставались секунды до аварии, я сделал именно то, что нужно было сделать : не тратя секунд на команды старпому и рулевому матросу, сам крутнул штурвал  вправо, предоставив рулевому закончить поворот, удивительная выдержка. Я знаю много капитанов, и любой из них, в такой обстановке, обложил бы этого вахтенного помощника десятиэтажным матом и вообще  отстранил бы от управления судном. А я промолчал.
                Начинался серый туман. В пять утра мы приняли сводку погоды от станции Портисхед,  возле Бристоля, в юго-западной части Англии. Эта станция обслуживает тысячи английских и иностранных судов по всему миру и дает прогноз погоды по восточной части Атлантического океана, между 35 меридианом, который почти посредине пересекает океан с севера на юг, и побережьем Европы. Я взял бинокль и вышел на крыло мостика. С северо-запада дул сильный холодный ветер, с каждой минутой все выше поднимая белые шапки пены, швырял брызги на палубу. Небо было затянуто серыми облаками, из которых до самой воды опускалась пелена тумана,  смешанного с миллионами брызг. В нескольких милях справа по носу медленно вырастали крутые берега острова, поросшего густым зеленым лесом. Остров быстро приближался, можно было различить в бинокль раскинутые среди леса белоснежные дворцы и поселки маленьких белых домишек. Там сейчас дул свежий морской ветер и шла привычная жизнь земли, а здесь быстро нарастал шторм баллов на десять, который двигался с севера-запада на юго-восток широким фронтом, охватывая акваторию почти в шестьсот миль. Этот шторм будет последующие три дня двигаться в том же направлении со скоростью 15 миль в час, значит до самого Гибралтара «Тандоре» придется черпать воду бортом, качаться и скрипеть заклепками, греметь кастрюлями на камбузе, а ветер в мачтах будет насвистывать свою вечную песню о могучей стихии, играющей человеком и его современными кораблями так же, как и тысячу лет назад.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ШТОРМ

                Я спустился в салон. Было уже около восьми утра. Штурмана и механики торопливо завтракали, обменивались шутками по адресу стюардов, которым в шторм приходилось буквально исполнять «танец живота», чтобы по наклонной палубе, все время ускользающей из-под ног, благополучно донести поднос от камбуза к столу.Кресла были привинчены к палубе, стол был застелен мокрой скатертью, чтобы тарелки и стаканы меньше скользили при крене, и по кромке стола стюарды подняли специальный вмонтированный бордюр, высотой около двух дюймов. Все равно, когда судно кренилось свыше 30 градусов, приходилось хватать тарелку с кашей, изогнувшись в кресле, чтобы как-то сохранять вертикальное положение, отправлять ложку каши в рот быстро, чтобы не попасть ложкой себе в щеку или нос.
                Наш стюард Родольфо Миранда на миг застыл в дверях камбуза с большим подносом апельсинов, выжидая, когда «Тандора» закончит свой крен на левый борт, на миг остановится, прежде чем начать обратный полет, в вертикальное положение и снова крен на правый борт почти до 40 градусов. Как жонглер цирка, улыбаясь во весь рот своему необычному занятию, Родольфо быстрой танцующей походкой двинулся к столу, изящно удерживая поднос на пальцах правой руки. «Тандора» совершила свой привычный цикл, слевого борта на правый, но тут природа где-то допустила отклонение от ритма, «девятый» вал неожиданно ударил в левый борт и повалил судно. Этот вал спутал все математические расчеты Родольфо. Он успел изумленно глянуть себе под ноги, на палубу, которая летела совсем не в том направлении, на которое он рассчитывал, и в следующую секунду, потеряв всякое представление о законах тяготения и равновесия, издал удивленный крик и улетел с апельсинами в самый угол салона, заклинившись под небольшим столиком для игры в шахматы. Несколько секунд из-под стола лишь чернели длинные ноги Родольфо в джинсах и сандалях на босу ногу, между которыми, как желтые бильярдные шары, скопились апельсины в ожидании следующего наклона.
                - Сто чертей и одна ведьма ! – бормотал Родольф под хохот всего салона, на карачках вылезая из-под стола. Мы выбрались из своих привинченных кресел, чтобы помочь ему собрать апельсины. Только Клюз остался в кресле, с аппетитом уплетая вторую порцию сладкой рисовой каши с молоком.На рассвете тринадцатых суток мы подошли к Гибралтарскому проливу. Шел дождь. Я смотрел в бинокль на скалистый  левый берег пролива. На этом берегу, примерно в трех милях от «Тандоры» была Испания. Далеко справа, у самого горизонта, едва угадывается пологий африканский берег Гибралтарского пролива, и тысячью огней мерцал большой порт Танжер.
Высоко над морем, на вершине утеса мигал огонек на белой башне маяка, а внизу, у подножья утеса грохотал штормовой прибой, посылая пенные валы почти до самой башни. О пенном прибое у скал красиво сказал И.А.Бунин в стихотворении «Северное море»:
Холодный ветер, резкий и упорный,
Кидает нас , и тяжело грести;
Но не могу я взоров отвести
От бурных волн, от их пучины черной.
Они кипят, бушуют и гудят
В ухабах их, меж зыбкими горами,
Качают чайки острыми крылами
И с воплями над бездною скользят
И ветер вторит диким завываньем
Их жалобным, но радостным стенаньям
Потяжелее выбирает вал,
Напрягши грудь, на нем взметает пену,
И бьет ее о каменную стену
В ухабах их, меж зыбкими горами,
Поросших мхом неприступных скал.
              Бунин очень верно передал могущество морской стихии. Нам тоже «тяжело грести», скорей бы уж берег, чтобы отдохнуть от зыбких гор, от «воплей» чаек и не слышать грохота вала с гранит прибрежных скал.