Глава 22 Мы тут были
… Ни медведя, ни лося так и не встретили. Зато ухи нахлебались. С костра, попахивает дымком. Будто головёшку в неё макнули.
- Грибы в домашних условиях обработаем.
- Можно, я почищу? – предложила Прасковья. – Я аккуратно.
- Руки будут чёрные, – начал брат.
- Эх ты, белоручка!
Все дымом пропахли. Приятно, если глаза не щиплет.
- Пока не обсохнете, с места не тронемся.
Ромка заскучал. Ну, что тут? Веники, что ли, собирать? Место голое – ни кусточка. Река да небо. На горизонте лес.
Специально выбрал. Вся панорама на виду. Внезапно не нападут. Если вдруг трое, четверо чужих – сразу шлюпки на воду. И на тот берег. Готовность номер один.
Детвору, конечно, пугать ни к чему. Посоветовал всё ж далеко не бегать: «Вдруг волк». Да чтобы нет-нет да смотрели под ноги.
Пашутка-растяпа очки посеяла. Хватилась – нету. Ромка-рыцарь весь берег обследовал. Без толку. Где найдёшь? Скорей всего – в лесу, до отплытия.
Зато нашли озерцо – баклушу. Не высохло. Отрок умудрился: стал мерить, залез, в чём был, по шейку. И сестру искупал.
- Рома из дурдома!
За вчерашнее отплатил!
Теперь загорают. Бьют баклуши. На всякий случай проверил ключи: вдруг тоже… Слава Богу, на месте – от всех замков. Был бы номер!
Он нет-нет да поглядывал на небо: на горизонте кучкуются облака. Не догоните! А всё ж простаивать не хотелось. Мало ли что. Гроз давно уж не было – а вдруг… Никаким приметам верить нельзя. Не один раз было: утром туман – как дым. «Школа отменяется! На картошку!» До школы не дошли – и полило.
И грозы были – аж в октябре.
Сын недолго скучал. Опять по берегу взад-вперёд. Очки – ерунда. Забыли. Тут хвостом по воде кто-то бьёт. Как бабайкой! А вдруг бобёр вынырнет. Из автомата по нему – тра-та-та!
- Что он тебе сделал?
- А зачем лес губит?
- Мы больше губим, – вмешался он. – Нам дрова нужны, нам столы давай, стулья. Бумагу не забудьте: тоже из древесины. А бобру надо думать, как зиму пережить. Он на зиму кору запасает. Себе, детишкам.
- Всех распугал! – возмущалась девочка. – Как оккупант венгерский!
- Прасковья, прут возьму!
Только национальных вопросов недоставало. Здесь, на русской природе.
- По-моему, это не бобёр.
- А кто? Ондатра?
- Крокодил?
Сейчас начнут: сбежал из зоопарка, хочет до моря доплыть. А по дороге – кого поймает… Или на миллион лет впал в спячку, залёг на дно, как Несси в Лох-Нессе. Надо же чем-нибудь друг друга...
Что ещё делать, коль не с места?
Радоваться! Сидели бы сейчас где-нибудь как у негра… У венгра в Чопе! До этого пограничного Чопа пилить ещё да пилить. До Киева больше суток. Разве что скорым.
Они бы, конечно, не заскучали. Сколько были – и сколько всего каждый раз! Ромка ещё в позапрошлом году: от мамы отбился, потерял её. Поднял рёв? Что ты! Всё, как ему объясняли… Милиционера не было поблизости – он к дежурной: «У меня мама пропала». Что надо, всё рассказал: как фамилия, как маму зовут, как папу… Кто-то рядом насчёт маминого отчества проехался. Он в ответ: «Раньше мама жила с венграми». Общий смех! "С кем? С неграми?" Он же как негритёнок. И мама как раз подоспела, услышала. «Что ты маму позоришь?» Тоже смехом. «Я сама венгритянка». А он потом: «Я наш телефон не сказал, забыл».
- По-моему, мы тут были, – объявила Пашута.
- Когда, интересно? И что мы тут делали?
- Ночевали. Помнишь, ты рассказывал, почему Каны так называются? – Она глянула на Ромку: он разве помнит? – От слова «хан». Татарские ханы между собой дрались: кому будут дань платить? Через речку друг в друга стреляли и копьями бросались. Потом один остался. К нему красивых девушек водили.
«Чтобы сказки ему рассказывали», – подумал, но промолчал.
- А одна зарезала его ночью.
