Волегово утро

Летняя ночь коротка. В лесу она беспокойна мимолётными видениями, которые норовят перерасти в реальность. Вчера мы ходили на камень Высокий и весь день трудили ноги в буреломных логах и полях, заросших травой в человеческий рост.

Прогулки по мелководью чередовались со штурмами скальных вершин и поисками пещер. Прокалившись под знойным солнцем, мы вернулись и купались в Чусовой, вода которой казалась парным молоком.

Вечером нас порадовала сполохами заря, воссиявшая над заливным лугом. Ночь смыкала объятия над бывшей деревней Волеговой. Далеко на переборе долго-долго светилась в последних лучах зелёная шапочка леса.

Августовские ночи холодные. От реки к полю поползло огромное чудище тумана. Сначала его шубка заволокла воду, потом показались лапы. Они росли и удлинялись, ползли вверх с одной стороны, по руслу Волеговки, и с другой стороны, по ложбине у камня Лужаечного.

Затем туманная гидра охватила деревенское поле. Белое кольцо из тягучей густой дымки стало сжиматься. Молочные пушистые волны перехлёстывали через край поля к прибрежной дороге, где стояла палатка. Через некоторое время высоченные скалы Гребни, наш временный домик и костёр скрылись в глубине белёсого моря.

Не было видно ни зги. Мерными волнами накатывался гул стрекотавших кузнечиков. Злобная чёрная мошка, наоборот, пожелала нам доброй ночи и спряталась в траве до утра.
Мне казалось, что после всех приключений я буду спать, как убитый. Ан нет.
Допоздна истошно кричали цапли. Господи, ну что вы там не поделили?

Время от времени в тишине внезапно раздавался сильный всплеск. Затем другой. Стало интересно, и я вылез из палатки посмотреть, что происходит. Старая-престарая щука, которая живёт в омуте под камнем Гребни, вышла на ночную охоту. Иногда она выпрыгивала из воды наполовину. В сумеречной тени гигантской стены блистало её мощное тело с серебристым брюшком.

Поодаль, ближе к устью Волеговки, охотилась выдра, перебравшаяся с пруда. Обеих охотниц я заприметил ещё три года назад.
Костёр еле дымил. Перед тем, как снова улечься спать, я подбросил ему дровишек. Пусть коптит и тихо шает, зверь знать будет.

В лесу я сплю, как медведь. Медведи спят чутко, а старые – тем более. Приподняв одно ухо, я слушал чей-то разговор. Вроде, кто-то к палатке подошёл? Навострив второе, я понял, что река опять принялась перебирать истории с камнями на переборе. Особенно говорливы были камушки у бойца Волегова – далёконько слыхать! Вот они напелись и наговорились.

Едва сон наконец-то одолевал, на опушке принимался ухать филин. Вчерашний выход к Лосиному броду напомнил мне о давней встрече с волками в том месте. Снова снился один и тот же ужас, что вот-вот стая серых полковников разорвёт меня в клочья. Внезапно где-то слегка хрустнули сухие ветки, и это было явью. Я подскочил и пулей вылетел из палатки к огню.

Волчары метнулись тенями в белёсую мглу, напоследок зыркнув зелёными огоньками в высокой траве. Поспишь тут. Не думаю, что они прям собирались нападать, летом-то не голодные. Просто волк - существо ещё весьма и весьма любопытное. А порой и романтическое.

В желании поторчать вечерком на одинокой скале, глядя на луну, есть что-то общее с некоторыми людьми. Я, например, тоже люблю это делать. Когда ломит лапы и спину, не люблю.

Медведям решительно не спалось. Когда часовая стрелка перевалила за цифру "пять", я обрадовался. Нечего валяться! Приятное время, и уже не ночь. Наступило утро.
Я торопливо откинул тент, мокрый от росы, и шагнул в туман, который никуда не делся. Теперь он мало-помалу рассеивался.

