Сборник рассказов об истории

Содержание
-Рассказ легионера
-Митридат и яд
-Понтиус и его ночи
-Тема репрессий
-День третьего октября 1993 года
__________________________________________


Рассказ легионера

После захвата Сиракуз город был отдан, как водится, на разграбление, и железная дисциплина римских легионеров временно ослабела. Парни потно занялись барахлом и, по праву сильного,   долгожданными утехами плоти.

…Марк вернулся в лагерь поздно, когда темнело. Он устало опустился на землю и тыльной стороной ладони вытер со лба пот.

«Навоевался?» — с усмешкой спросил его Кай, худой и веселый пьяница, похожий на плохо обструганный шест для  крепления вороньих пугал. — «Давай выпьем за победу, дарованную нам Юпитером! Попробуй-ка этого трофейного фалернского!»

«Он не боялся меня!» — прохрипел Марк, не слушая товарища. «Меня, самого Марка Туллия!»

Кай лукаво ухмыльнулся:
«Говоришь, не боялся? Не верю! Ведь ты самый лихой рубака Четвертого легиона, грозный Марк Туллий, по кличке „Мясник“, разрубающий всадника вместе с лошадью одним ударом меча. Только сумасшедший мог не испугаться такого титана! Не хотел бы я быть на  месте твоего противника! Выпьем, Марк, за твою доблесть, за грозную славу римского оружия!»

«Постой, Кай. Ты все про свое. Выпить еще успеем. Лучше послушай меня!
Я увидел его на Земле вечной войны, Встретил в  городе, где камни кричали от боли, где скалы стонали,  и плакало море!

В пылающем аду, этот человек спокойно чертил острой палочкой какую-то фигуру, не знаю, как ее назвать, ведь  я ничему не учился: у родителей не было ни денег,  ни умных рабов-греков, ни даже желания учить  сорванца Марка называть вещи их настоящими именами!

Я сразу догадался, что это он! Архимед!

Тот самый ученый, утопивший наш непобедимый флот! Враг. Полубог с тощей шеей, слабыми ручонками, седыми курчавыми волосами, печальным взглядом больного старика. Тебе знаком этот взгляд, Кай? Глаза потерявшего что-то или забывшего нечто важное старого человека?»

Марк вдруг ударил по земле огромным кулаком. Облачко пыли подпрыгнуло и  тут же стало невидимым, словно растаяло в темнеющем воздухе.

Марк продолжал: «Ненавижу греков, этих бородатых извращенцев, слабых и лукавых, как женщины!  Они верят в силу ума. Они не верят в правоту  меча. О, изнеженные выродки!

У мира, Кай,  только два пути: Путь Греции, либо Путь Рима. Будущее не за греками, а за нами, сильными, безжалостными, упорными! Будущее за нашей силой, а не за лукавой мудростью "хитроумных Одиссеев".

Но почему, почему он не боялся меня, Кай? Видел бы ты, как склонился он над своим чертежом, загораживая его телом, как мать ребенка!

Жалкий червяк!
Я всегда презирал слабых. Всю жизнь  упражнял физическую силу: хотел быть мощнее слона, быстрее змеи; хотел говорить с этим проклятым миром на единственном понятном ему языке, на языке насилия!

Но почему, почему старик оказался смелее меня?
Кай, старина!
Я не хотел его убивать…
Я не мог его не убить!

Когда я поднял руку с мечом, он даже не пошевелился, не моргнул,  не вздрогнул, даже не закрыл голову руками. О, если бы я умел останавливать занесенный для смертоносного удара меч! Но моя рука…  "В деле" ее не остановить!
.
Архимед упал с разрубленной головой, упал не  назад, как полагалось, а вперед, словно шагнув на меня.
Дай вина, Кай. Я сегодня — Везувий и Этна! Горю, как вулкан!»

«Горишь, Марк? Да ты весь дрожишь, как в лихорадке. Что с тобой сделал проклятый старик? Ну, выпей, выпей, легче станет! Сколько лет служим вместе, а я и не знал, что ты философ. Успокойся!»

Марк выпил все, что плескалось и булькало  в кувшине, провел  правой рукой по губам и продолжал:

«Мы свяжем мир плотной паутиной нашего Закона. Мы приучим непокорные народы к покорности: закуем,  стянем их сталью наших легионов, обездвижим нашей несгибаемой волей, купим их вождей и героев, приучим их клевать просо из наших рук!

Мы установим на земле Общий Порядок, выгодный нам.
Всех и каждого заставим работать на себя!
Нам будут принадлежать их мысли и сердца, их земли,  воды и воздух!
Их женщины будут рожать нам воинов, непобедимых солдат империи Вечного Рима».