Всё помнит! Да, он рассказывал. Не важно: здесь – не здесь, ниже – выше. В палатке сидели – сухо, тепло. А на дворе дождь, ветер, как в степи. Вот и вспомнились степные кочевники, гунны: дочь Аттилы под боком.
Что нам Аттила? Он про своих. Приврал немножко, чтобы как в сказке. Но хан под Канами и вправду был. Раскопали археологи у села Городища. Вся татарщина, что у них в музее, – из этого раскопа: оружие всякое, золото, деньги арабские, персидские... Там поначалу и город был: потом уж на другой берег перенесли, когда всех ханов прогнали. От города село осталось. И этот хан остался – только без головы.
Богата земля родная! Там беззубый фриц, тут – татарин…
Может, и впрямь нашлась на него Юдифь? Как на того Аттилу: башку ему с широких плеч. Или мордва вырыли: раньше они – как индейцы…
- И где же, по-твоему, Каны?
Пашутка задумалась. Кругом – поле, луга. И лес по обе стороны. Хоть бы какой домишко.
- По-моему, вон там, – показала против течения.
- Точней надо бы.
А ведь определила: там. Каны они благополучно объехали. Речка Суша петляет – и он попетлял. Дороги незнакомые – он ни разу с ними. Разве что с Юлией. И то – когда! Случись такое дело – так залетела бы! Она – но не он. Благо и дожди обошли стороной – проехал лесной тропой к берегу.
Так что Каны неподалеку, если прямо. Ближе, чем думают.
Только им незачем. Скажешь – начнут: можно к дедушке с бабушкой? Юлька караулит – наверняка.
- Мы с вами как-никак Робинзоны.
- Пап! – Пашутка вновь оторвалась от своих маслят. – Знаешь, как переводится Прасковья?
- Девочка, которую надо хорошенько отшлёпать.
- А вот и нет! Это другая девочка, которая иероглифы придумала. Я сказку читала. А «Прасковья» значит пятница.
- Ну да, вместе с Робинзоном был…
- Не поэтому! В пятницу жиды…
- Евреи, – поправил он. – Попы распяли еврейские.
- На горе Голгофе. Они думали, ОН не воскреснет. А ОН воскрес и велел, чтобы все друг друга любили и прощали.
Подумалось: года три назад оборвал бы. Что, мол, как бабка старая? В школу ходишь!
Как будто в школе всё знают! Мама глупее их, что ли? Или Галя? Он и сам, если разобраться… Не во всё, конечно, он верит. Трудно верить во всё. Есть вещи, которых никак не понять.
Но кому какое дело?
В своё время был случай. Рисунок признали лучшим: «Пошлём на конкурс». Вид на город с лугов, из-за речки Суши: Белый дом и церковь. Её убрать! Переделать в телебашню, в антенну. Долго ли? Иначе – никаких!..
Пошёл на принцип: взял и порвал. Нате! В школе повесили приказ: пионеру Сипягину строгий выговор.
«Нарвался! – выговаривал дома отец. – Теперь уж никуда…»
И пускай!
«Пошли их всех!» – посоветовали в художественной – неофициально.
Что, в самом деле, за дурдом? Церковь есть, люди ходят. А рисовать – не смей!
Теперь разрешили. У Ромки с Пашуткой крестики. Они и сами ещё не вполне…
Их право!
- В пятницу все горюют, мяса и молока не едят, – продолжила девочка. – А в воскресенье праздник.
- Ты как раз родилась в воскресенье.
- А я когда?
- Ты – десятого мая. Этого хватит с тебя.
- Война кончилась – и сразу родился, – прибавила Пашутка.
Брат гордо вскинул голову: «А то – ты!» Вспомнил, праздник, салют на площади – и свой день следом. И мамин подарок – автомат-трещотку. Не взял – забыл!
В чистом небе как гром прогремел. Сразу – белая полоса.
- Димка!
- Тёти Галин? Двоюродный? – Ромке подмигнул: помнишь?
Сестра не даст забыть. Мать при ней объясняла ему, кто есть кто. А он: «Ты ему двоюродная мама?»
Нет, папа двоюродный. Кто бы о чём ни трепался. Его и не было тогда с ними: Юлька одна с детьми в Москву рванула. После всего, после оспы! Димка их встретил, отвёз куда надо, покатал. Аж «за Можай»: показывал, где немца остановили. Не то, чтобы чего: Юлька сама интересовалась. На обратном пути – сама за руль: «Дима, отдохни!» В первый раз, как на ноги встала. Да по такой трассе!