Белые пушистые рукава стекали обратно с горных лугов в загадочную Чусовую. Только она знала, каков будет новый день. Горб туманного чудища расплылся, и из него показались зубцы скал с верхушками пихт.

Река Теснин несла утрешнюю пену. Рыбы, оголодав, озверели. Они разевали рот, словно хотели что-то сказать, и едва не выпрыгивали. У них стоял настоящий жор.

Мальки обрадовались подкинутому хлебушку, устроив клубящийся водоворот из своих тел. Потом в борьбу за лакомые кусочки включилась молодь, но ненадолго. Разбудили-таки речного чёрта! Зубастая старуха подкралась незаметно, и опять пошёл бултых за бултыхом.

Я вошёл в сонную Чуоси и её зеркало подёрнулось кругами. Вода сохранила вчерашнее тепло. В ней отражалась зелень леса и светлая каменная стена. Острые ножи Гребней торчали, словно два локомотива мчались в парме наперегонки и остановились, врезавшись в берег - рельсы кончились.

Люблю предрассветный час на Чусовой. Разлапистые ели, когда-то украшавшие усадьбы, темнеют размытыми силуэтами. Их окружает богатый изумрудный ковёр влажной травы. Плёс окутан молоком, и куда уходит река - непонятно.

Высокий край Волегова поля стал линией горизонта. Август подбил травяные джунгли рыжинкой. На реке было тихо и удивительно хорошо. Вот почему лоси любят задумчиво стоять на броде посередине Чусовой. И мне нравится смотреть на берега Реки Теснин, подчас такие разные.

Левый берег летел в кромешном тумане, мелькая островерхими пихтами. Он был летучим голландцем, сибирским экспрессом. Вместе с ним по стремнине неслась вода и неожиданно затормозила, разлившись широко к нашему берегу. Он был полной противоположностью собрату, низким и луговым.

От костра остались угольки. Подёрнутые пеплом, мясо-красные кусочки жадно глотали тонкий сушняк, извергая языки пламени. Пелена над рекой растворялась, уступая место голубой дымке. Волеговы Гребни, как тома непрочитанных книг из уральского камня, стояли на полке, слегка накренившись. Вот бы их "прочесть"!

В первый день мы добрались сюда из деревни Мартьяновой и остановились на лужайке напротив камня. Туман колыхался от левобережного леса до полосы ельника, выросшего на высоком земляном валу. За ним когда-то был первый ряд домов деревни Волеговой.

Трудно представить, что во времена железных караванов Чусовую "наливали" так, что вода доходила до кромки этого вала. Наша палатка стояла на заливном лугу, по которому шла дорога в Сулём. Казалось, это путь в туманное будущее.

Согревшись чаем, я отправился в туманное прошлое, гулять по Волегову Полю. Гробово Поле, Новиково Поле, Романово Поле… Интересные названия!
Поле – так раньше называли место, где строились деревни и расчищался лес. А теперь и вправду, от них одни поля остались.

А ещё от деревни остаются курганы, в которые превратились обвалившиеся дома. Курганы и бывшие огороды буйно зарастают крапивой. Рядом с ними можно встретить старые деревья, давным-давно любовно посаженные хозяином у калитки. И мохнатые ели на земляном валу неслучайно появились. Чусовляне любят сиживать на высоком яру и глядеть на вечную Чусовую.

Опустевшая деревенская улица повела меня вглубь горного луга. Я шёл мимо пушистых елей и представлял почему-то зиму - как здесь, в заснеженном поле можно встретить Новый год...

***
…Лошадёнка с санями лихо несётся мимо изб на первой линии. Звенят бубенцы на дуге. Старый дед, ухарски заломив треух, держит вожжи. Стоя на облучке, он оглядывается на детвору, набившуюся в розвальни, застланные соломой. Не свалился ли кто?