«Все правильно, Марк! Все верно!» — кивнул головой Кай. Потом лицо его помрачнело, он опустил голову и тихо сказал:
«Все это так, только сдается мне, что ты тоже скоро умрешь. Как тот старик!

И знаешь почему? Мне вдруг вспомнился Тит из Второй когорты! Помнишь Тита? Как-то вечером он тоже вдруг разговорился, как раз накануне битвы, а наутро, когда мы громили галлов, стрела пробила ему горло. Словно бы, чудак,  наговориться хотел перед смертью!
А? Каково!»

Кай  выпил снова,   и грустное выражение растаяло на его длинном худом лице, как одинокое облако над голубым заливом. Он расхохотался, и все  тело его затряслось от искреннего, неудержимого, детского смеха. 

Кай не умел долго грустить. Ему было радостно, что стрела порвала горло не ему, а Титу, и что среди разгромленных галлов тоже были неплохие воины…


Митридат и яд

Митридат, царь Понтийский, сумел стать  самой большой угрозой Римской Республике  после  Ганнибала и Пирра!

Митридат, царь Понтийский, знал, что живет в мире опасностей, что Рим никому не прощает угроз и собственного страха, поэтому  с самого  детства приучал себя к ядам, принимая их в малых дозах, чтобы не быть отравленным.

Когда Империя приперла его к последней стенке, и он решил уйти из жизни, тогда ему, первым делом, пришел в голову самый простой способ: принять яд. Несколько лет уже прошло с тех пор, как он забросил "тренировки".  Быть может, отрава все-таки подействует? Разрушит сразу и тело, и отчаявшийся дух!

Митридат принял сильный яд, лег на землю и стал ждать... Вся жизнь пронеслась перед ним: стремительная  конница летела во фланг врагу; сто тысяч забот  ложились на его сильные плечи; он вспоминал обо всем, и годы толпились во дворе, как толпа слуг; и грезы о своей собственной великой империи от края до края; и позор бегства; и ненужная жестокость к родственникам отчаявшегося, потерявшего последнюю надежду безумца, — все пролетело мимо него,  все ожило и растаяло перед его очами!

А яд все не действовал. Только скучная  изжога, как после слишком жирной баранины, лишь пошлая резь в желудке вместо спасительной смерти!
Он хотел стать властелином суши и морей… —
И  не смог даже убить себя, потому что когда-то слишком сильно хотел жить!

"Придется просить о помощи!
Молить слуг о последней милости!
Как не хочется этого унижения в таком интимном деле, как уход из жизни!
Остались ли еще у меня верные рабы с тяжелыми мечами и  мощными руками?
Ну, пусть хотя бы один, один единственный,  преданный мне человек?!
Ну, пускай не с мечом, а с кинжалом!"

Митридат! Митридат! 
Ты перехитрил самого себя!
Впрочем, у хитрых —
Так,
Почти всегда,
И бывает!!!


Понтиус и его ночи

Жарко. Уже жарко, несмотря на ранний час!
Поэтому и работаю по ночам, а сплю утром, то сидя, то стоя...
Хочется крикнуть кому-то,  имеющему полномочия решать и менять:
"Отдаю тебе проклятую эту провинцию с ее чертовой жарой и тяжелым населением за несколько часов полноценного сна!" 

Бессонница, как излишек вина, попавшего в желудок, притупляет и сглаживает мысли и делает реальность медленной, спокойной и  одноцветно плоской.
Ну, все. Пора остановиться, а то я опять встану на неблагодарный путь жалобных восклицаний,  принятия скорбных поз и заламывания  рук. Я иду по моей дороге и сворачивать с нее не собираюсь, хотя бы потому только, что свернуть некуда.

Пока глаза не сомкнул сон, и усталые мысли в голове лениво шевелят подрезанными крыльями,  я хочу рассказать тебе в качестве примера и подтверждения вышесказанного — о событиях минувшей ночи.
Всего только одной-единственной ночи из жизни прокуратора Иудеи.

Во-первых, и в самых главных, мы, наконец-то, задержали смутьяна по имени Назарянин.  Долго следили за ним мои люди.  Среди  таскающихся за ним по всей Иудее бездельников было немало моих информаторов. Среди лучших его учеников  находились мои глаза и уши.

Здесь, пожалуй,  будет уместно порассуждать об особенностях евреев. Не хочу утверждать  неверные или сомнительные вещи: судить о народе по его отдельным представителям, — это то же самое, что делать выводы о вечности, анализируя ее мгновения. Но вечность отличается от минут  хотя бы тем, что ее "немного" больше! У ней  есть  свой смысл и содержание, которых совершенно лишены отдельные мгновения. Поэтому  скажу лишь о том, что  бросается в глаза,  кажется заметным, характерным или забавным!

