29. древняя молитва журавлей, 1995

29.  «ДРЕВНЯЯ  МОЛИТВА ЖУРАВЛЕЙ»
или «Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ВЫ ПЕЛИ МОИ СТИХИ» ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ, 1995

Сейчас, по прошествии многих лет, пожалуй, можно опубликовать и продолжение этой главы. В истории с этой недоопубликованной поэмой оказалось немало мистики, множество людей, ей интересовавшихся, оказались пострадавшими в той или иной степени…

Но сначала - Действующие лица

АНДРЕЙ КОЗЛОВ
– один из тех, кто работал с Сашей и сохранил с ним более-менее дружеские отношения. Один из первых, кто познакомился с этой поэмой. Вместе с Лёшей Ушаковым, тележурналистом на местном ТВ, задумали снять телепередачу, где Андрей должен был её читать. Оба после в один голос утверждали, что постоянно сталкивались с каким-то почти мистическим сопротивлением при съёмках.
Для начала Андрей попал в аварию по пути следования в телестудию. Тем не менее, успел как раз к началу записи. Затем, уже непосредственно во время съёмок, на него внезапно упал огромный шкаф,  до этого мёртво стоящий  в углу.

ГАЗЕТА «КАДЕС-TV»,
- опубликовавшая довольно приличный отрывок из поэмы, прекратила своё существование на следующий день после её публикации.

КНИГА «МОИ ПОЮЩИЕ ДРУЗЬЯ. ЗАПИСКИ КОСТРОВОГО»,
- в которой приведён лишь небольшой отрывок поэмы, книга, тираж которой смехотворен – 200 экземпляров, в течение целого года насильно удерживалась в сейфе одного из комсомольских деятелей, после чего значительная часть тиража оказалась утерянной, а то, что было выпущено из сейфа, зверски кастрировано.

СЕРГЕЙ ШИПУЛИН,
- которому Автор поведал об этих событиях, а также о тех, которые ему ещё предстоит описать, рассказал в свою очередь свою историю. Ещё во времена «Вертикали» в этой команде был ещё Борис Шарыпов. Сергей считал его гениальным поэтом и даже прочитал на память несколько произведений. Но, к сожалению, от Бориса не осталось ни единой строчки. При жизни он просто не печатался, а в его окружении не оказалось ни одного, кто бы мог сохранить хотя бы клочок бумаги с его стихотворениями. Борис один из многих устькаменогорцев, покинувших город в поисках лучшей доли. Осел в Торжке. Устроился на работу, выстроил дом. И в один прекрасный день сгорел в нем заживо вместе со всеми рукописями и неизданными стихами.
А какое отношение это всё имеет к Романову? Да в общем-то никакого, кроме того, что Саша, узнав об этом, сказал: «Собаке – собачья смерть». Аукнулось? Ну не дружили они. Так уж вышло. И вот две смерти – одна нелепее другой. Тот и другой были поэтами. И тот и другой были одиноки. Того и другого после кончины никто не хватился в течение нескольких дней.
На первый взгляд связь этих двух историй притянута за уши, но наберись терпения, Читатель! Листай книжку дальше!

ВАЛЕРА КОКШЕНЁВ, ВАСЯ КЛИМЧЕНКО,
- также, как и Андрей Козлов, ощутили на себе действие поэмы. Оба попали в аварию в тот день, когда она должна быть озвучена. Так что, Читатель, давай по порядку.

КАМЕНЬ ДЛЯ МОГИЛЫ ГОГОЛЯ
привезли откуда-то из Закавказья. Но почему-то он кому-то не понравился, и его скинули в канаву. Он лежал сто или сколько-то там лет, пока его не увидела вдова Булгакова, попросившая установить его на могилу мужа. Так сбылось предсказание МБ: «Накрой меня, Гоголь, своею каменной шинелью».

СЛЕПАЯ КОПИЯ
Под копирку на пишущей машинке можно было отпечатать четыре, максимум пять копий. Каждая по качеству была раза в два хуже предыдущей (сила удара литеры «гасилась» на бумаге). Иногда подкладывали шестой лист, на котором уже  практически ничего не было видно, только вмятины в бумаге. Вот она-то и называлась «слепой копией».