С ними вместе и сестрёнка Димкина прокатилась – та, что от другой матери. Ей в первый класс идти, вот девчонке и показали Москву. Галя приняла её как родную. Что она – хуже Димкиной мачехи? Лучше! Та ей звонила: «Если что, вы с Дашкой не церемоньтесь». Без инцидентов обошлось. Димка уехал, а девчонка ещё с неделю гостила, родной матери дожидалась. Такая осталась довольная! Спрашивала: «А ещё к тёте Гале поедем?»
Сколько лет прошло! И Галин Димка на Севере, и маленькие растут.
- Он на истребителе, – пояснил Роман.
- Думаешь, у нас один истребитель? – вмешалась сестра. – На всю Россию!
Мальчишка вдруг притих:
- А правда будет война?
- Ещё один не навоевался! Война! Кого с кем? Ельцина с Горбачёвым? Или Вольфыч Ширинкин начнёт с похмелья?
- А мальчишкам он нравится, – заметила девочка.
- Нравится – потому что скоморох. По-русски – клоун. Смешить умеет. А воевать за него кто пойдёт? Дураков у нас нет.
- А это неправильно.
- Что?
- ДУНЯ. Смотри. – Она прутиком начертила. – «У нас» – предлог, пишется отдельно. Значит, одно слово лишнее. Получается: «Дураков у нас…»
- А то мало!
Она поморщилась, на брата покосилась. Вдруг спросит: «А Я?» Вот будет радость!
Тот молчал.
- Лучше – «дураки у них».
- Правильно! В Венгрии дураки. А мы с вами пока что здесь.
Дочь вздохнула:
- Только маму не взяли.
Возьмёшь её! Хлороформом если под нос – да в багажник. Только вряд ли уложится, дылда.
- В другой раз как-нибудь.
Продолжение следует http://www.proza.ru/2020/01/12/422 http://www.proza.ru/2020/01/12/422
Свидетельство о публикации №220011101440
Что-то у детей нечётко сформулирован вопрос: "Татарские ханы между собой дрались: кому будут дань платить?" Они дрались из-за того, кому из них будут дань платить или кому они будут её платить? Знают ли они, что русские князья платили дань татарам?
Пашутка всё жидов поминает, а знает ли она, что Иисус был евреем?
А Вольфыч Ширинкин в устах Ромки - это Жириновский? Если это так, то он - весьма осведомлённый ребёнок.
Резануло замечание отца о жене: "Возьмёшь её! Хлороформом если под нос – да в багажник. Только вряд ли уложится, дылда".
Алла Валько 31.07.2025 00:30 Заявить о нарушении
Кстати, о покойном "Ширинкине" он говорит, а не Ромка. Тот молчит на эту тему. Хотя кто тогда не знал? И его знали, и события в одной традиционно православной стране, с нами в ту пору сопредельной. Зауважали их тогда. Но лучше не развивать эту тему: в следующей главе чуть-чуть об этом.
А Пашутку не судите строго. На языке её мамы еврей официально называется "жидо". Видел в разговорнике для туристов. Написано было латиницей, но я венгерский её вариант худо-бедно знаю: проще английского-французского. По памяти не воспроизведу, но помню, что их Ж включает в себя "полусвастику" и ещё что-то. "Полусвастика" нужна и для звука С вместе с полувосьмёркой, иначе последнюю нужно читать как Ш.
Какую дурость подчас демонстрируют наши нынешние переводчики!
Ещё обратите внимание: девчонка знает, кто такая Юдифь. Одноимённую картину Джорджоне вешают у себя матери-одиночки (знаю нескольких таких): понятно, что представляют. Но здесь не тот случай.
И ей ли не знать о татарском иге? При таких родителях? А небрежность в речи - грех простительный: в сочинениях у хороших учеников хуже случается.
И гора Голгофа об определённых знаниях говорит. И не будем забывать: в те годы выплеснулось в люди многое, до той поры не звучавшее. В том числе и в православной среде. Знаю, о чём говорю: набожная старуха, квартирная моя хозяйка, старше Гитлера года на три, пересказывая евангельские события, евреев не упоминала вообще. Царь Ирод был у неё татарином. (Он и не еврей, но евреями правил.) Между тем об этом народе она знала: сосед был у неё, чуть-чуть помоложе, в атеизм её пробовал обратить. "Еврей-дурак", - отвечала она ему. За крещёную его внучку молилась и за её мужа: тот так помянул тёщина отца, что в сорок с небольшим ушёл за ним следом.
Вот такие вещи вспомнились. Простите, если утомил!
Большое спасибо, Алла Дмитриевна!
Михаил Струнников 31.07.2025 08:08 Заявить о нарушении