Прежде всего, евреям  свойственны: бесспорная живость ума, его растормошенность, если можно так выразиться. Склонность к комбинациям;  гибкость при реагировании на внешнее давление.
Это именно то, чего так не хватает нам, римлянам. Но мы, надменные повелители мира,  не способны учиться у варваров! Увы!  Наша гордыня неизлечима!

Тебя интересует их отношение к военной службе?  Ну, что ж, могу сказать, что в случае крайней необходимости, они могут быть храбрыми воинами.
В мирное время предпочитают торговлю.

Что еще можно добавить… В них уживаются противоречивые чувства и наклонности. Например, практичность и жизнелюбие с  мрачноватым мистицизмом и твердолобой верностью своим обрядам…

Так вот, Назарянин   воплотил все в себе и многократно усилил, располагая неким набором уникальных  способностей, противоречивые черты характера своих сородичей!  Неудивительно, что небольшая группа евреев уверовала в него как в Мессию, прихода которого они  ждут вот уже несколько веков!

Понятно, что Назарянин не мог не вызвать ревность, зависть, опасения хранителей традиционной веры. А мне лично этот человек, скорее, симпатичен. Если бы только он умел следить за словами! Но сдержанность и лаконичность, видимо, не относятся к числу его добродетелей!  Иногда он говорит невозможные, недопустимые вещи, которые можно истолковать как  замаскированный  вызов государственному устройству и верховной власти Рима.

Прошедшей ночью пришлось наложить на него руки. Это было нетрудно! Благодаря моему агенту Иуде, мы знали все о каждом его шаге!

Иуда  был моим лучшим шпионом.  Сегодня ночью сектанты его удавили. Разумеется, не просто так, а  "с любовью"!  Черт бы их драл! Но лазутчик мой  и сам виноват:  монеты  надо было прятать подальше, а не звенеть ими перед наиболее беспринципными еврейками этого безнадежно забытого богами поселения! 

А знаешь,  мне жаль Иуду!  Юноша мог бы еще хорошо послужить Великому Риму, занять важные посты в жреческой иерархии… Мы обязательно  толкнули бы его на самый верх…
Да что там… Что теперь!..  Секты не прощают предательства! 
Не уберегли!

Сегодня будет суд. Ничего интересного. Все предопределено и известно заранее: Назарянин будет распят.
Рим отмщен.
Конкуренты по вере —  довольны.

Пройдут годы, пролетят века.  История сочинит миф. Секта, быть может, станет новой церковью, научится сотрудничать с властями, станет служить Сильным так, как это делают сегодняшние   фарисеи..

А нас не будет… .  Не останется совсем, ни одного (всего-то через сто лет!) свидетеля, чтобы развеять тени, пролить свет, подтвердить или опровергнуть сказанное и написанное!

Мы живем в сиянии, блеске и величии зияющей пустоты!
Что напридумают о  нас наши  потомки  в сияющем для них
и темном для нас Далеке?!

Все. Иду  спать. Глаза слипаются. Устал…
Можешь себе представить, как мне надоела административная маета!
Слишком мало воды в Иудее! Чересчур много проблем! 
Вот уснуть бы и проснуться  в зеленом поместье в благословенных краях —
где-нибудь в Лузитании, Аквитании или на берегах Тибра!

Напиши о вакансиях, которые открываются в Риме и в союзных нам городах!
До следующего письма. 
Помнящий тебя друг Понтиус.


Тема репрессий

Сегодня я хотел бы обсудить с тобой трудную для обсуждения и  очень важную для всех нас тему ""сталинских" репрессий".   

Тема репрессий стала рычагом, вернее, Дубиной Истории. Именно ею воспользовались  предатели и слабоумные, чтобы погубить Нашу Страну, в которой триста миллионов человек мирно жили и трудились для Жизни, а не денег безумной похоти ради,  без войны, постепенно улучшая  "условия человеческого существования", и даже без угрозы Большой войны, потому что слишком могучая сила была накоплена нами, чтобы кто-нибудь хотя бы попытался полезть на рожон!!! Невозможно это было ни справа, ни слева, ни спереди, ни сзади!

Да, не забудем еще и  сотни миллионов братьев и сестер из Союзных нашей Стране  государств! Все они потом, за редким исключением, были уничтожены  все той же "дубиной".