РОЖДЕНИЕ ЛИТЕРЫ

Кончина Саши Романова положила конец извечному противостоянию бардов и поэтов в славном Усть-Каменогорске и дала начало их долгому сотрудничеству. Сразу же известия о его смерти, Света Салычева собрала весь местный бомонд на квартире у известной поэтессы Любы Медведевой.  Пригласили туда и меня.
С Любой я тогда впервые познакомился. О её существовании мне было, конечно же, известно, впрочем, как и наоборот. Многие из авторов «Кареты» уже давно сотрудничали с ней, Лёша, к примеру, Миронов. Наша встреча могла бы состояться и раньше, но Судьбе было угодно свести нас именно в этот день.  Там Автора впервые познакомили с литературной элитой города – Светланой Шуваловой, Борисом Щербаковым, Юрием Плесловым и другими личностями, чьи … Графоман тут сказал бы: «чьи лица и имена уже стёрлись в памяти». Автор не будет оригинальничать и скажет то же самое, добавив к перечисленным вспомнившуюся только что Таню Кандрашину. По сути, это было первое официальное признание поэтическим крылом города заслуг Кареты перед человечеством Усть-Каменогорска.
А надо отметить, что к этому времени все местные поэты в очередной раз перегрызлись между собой до безобразия. Впрочем, подобное состояние для местного бомонда – вполне штатное явление. Романов всегда ненавидел Евгения Курдакова, откровенно издеваясь над ним на каждой встрече в своей студии. Николай Борисович Иванов, мягко говоря, был не в восторге от Светланы Салычевой. Кто-то ругал Владлена Шустера. Кто-то терпеть не мог Миронова. Сам же Лёша Миронов не признавал никого, кроме Саши Романова. Весь этот клубок поэтов состоял из непримиримых противоречий, любовных многогранников, разбитых судеб и непризнанных гениев.

И все они вместе на дух не переваривали Клуб.
Сказать, что Клуб отвечал им тем же, было бы не совсем корректно, о большинстве из них мы просто не знали. Может быть потому, что читали совсем другие книги? АР стал одним из первых, кто сделал попытку как-то исправить эту ситуацию. О его попытках привлечь нас к совместным акциям Автор уже поведал в предыдущей главе. Его пример воодушевил и нас на аналогичные действия: мы уже сами приглашали к себе поэтов, устраивали для них встречи с поэтами «Взлёта», студией «Устье», с Михаилом Чистяковым, Николаем Ивановым, Верой Вороновой. Многих поэтов мы просто перетягивали на свою сторону, они становились «нашими». Были написаны песни на стихи Вороновой, Шуваловой и Любы Медведевой. В свою очередь и наши авторы писали неплохие стихи, которые публиковались в периодике. Как-то мы (С.Волкова, И.Орищенко) даже посетили Евгения Курдакова, и тот впоследствии поспособствовал публикации двух наших авторов – Юры Русина и Светы Волковой в журнале «Простор»…
Вскоре у поэтов и бардов наметилось что-то вроде сотрудничества. Мы помогли Любе изготовить где-то с полсотни самиздатовских сборников её стихотворений, поучаствовали в работе созданного ею радиоклуба «Наша стая», а в конце года Автора отыскала Вера Воронова, журналист «Рудного Алтая», ведущий раздел культуры, и сделала оч-чень интересное предложение, от которого очень трудно было отказаться.

