Что такое литература? с точки зрения физика

ЧТО ТАКОЕ ЛИТЕРАТУРА? С СТОЧКИ ЗРЕНИЯ ФИЗИКА

Борис Ихлов

Обычному человеку, который любит литературу, но не учился на филологическом факультете, литературоведение предстает примерно так же, как персонажу фильма «Полосатый рейс» его теща: «Мамочка, Вы мне всегда снитесь в таком экзотическом виде…»
При анализе литературного произведения нужно постараться отделить тему от проблемы, проблему от идеи, в композиции выделить конфликт, расписать композицию на экспозицию, завязку, развитие, кульминацию и развязку.
Нужно уметь различать сюжет и композицию, следование событий от структуры следования событий.
Наконец, нужно определить жанр. Фарс, детектив, комедия, драма, бурлеск, сага, психологическая драма, повесть, роман…

Перечисленные понятия, которыми оперирует литературоведение – безусловно, важны, без них нет литературного произведения, их целостность призвана воздействовать на читателя. Если композиция кольцевая, это тоже определенное воздействие и оно будет отличным от того, если сюжет – линейный или с «затемнениями», с переносом места действия, с ретроспективами или экскурсами в будущее.

Нет сомнения, что и определение вписанности произведения в литературный контекст эпохи и в исторический контекст тоже важно.

Однако ныне принято считать, что классовый подход устарел, хотя без него литературоведческих анализ, скажем, пьес Бернарда Шоу, рассказов Генриха Манна или повестей Максима Горького становится бессмысленным. Кроме того, ныне принято считать, что марксистский подход в литературоведении в СССР был выхолощен. И вместе с литературоведением Бахтина, Тынянова, Эйхенбаума (формальная школа), Жирмунского, Андреева-Кривича, чуть ли не оппозиционной в середине 80-х Галины Белой и других выдающихся исследователей за борт корабля истории выброшены Писарев с его изумительным анализом романа «Отцы и дети» (в книге «Реалисты»), Белинский, Стасов и даже Батюшков. Выброшены литературоведческие статьи крупных советских писателей и поэтов, к ним обращаются лишь при описании «эпохи тоталитаризма». Сава богу, В. Луков, А. Образцова, П. Балашов пока не забыты. И, разумеется, на знамя подымают Аверинцева, Лотмана и даже Лидию Гинзбург.

Особо модна ныне тема – противопоставление высокой индивидуальности косной, темной толпе. Массе. Тему начали развивать еще в конце 70-х! Например, в фильме Швейцера «Маленькие трагедии» Чарский просит импровизатора сочинить стих о поэте и толпе.
26.11.2005 в программе «Постскриптум» на ТВЦ ведущий Алексей Пушков пригласил бывшую балерину Большого театра Анастасию Волочкову в качестве арбитра для выяснения сущности бывшего министра культуры Швыдкого и руководителя Большого театра.
Главной темой передачи стало обсуждение реакции на телесериал 1-го телеканала, посвященный Есенину. Пушков, приводя в пример негативную публикацию какой-то «критикессы» в «Известиях», обрушился на «пролеткультовских шавок». Они, по мысли Пушкова, и раньше ненавидели Есенина и до сегодняшнего дня дожили. «Критикесса», в частности, писала, что Есенин был пьянью хронической, «удавился» в гостинице «Англетер», а его поклонники исполняют его стихи под музыку обязательно гнусавыми голосами. В ответ одна из родственниц Есенина пригрозила в «Постскриптуме» всем врагам поэта божьей карой: «Все, что выступал против него, кончили плохо!»
По версии «Постскриптума» Есенина постоянно преследовали и, в конце концов, убили сотрудники ОГПУ. Фон убийства – интриги и «разборки» между Сталиным и Троцким, повод убийства – телеграмма, якобы посланная Троцким Николаю 2-му с какими-то поздравлениями. Пушков, в подтверждение версии, предложил ко вниманию телезрителей «собственное расследование». Точнее, просто-напросто фильм Воронежской телестудии о Есенине, в котором «доказывается», что Есенин вовсе не повесился, а был убит.
В фильме актер Безруков, играющий Есенина, изображает наглого алкоголика с поведением, достойным современной богемы театрального вуза, пропившейся, обкуренной, но до пены изо рта любящей родину. Есенин Безрукова очень, очень  любит родину и ненавидит большевиков.
Хотя… какое дело было Троцкому до какой-то телеграммы царю, если он о Ленине писал такое, за что в 30-е непременно поставили бы к стенке? Не читали его подборку статьей в книге «К истории русской революции», где он откровенно поносит вождя мирового пролетариата?
Какое дело было Есенину до «Пролеткульта», если Ленин писал об идеологии этой организации как «теоретически неверной и практически вредной».
В то время к поэтам, вообще людям искусства, относились вовсе не с таким вниманием, не носились, как с писаной торбой, как того хотели бы современные представители искусства…
Теперь скажите: как могло прийти Троцкому голову укокошить Есенина, если он в 1923-м в статье «Есенин» (книга «Революция и Литература») писал о поэте: «Есенин отразил на себе предреволюционный и революционный дух крестьянской молодежи…» И как Троцкий (или Сталин) мог приказать ОГПУ убить Есенина, если они к ОГПУ никакого отношения не имели,  ОГПУ заведовал Дзержинский. Сам же Есенин хотел «задрав штаны, бежать за комсомолом».
Юнна Мориц в 1991-м году в «Литературной газете» высказалась, что делают демократы с русской и советской литературой: «Лежит милая в гробу, я пристроился – гребу, нравится, не нравится – терпи, моя красавица!»

