Радоваться или плакать?

Уже был август 1985 года. Уже шел второй месяц моего заточения. Уже закончился Международный московский Форум молодежи, после чего, якобы, меня должны были выпустить на свободу, как это предполагали (да и были уверены в этом!) все арестанты нашей камеры.

В кишиневский тюрьме, сообщая любопытным, что сижу "за политику", однако никому не говорил, что боролся за Гагаузскую Автономию (люди подобные “мелочи” не понимают и очень долго им приходится разъяснить, да и часто это бывает бесполезно). Всех в камере удовлетворяло, что я - сторонник истинного, а не извращенного социализма.

Но вот к нам в камеру кинули довольно шустрого паренька из Слободзеи и он, узнав, что я сижу "за политику", и что родом из Комрата, где проживают гагаузы, весело посмеялся и сказал:
- Это ты, наверное, в Комрате бунт насчет автономии поднял?

Я, естественно, был ошарашен, и подумал, что мне подкинули “утку”, но спросил, откуда он об этом знает?
- Об этом у нас в городе все знают. А зачем тебя закрыли, если на днях гагаузам дали автономию?
- Кто тебе об этом сказал? - я был по-прежнему в удивлении.
- Да, в другой камере, где я сидел, все об этом и говорят.
- Все ясно, - засмеялся я. - очередной тюремный анекдот.

Никогда бы я этот эпизод не вспомнил, если бы не последующие события.
3 сентября из карцера меня кинули на психэкспертизу при тюрьме. В тот же день меня вызвала на беседу врач-психиатр Кара Елена Васильевна и побеседовав со мной о моих “преступлениях”, под конец спросила, чем же я буду заниматься, когда выйду на свободу.

Я ответил: “Гагаузами! Пока у нас не будет своей  Автономии,  я не успокоюсь.
- А если бы сейчас ввели гагаузский язык и все остальное, то чем бы вы тогда занялись?
- Не знаю, пока этого не случилось, и пока я в тюрьме, навряд ли случится.
- Вы так думаете, - загадочно улыбнулась она, - а может уже ввели?
- Если бы ввели, то меня, наверняка, выпустили бы отсюда, - уверенно ответил я.
- Ну, вы, наверное, не только гагаузами занимались...
- То было не основное, то была декорация, своего рода приложение к гагаузскому вопросу, - сказал я и почувствовал, что с гагаузами что-то произошло в области культуры, - уж слишком она весело и уверенно об этом говорила.

А через неделе меня вызвал к себе психолог и предложив поиграть с его тестами, между делом заметил:
- В принципе вам беспокоиться особо незачем, ведь ваш родной язык, за что вы немало пострадали, уже введен.

Вот тут-то я окончательно сообразил: что случилось.

А случилось невероятное: и я сижу (и навряд ли  выпустят)... и кое-какую культуру гагаузам дали, за что в основном я и сел. Действительно, и  грешно, и смешно!
Но что же мне делать дальше? Ведь язык действительно введен, вот только неизвестно - как предмет или как факультатив?. Но в любом случае - это победа. Даже если как факультатив, то это значит, что начнут печатать учебную литературу по языку, которая через несколько лет вынудит властей ввести язык  как предмет, ибо самосознание гагаузов, в результате факультатива резко подскочит, и таких, как я, появятся десятки, сотни.

Так! Это хорошо. Это было самое главное – ЯЗЫК.

Вспоминается момент, когда из ЦК ко мне на квартиру приехал Братунов и долго доказывал, уговаривал, что гагаузам могут дать все, но  родной язык - для ЦК это равносильно самоубийству. Это же самое до  последнего дня твердил, и не только твердил,  а усиленно убеждал меня в этом М.Колса.    Нет,  доказывал он попомнишь мое слово, что если и дадут когда-нибудь что-либо, то только не язык. Этой своей  ложной уверенностью он заряжал и других гагаузских деятелей, повинуясь авторитету опытного мудреца (многие заслуженно таковым Михайлыча считали), поэтому прекращали всякую активную деятельность. А те, кто не совсем хотели подчиниться фатальному исходу, предлагаемому Михайлычем (мол, язык никогда не введут),  неоднократно с удивительной заинтересованностью в глазах выпытывали мое личное мнение и, естественно, я не имел права усомниться даже на секунду, что язык не будет введен, чем и заряжал друзей слепым, но горящим и живым оптимизмом.

Моя сверхсамоуверенность порой переливалась за края.
- Введут! Куда они денутся... я прижму их к стенке и заставлю ввести!

Помнится случай в комратском Музее, буквально за неделю до моего ареста.
В кабинете директора как-то оказались Савастин, я, директор стадиона (тоже гагауз) и еще многие другие. И в ходе обычной шутовской беседы Савастин зацепил гагаузский язык. В это время директор стадиона (будем называть его “Спортсмен”, расчесываясь перед зеркалом и услышав слово “гагаузский язык”, тут же накинулся на Савастина с такой ненавистью и бурением, что все присутствующие, в том числе и сам Савастин, опешили. Минут десять на повышенных тонах и с уничтожающими эпитетами Спортсмен, с пеной во рту, проклинал нас, что мы подняли этот “дурацкий” скандал.

Но, тут же перебив его на полуслове и вскочив со стула, я с жаром в 100 раз превышающим энергию Спортсмена и тоже с пеной во рту, заорал:

- Ни в одной нации мира не нашлось столько изменников, трусов и предателей, как среди гагаузов. Ни одна нация земли  добровольно не отказалась от своего языка, кроме гагаузов. И все это в 62-м году произошло, благодаря именно таким вот изменникам (я ткнул пальцем в Спортсмена). Только самый последний барыга, сам, добровольно откажется, и более того, будет проклинать язык своей матери.
Тут же меня поддержал Савастин и тоже довольно энергично, и после этого спортсмен стал остывать, огрызаясь:
- Вот, вот, посмотрите на Доброва, как он бесится здесь, а дай ему власть, то он нас всех живыми сожрет.

Весь тот шум я закончил категорично:
- Слушайте и запоминайте все: гагаузы будут изучать свой родной язык, каких бы жертв это мне ни стоило.

 И вот теперь в кишиневской тюрьме, узнав, что маленькая победа уже достигнута, я стал себя успокаивать  тем, что мол, жертвы были не напрасны. Все это неплохо. Все это хорошо, вот только чем мне дальше заниматься, вот ведь проблема?

С гагаузами вопрос почти решен, значит мне всецело надо переключаться на общесоюзные проблемы (а может мировые). Вероятно, так оно и будет если выйду на свободу...

Ох, как необычна моя победа?  А  я, конечно же, ее себе представлял иначе: введут  язык, газету, то есть дадут нам  для начала культурную автономию и тут же кинутся все друг друга поздравлять, а я, оказавшись в центре всеобщего внимания, буду вести себя скромно, словно я тут ни при чем и ничего особенного вроде не случилось. Затем мне можно и нужно серьезно подумать о женитьбе и, женившись, пригласить на свадьбу всех деятелей нашей культуры, устроив тем самым нечто вроде Второго съезда Гагаузии с беседами, музыкой, стихами...
Мечты, мечты где ваша сладость?!?

Ну что ж, теперь победу себе будут присваивать все, даже те, кто не имел к этой борьбе отношения.

И правильно сделают!!!