Как же мы должны относиться к "репрессиям тридцатых годов" сегодня, на холодную голову, вооруженные горьким опытом катастрофы?  — Так, как относятся к трагедиям, которые нельзя было избежать, предотвратить — к землетрясению, например.
_____________

Представим себя на минутку на месте высшего руководства Советского Союза в предвоенные годы!

Страна на пороге войны. Мы "пробежали" сто лет за десять лет, но все-таки продолжаем отставать от фашистской  Европы по многим важным позициям. Почти нет современных танков, самолетов, некоторых видов артиллерии и стрелкового оружия. Еще очень низок уровень подготовки наших военных. 

А главное, у нас крайне сложный,  как по составу, так  и по сути народ.  Глава нацистской разведки Вальтер фон Шелленберг писал в книге воспоминаний, что его центры принимали из Советского Союза  тысячи сообщений от радиостанций  шпионской агентуры от Владивостока до Риги.

Нужно ли было что-то делать с предателями, продажными шкурами, профессиональными разведчиками противника — в преддверии  неминуемой  войны, вполне себе ветхозаветного по жестокости похода "на Восток";  кровавой бойни, до полного нашего  уничтожения, которая могла  начаться в любой момент?

Слабоумные махнули бы на все рукой, ведь главное, "душу свою спасти" и позаботиться о наполнении любимой банковской карты, а остальное гори синим  и всех цветов пламенем, не так ли?!
Но не таков был Сталин. Выявление, изоляция и ликвидация агентурной сети были Абсолютно Необходимы накануне Мировой войны. Это нужно было делать! И мы  пока еще есть только потому, что это Стали Делать!
____________


И тут начинается рассказ о трагедии оговоров и лживых доносов. По очень разным бытовым причинам пошла с горы лавина в сотни тысяч заявлений: очень надо было освободить комнату в коммунальной квартире; избавиться от соперника в борьбе за женщину; наказать профессора, который поставил четверку вместо пятерки;  подсидеть начальника и занять его место; устранить конкурента в науке.  Писатели, говорят, особенно "отличились"! Ну, что же:  на то они и писатели, люди с "фантазией", чтобы писать, куда следует!

Сорвалась с вершины и покатилась лавина доносов,  захлестнув по самое горло "административные органы", как это тогда называлось: ведь приходилось проверять каждый "сигнал"!  Многое тогда зависело от порядочности каждого конкретного следователя, прокурора, партийного работника. К сожалению, нашлись любители фабриковать дела, — тоже во имя собственных бытовых, карьерных и очень личных интересов.

Клеветники с одной стороны, карьеристы с другой  запустили "каток"  и поехали на нем кататься. Нужна была голова и воля Сталина, чтобы суметь остановить Ужасное. И он сделал это:  многие  невинные вышли на свободу. Среди них были генералы, будущие Полководцы Победы,  Рокоссовский, Мерецков, Горбатов и другие.

А "пятая колонна"?
Она была уничтожена.

Когда бывшего американского посла Дейвиса спросили, почему в руководстве СССР нет германских агентов в отличие от всех других стран мира, включая США, — он сказал суровую правду:
"Они были расстреляны в Тридцать Восьмом".

И через восемьдесят лет после тех событий я не могу найти, не вижу способа избежать  трагических обстоятельств. Люди попали в ловушку войны! В капкан подлости "народа вырода", которого, к несчастью, было и остается довольно много.  Только к "послужному списку"  подонков и мрази приходится теперь  добавить еще и убийство Советского Союза и   нескончаемый вопль убийц  Нашей Страны о "сталинских репрессиях". 

Почему враги наших детей говорят о "сталинских"  репрессиях, но молчат о сталинской реабилитации 39-41 годов, когда на свободы вышел каждый третий заключенный, когда было пересмотрено около миллиона дел, а фальсификаторы были сурово наказаны?

"Надменные потомки" доносчиков-клеветников  и фабрикантов дел говорят только то, что им выгодно.  Все по тем же "бытовым" житейским причинам. Фальсификаторы не умеют не лгать, делая сегодня именно то, чем занимались их деды в 1937  году.
_____________


Итак, подведем итог.
1. Слово "репрессии" можно перевести как "подавление". Страны, отказавшиеся от подавления фашистов и их подельников, были захвачены этими последними  (Испания, Португалия, Италия, Франция, Бельгия, Румыния, Венгрия, Греция,  далее  см. карту Европы!).

2. Незаконные репрессии не были "сталинскими". Это был всплеск тяжелого "народного" хвоста, тени,  массы анти-народа (я люблю слово "народ",  и не хочу его пачкать, и ищу какие-то другие слова: подонков справедливей называть анти-народом, народом-выродом, если угодно!).