С Верой мы как-то играли в одной команде лет пять назад в ДКС во время встречи с … не помню кем, какой-то местной композиторшей, которая писала песни на стихи местных поэтов. Во встрече, кроме нас с Верой, участвовало (или участвовали?) с полторы дюжины пионеров, прячущих за спинами записки с домашними заготовками. Встречу с нашей сборной композиторша начала убийственной фразой: «А может, у молодёжи ко мне вопросы есть?» А какие могли быть вопросы, если мы все видели её впервые, да и после ни разу не встречали и не слышали! Пионеры с радостью тут же начали задавать ей очень странные, заранее выверенные вопросы. Потом она попела свои песни, я – свои и Луферова, а Вера почитала себя. Композиторша сощурилась и вымолвила:
– Верочка, вы можете мне дать свои стихи, я попробую положить их на музыку.
Вспомнил анекдот: «Известный композитор: «В этом году я положил на музыку…» Журналист: «Скажите, пожалуйста, кто бы мог подумать!» Так и Вера, отозвав меня в сторонку, сказала: «А вот вам я дам свои стихи». Давать не пришлось: через неделю у меня родилась песенка «Раскачало» на стихотворение Вороновой, опубликованное в ближайшем «Рудном».

Всё это промелькнуло в моей голове моментально, пока Вера развивала свою идею: литературное объединение нового типа, союз поэтов и бардов. Общий устав, общее помещение, общие планы, общее руководство, общий орган издания, общие литературные сборники. Грандиозность замысла захватывала, зачаровывала. Но время выбрано неподходящее: Клуб готовился к пятнадцатилетию, Автору выделяли квартиру, а самое главное – необходимо было срочно закончить некое литературное произведение для поклания в золотой фонд сокровищницы мировой литературы. Какое? А вот догадайтесь с трёх нот! Правильно – Книгу «Записки кострового».
Поэтому встреча с Верой состоялась в начале 95 года уже после публикации этой графомановщины.
За время, прошедшее после исторической встречи у Медведевой, Вера времени не теряла. Она привлекла к работе нового литературного объединения множество талантливых поэтов, литераторов, критиков. Практически был собран первый поэтический альманах города. Открытие литературного салона мы захотели приурочить к годовщине Саши Романова. Решено было собрать поэтов, вспомнить Сашу, почитать его стихи, посмотреть видеофильм, снятый Лёшей Ушаковым, послушать воспоминания его коллег по перу.
А ещё хотелось открыть заседания нового литобъединения изданием коллективного сборника, посвящённого Саше: с воспоминаниями, стихотворениями. Но больше всего хотелось разыскать материал малоизвестный, что-нибудь неопубликованное. Неизвестные стихи вполне могли найтись в архиве поэта, который хранился у его матери. Но по преданиям, бытовавшим среди нашего бомонда, она никогда никого не принимала. Неприязнь сына к местным гениям каким-то образом перенеслась и на неё. Я же не чувствовал за собой никакой вины в том мнении, которое сложилось вокруг АР. Напротив, я с энтузиазмом принялся за розыски тех немногих, кто более или менее хорошо относился с АР. Для начала Автор упросил Андрея Козлова, чтобы он познакомил меня с Евгенией Михайловной,  матерью АР.
Тем временем Люба Медведева и Света Шувалова уже написали по небольшому эссе о нём и о его раннем творчестве. Совместно с Верой Вороновой отыскали с десяток стихотворений местных поэтов, так или иначе связанных с АР. К этому материалу была добавлена глава «Я хочу, чтобы вы пели мои стихи», разумеется, без спонсорских правок. Вытанцовывалась небольшая брошюра. Оставалось только разыскать у матери АР несколько оригинальных фото и с десяток стихотворений самого АР, разумеется, как уже было сказано, ранее не опубликованных.

ТЕТРАДЬ ПОЭТА

И вот в назначенное время Автор вместе с Андреем Козловым отправились к матери АР. По дороге Андрей говорил, что вряд ли мы найдём что-либо неопубликованное. У АР ничего не пропадало. Ни единой строчки. Всё, что было написано АР, тут же публиковалось в периодике. Ещё при жизни вышло три коллективных сборника, и с полдюжины – за счёт самого АР. Так что мы только зря теряем время. Да и характер у матери…
Сразу же скажу, что легенды о крутом характере Евгении Михайловны были сильно преувеличены. ЕМ оказалась добрейшей женщиной, придавленной горем и незаслуженными обидами за сына.
Да, она до сих пор бережно хранила весь его архив. В теснейшей полуторке в разных углах лежали его вещи, его старая за 7 рублей гитара в крепком футляре, кипы рукописей, рулоны афиш, бланки документов, планы выступлений, графики, дневники, бумаги, бумаги… Всё это находилось в самых немыслимых местах – под креслом, за батареей, в коробках на шкафу, под швейной машинкой.