Не, мальчонки крепко уцепились. С ними увязалась одна бойкая девчушка. Танюша задорно посматривает вперёд, на заиндевевшие скалы и белое полотно Чусовой.
- И-их, залётныя! – молодецки и нарочно громко кричит дед Миха, направляя сани к фунтовому съезду. Занавесь в окошке отдёргивается, и там появляется румяное лицо Степановны.

Баба Люба осталась солдаткой. В деревне знали, что она неравнодушна к баламутному и чудному старикашке, который живёт бобылём на окраине у речки Волеговки.

На подоконник вспрыгивает чёрный кот. Вместе со Степановной он умильным взглядом провожает сани, ухнувшие с обрыва на реку. Старик дёргает вожжи и кричит:
- Тпру-у!

Савраско поворачивает, разъезжаясь копытами по присыпанному снегом льду. Розвальни кренятся, и ребятня со смехом вываливается в сугроб. Соседский Гришка помогает деду отряхнуть от снега Танюшку. Её каштановые волосы выбились из-под мамкиной шапки, снежинки облепили длинные ресницы, за которыми сияют восторженные серые глаза…

***
Река скрылась из глаз. Только шеренги левобережной еловой армии, выстроившейся у стен каменного дворца на парад, напоминали о ней. Медленно вращалась подо мной земля. Я миновал первую линию бывшей деревни, затем вторую.

Скоро я очутился совсем один, среди цветущего белым цветом репейника близ курганов. Низко-низко над горным лугом летал знакомый болотный лунь. Он давно здесь поселился и выбрал место для утренней охоты.

Мгла скрыла уцелевшую изгородь околицы у заброшенного пруда. Привидениями торчали одинокие деревья и чернеющие, уходящие ввысь, оставшиеся кое-где воротные столбы.
Отчего-то щемило сердце. Наверное, именно так выглядит безвестность, в которую канула деревушка Волегова...

Когда я вернулся из полей, народ уже проснулся. Танюша принимала ванны на свежем воздухе. Дима бродил в сапогах по мелководью. Первые лучи солнца, пробившиеся сквозь мглу, нежно красили стены бойца. Там, на тонком скальном ноже изогнулась юная берёзка. Всегда поражаюсь, как на суровых утёсах умудряются расти деревья.

На вершине камней держатся корнями сосны. Я вглядываюсь в изрезанные уступы. У одного из них виднеется силуэт, будто баушка вышла встретить. Она ещё в прошлом путешествии здесь мне приблазнилась, и теперь я её вижу.

Уже рассвело, и туман исчез. Торжественно высятся пихты и скалы. Под ними упирается в дно обратный мир с перевёрнутой картинкой бойца и обступившей его пармы. Зеркало реки очистилось, отражая плывущие картины леса и скал.

Сплошной забор из сосен и елей по левому берегу продолжает выглядеть строго и неприступно. Однако Чуоси нарочно распахивает пушистые зелёные берега, мерцая вдали у перелеска. Она приглашает к новым приключениям.

После завтрака мы пойдём смотреть Маланьину поляну. Снова луговая дорожка утащит нас в реку, и мы будем гулять по воде. Волеговские просторы настолько красивы, что можно идти, куда глаза глядят!

Никогда не устану наслаждаться видом чусовских плёсов и переборов. Обожаю крутые изгибы и повороты Реки Времени!
У бывшей деревни Волеговой находится изумительный и живописный участок Чусовой.
Над прозрачной гладью и малахитовым покрывалом вращается вереница из тысяч деревьев. Ты смотришь на подступивший к воде Царь-лес, и голова кружится вместе с ним!

Волшебная Лес-Вода - наша праматерь и древняя дорога жизни. Когда-то первопредки смогли выжить на берегах священной Чуоси. Теперь среди цивилизации пытается выжить Река Теснин.

Не знаю, сколько ещё мне суждено любоваться ей. Надеюсь, что любимая Чусовая сохранится, и красота её будет вечной, как и само Время.