3. Фоновый шум о "репрессиях" приводит к не различению нами добра и зла, к оправданию "под шумок" реальных предателей, шпионов, полицаев, палачей, расстреливавших пленных красноармейцев из пулеметов за тридцать оккупационных марок в месяц, "генералов" Власовых, актеров Блюменталь-Тамариных, чья вина доказана в суде и очевидна!

…Неужели деятели, беспрестанно поджигающие бикфордов шнур темы "репрессий", не понимают, что оскорбляют память невинных, случайно попавших под "каток"  людей, уравнивая их с отпетой мразью?!


День третьего октября 1993 года

Ласковой, красивой  была та осень…
Помню,  березы стояли как зачарованные  и светились особенным, золотым, ласковым светом.
Было воскресенье. Задумчивый, светлый, мирный день.

Я прочитал объявление о митинге на Октябрьской площади в защиту Конституции и приехал туда к 14 часам.

На площади было много людей. Основная часть защитников Конституции уже отправились с площади через Крымский мост. Какие-то граждане с рациями пытались организовать толпу:
«Идемте с нами! Город уже свободен. Никакой опасности!»

Люди охотно откликались. Кто-то сказал  рядом со мной: «Они идут за ним, как за отцом родным».

С Калужской заставы двинулись к Останкино.

Возле Крымского моста я увидел на тротуаре  милицейские каски. Толпа наливается энтузиазмом при виде следов недавней потасовки. Именно здесь протестующие, ушедшие с площади раньше нас, прорвали оцепление.

Рядом шагают две женщины, по виду работницы. Скандируют:
«Товарищ, смелее, гони Бориску в шею!»

Все больше людей присоединяется к нам. Вливаются в колонну, как ручейки, в реку. Вижу группу немолодых уже людей с плакатом: «Киевский райком».

Оглянулся посмотреть: все Садовое кольцо запружено народом. Далеко видать, а конца колонны — не видно! Десятки тысяч людей заполнили широкую улицу.

Смотрю вверх, на дома. На балконах домов, выходящих фасадами на кольцо, стоят владельцы дорогих квартир. Это другие люди. Эти молчат. В их позах осуждение, некоторые пытаются изобразить ироничную улыбку. Как страшно им сейчас!

Люди вышли на улицу!
Не побоялись!

Мы шагаем по свободному городу. Нет милиции, нет военных, нет привычных машин.
«Вот она революция!» — думаю я. Словно довелось мне увидеть воочию Тысяча Девятьсот Семнадцатый Год.

Город пуст, свободен от гуляк. Почти нет случайных прохожих.
Течет людской поток, в нем  решительные, смелые, свободные  люди, соединенные одной волей, словно могучая река струится среди песков  безводной пустыни…
НЕ за деньги и НЕ по приказу начальства они именно здесь и сейчас!

Тихо у американского Посольства.
С крыши на нас смотрит  пехотинец в каске. Наблюдает. Он похож на  черного ворона-стервятника, предвещающего беду. В позе пехотинца вызов.

Толпа реагирует на него насмешливыми криками: «гоу хоум». Свист. Смех. Смеются, но я чувствую настороженность: все знают: рядом логово врага, циничного, беспощадного, готового на все.

Возле Маяковской площади идущие рядом  вдруг бросаются к некому автомобилю: оказывается, этот неприметный «Жигуленок  все время тихо следовал за нами.
«Это шпион, он следит!»

Красный, как рак, от страха из машины выскакивает водитель. Орет что-то. На шпиона похож очень! Толпа раскачивает машину, собирается перевернуть. Кто-то кричит:
«Товарищи, не надо поддаваться провокациям!»
Машина осталась цела.

Иногда мимо проносятся грузовики. В них молодые люди. Над машинами реют красные флаги. Толпа восторженно приветствует их. Передаются слухи: «Макашов взял мэрию. Наши штурмуют Останкино…».

Передо мной шагают жители Москвы, сегодня ставшие Народом. Вот идет старик лет семидесяти. Он держит палку грозное оружие стариков и пролетариата.
Вот женщина с дочкой.
Вообще, многие здесь с детьми. Люди не боятся. Идут за правдой. Верят в свои силы, в правоту нашего Дела…



…НО в  Останкинском парке уже  спрятаны войска, готовые расстреливать и стариков, вооруженных палками, и женщин с детьми, — всех, кого удастся заманить в ловушку…

Уже ждут приказа экипажи танков, готовые сжечь Парламент.
Сколько им тогда пообещали  серебряников?

Трагедия стала неотвратимой.
Спасти Советскую власть в тот последний радостный день осени — не удалось.