Андрей продолжал нудить:
– У Саши ничего не залёживалось. Каждую найденную удачную строчку, образ, он сначала показывал своим друзьям, затем она врастала в то или иное стихотворение, а уж эти стихи он публиковал.
Все публиковал…
В это время Автор выгреб очередную кипу бумаг. Открыл наугад папку. Сверху лежал отзыв одного столичного критика, не написавшего ни единой строчки, но тем не менее безжалостно правившего стихи АР.
А под отзывом лежала Тетрадь.
Та самая…

Действительно, Саша публиковал всё. Всё, кроме этих нескольких стихотворений. В небольшой зеленой тетради с надписью: «А.Романов. Стихи. 1970». Их было около тридцати. Начиналась подборка стихотворением, в котором летели куда-то журавли, разговаривая между собой на непонятном языке…

… Ива ветки тихо наклонила,
я не знаю, что такое с ней.
Может быть, её заворожила
древняя молитва журавлей…

Тетрадь отдали на экспертизу. Выяснилось, что отдельные стихи, отдельные строчки Саша читал своим поклонницам 20-25 лет тому назад, и «эксперты» их опознали. «Древняя молитва журавлей» – строчка, образ, ключ, найденный в 1970 году мальчишкой восемнадцати лет, красной нитью прошло через всё творчество поэта.
Люба отобрала из сборника с дюжину стихотворений, характерных для творчества раннего Романова.
Теперь для завершения работы необходима была фотография. Хотя бы одна. Незаезженная, живая. Те, что имелись у нас в распоряжении – все были сняты для афиш. С них смотрело напыщенное самодовольное лицо пресытившегося мэтра. Мы продолжали яростные поиски в квартире ЕМ. Форточка в Сашиной квартире была закрыта, и Фортуна не смогла улизнуть. Ей пришлось уступить: фотография, датированная тем же 1970 годом, нашлась здесь же, в той же папке. С неё на нас из-под огромного рюкзака спокойно смотрел будущий поэт.
Уже через 4 дня сборник был готов. Точнее – его электронная версия и оригинал-макет, с которого предполагалось отксерить необходимое количество экземпляров.
Но странности на этом не закончились.
Накануне открытия «Литеры» часов так в 1200, до Автора дозвонилась Вера, и трагическим голосом сообщила, что ксерокс «Рудного Алтая» сломался, хозяйки ксерокса нет, сборника не будет.
Отменяю все дела, мчусь в РА. Включаю ксерокс, жду. Тот печально погудел, и внезапно включился. В тот же момент входит потерявшаяся хозяйка ксерокса Оля с кипой преотличнейшей бумаги, которую тут же скормила упрямому дивайсу. Досыта наемшись и отпечатамши запланированное количество экземпляров, ксерокс вновь сломался, на этот раз надолго.
Невероятно! В кратчайшие сроки, с ползавода, с полпинка удалось сделать практически невозможное – подружиться с ЕМ, отыскать неопубликованные стихи, найти неизвестное фото, выполнить  верстку и напечатать сборник. Не иначе, как Саша каким-то образом помогал человеку, к которому он пришёл когда-то с предложением. Как будто сдвинулось время, и спустя 10 лет предложение было принято.

ЛИЦО НА ЭКРАНЕ

Сам вечер был просто великолепен. Он дал начало длинной череде вечеров литературного объединения нового типа под названием «Литера». «Литера» – это «ЛИТературное объединениЕ Рудного Алтая». Но это – совсем другая песня, её спою как-нибудь в другой раз. А на открытие я жутко опоздал. Причина была простая –

В ЭТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ

начинался наш переезд на новую квартиру, но об этом чуть позже. В музее искусств меня ждали. Всё было готово, осталось только включить видеомагнитофон. Никто из присутствующих не знал, как с ним управляться. Техника по тем временам была самая передовая, епонская, и по ихнему гадкому обычаю все кнопки были подписаны китайскими иероглифами.
Наугад я ткнул пальцем в первую попавшуюся кнопку и на огромном экране возникло лицо Александра Романова. Надобно сказать тебе, Читатель, что эта плёнка целиком была посвящена Михаилу Чистякову. Но именно в ней и только в ней сохранилось небольшое выступление АР. Дело  в том, что АР считал себя учеником МЧ, и для того чтобы лучше раскрыть творчество учителя Саша в течение 20 минут рассказывал только о себе, только своём творчестве и даже спел две песни на свои стихи.
И это – правильно, потому, что теперь – это единственная сохранившаяся плёнка с изображением поэта, рассказывающего о себе.
Вновь нажимаю вторую попавшуюся кнопку, и вновь кто-то направил мой палец именно на ту кнопку, которая оказалось стоп-кадром. На экране остановилось лицо Саши, с его огромными пронзительными глазами. И оставалось с нами весь вечер.
Специалисты знают, что положение стоп-кадра, как и любое статичное состояние епонского видеомагнитофона, имеет особенность: через какое-то время он просто отключается, «думая», что хозяева про него забыли. Так вот: Сашино лицо оставалось с нами на экране в аккурат до того времени, пока мы о нём говорили. Как только первая часть вечера – дань памяти Романову – закончилась, у епонса  погас экран, и он впал в sleep. Как будто Саша следил за происходящим, увидел, то, что хотел увидеть, убедился в чём-то и ушел окончательно.
Точнее – почти окончательно. У него были еще несколько незаконченных дел.
Потому что мистика на этом не закончилась.

ЕЩЁ ДВЕ АВАРИИ

С того вечера я ушёл пораньше. Грядёт переезд! На старой пролетарской явке 115-60 коробки с вещами уже заняли всё мыслимое пространство, и дальнейшая паковка вещей стала невозможна. Вася Климченко – ещё одна жертва этой невероятной истории. Турист с огромнейшим стажем, один из опытнейших работников участка бериллиевой керамики УМЗ, таки организовал собственный бизнес: выкупил грузовичок малолитражку и зарабатывал копейку перевозками грузов. Вася вызвался нам помочь перевезти часть вещей на своей малолитражке.
Погрузка назначена на 2000.

И ИМЕННО В ЭТО ВРЕМЯ

в музее искусств уже без меня началась вторая часть вечера: демонстрация видеофильма Лёши Ушакова, где Андрей Козлов читает «КРОВЬ САТАНЫ». И

ИМЕННО В ЭТО ВРЕМЯ

Вася Климченко сдавая назад, протаранил «Жигули» сына одного комсомольского деятеля. Авария эта обошлась в несколько часов задержки, кучи нервов и пять тысяч тенге отступных. Видимо Саша рассердился на Автора, не оставшегося смотреть видеофильм.
Кстати, это была не единственная авария в этот день. Ещё одним пострадавшим стал Валера Кокшенёв, который в это же самое время перевозил от ЕМ книги и афиши, которые она передала в дар музею, для новой Литеры.

СЛОВО  ШИПУЛИНУ

Всё это я рассказал как-то Сергею Шипулину. Тот весь как-то напрягся:
– Слушай сюда. Я тебе ещё кое-что добавлю к этой мешанине.
 И выдал странную фразу:
– Говорить об АР нельзя без упоминания о Борисе Шарыпове. Да, да! Не удивляйся! Точно так же, как нельзя говорить о творчестве Маяковского без упоминания о творчестве Есенина.

В общем-то, это была очередная сергейшипулинская заморочка. Тот никогда не мог ответить на простейший вопрос, сколько будет пятью восемь. Начинал с основ математики, рассказывал подробно что в древние века даже Улугбек не умел умножать столбиком, потом следовала история абака, лёгкий переход на внедрение арабского исчисления и только минут через двадцать брал в руки тетрадь для первого класса с таблицей умножения. Говоря о «Мастере и Маргарите», он сначала рассказывал подробнейшим образом биографию Булгакова, потом находил параллели с биографией Шукшина, затем рассказывал о двух-трёх собственных работах, после этого углублялся в обстоятельства похорон Булгакова, похороненного под камнем, предназначенным для могилы Гоголя, и только после этого, как нельзя кстати, цитировал какого-нибудь Цицерона, напрочь забыв о заданном вопросе. А рассказчик он, кстати, великолепный. Слушать его одно удовольствие. Сидит, взлетая над стулом, глаза горят, брызги в разные стороны! Орёл!
Так вот. Борис Шарыпов работал администратором в театре-студии «Вертикаль», созданный им совместно с АР. Кстати, там же работали И. Иванченко, М. Пашьян, ну и сам Шипулин Серж. Затем эмигрировал в Торжок. Удачно эмигрировал. Там работал его товарищ, чуть ли не главный архитектор города, который помог ему с домом, работой. Туда же, кстати, к тому же товарищу впоследствии эмигрирует и Игорь Иванченко, тоже, кстати, «вертикалец» со стажем.
Перед отъездом БШ отпечатал свои стихи (свыше пятисот) в пяти экземплярах и увёз их с собой. Все увёз. Вплоть до последней «слепой» копии. Увёз с целью издать. А до этого БШ печатался только в областной периодике, но ни разу в «Рудном Алтае». Целенаправленный поиск СШ выявил только одно стихотворение, написанное его рукой в блокноте Сергея Шипулина. Этот стих, он, конечно же зажилил. Что ж, его право, может там что личное… Потом эмигрировал в Лысьву, где одноимённые газовые плитки делают. Приезжал потом пару раз, но ни разу не объявлялся.
Как уже говорилось в начале главы, Боря сгорел вместе с домом, который дал ему приют.
Сгорел в двух шагах от выхода, видимо, пытаясь выползти. Вместе с ним сгорели все его стихи.
Боря и Саша были друзья-соперники.
Один печатался, был успешен и принят читателем, второй не издал ни строчки (те редкие стихи в периферийных газетах – не в счёт). Многие местные поэты о нём не знают до сих пор.
Обстоятельства смерти во многом схожи.
БШ задохнулся в дыму в пьяном угаре, АР умер от тромба сидя на очке в туалете.
Того и другого 5 дней никто не искал.
У того и у другого не оказалось друзей, которые смогли бы их достойно похоронить. Обоих хоронили за счёт местных органов управления.
Так сбылись-аукнулись АР три зловещих слова на букву «С».

ВАДИМ

А через год В ЭТОТ ЖЕ зловещий день, шестого мая, погиб ещё один поэт, за три дня до собственного пятидесятилетия.
В далёком молдавско-приднестровском городе М одному пьяному прапорщику не хватило выпивки, и он в ближайшем коммерческом киоске пытался выменять бутылку водки на боевую гранату РФГ. Киоскёр оказался несговорчивым, забрал гранату от греха подальше и выгнал прапорщика, пригрозив сдать его коменданту. Доблестный российский прапор вернулся с другой гранатой (дома у него нашли потом целый склад) и швырнул ею в обидчика. Обидчик успел закрыть окошко, граната отскочила в центр стоявшей рядом группы. Осколком гранаты пробило голову зыряновского поэта Вадима Исламова, основателя КСП «Ковчег», поэта, барда, туриста, близкого друга «Зелёной кареты».


И СНОВА КОЗЛОВ

А Андрей Козлов, между прочим, вскоре после описываемых событий постригся в монахи и теперь имеет свой приход где-то под Петропавловском. Потом я его опять видел в УКА, а потом он снова исчез.
И с чего бы это?
Не оттого ли, что выпустил в мир поэму, приговорённую к сожжению?