Мрина Цветаева не отличала ямба от хорея, совершенно не разбиралась в обозначениях размеров. «Пишу как слышу», - говорила она.
Но именно на понятиях такого рода основаны школьные программы по литературе. Школьники обязаны знать, что такое анапест, дисфемизм, литота, тропа, синекдоха, единоначатие и т.п.
Если вы изучили подобные термины досконально, поняли ли вы русскую литературу?
Нет.
Если вы узнали, что поэма «Евгений Онегин» написана четырехстопным ямбом, стала ли поэма вашей?
Нет.
Но если кто на фуршете ли, на кастинге ли, на инсталляции ли прочитает «Колокольчики мои, цветики степные…», вы сможете блеснуть. Ба, скажете, да тут в кульминации метонимия с анафорой! В жанре элегического анапеста. И все сразу поймут, что вы большой знаток хейтспича, майнинга и тьюнинга…

С другой стороны, система литературоведческих понятий – лишь абстракция, она приложима к любому литературному произведению, и посредственному, и гениальному, и к графомании, и к художественному поиску.

Художественное произведение есть система. Хочет этого автор или нет. Изваял фигу из пластилина – система. В книжке два абзаца, на остальных страницах – то точка, то кавычки, то муху нарисовал – все равно система, которую можно раскладывать на композицию, сюжет и жанр. Тракторист Петр Кучевасов написал роман о своем тракторе и поварихе Дуне из сельской столовой. Система! Кто прав, кто неправ в коллизии охотника и зайца? Является ли развязкой чудесное воскрешение зайца?

Некий литературовед сбил литературный мир планеты с панталыку, объявив примером фабулы выражение: «Король умер. Королева умерла». Сюжет, в полную противоположность, совершенно другое: «»Король умер, и потому королева умерла».
То есть, фабула – это когда нарушена причинно-следственная структура произведения, из нее  зачем-то выброшены к чертовой матери причинно-следственные цепочки и условия, в которых проистекали события, типа «была эпидемия гриппа, и потому оба дали дуба». Или: королева очень-очень любила старого короля, от горя у нее развился астенический синдром, гуляя темным вечером, она налетела на фонарный столб и в результате склеила ласты.
Иные литературоведы убеждают, что на самом деле фабула – это сюжет, а сюжет – фабула.
Между сюжетниками и их авангардом, остросюжетниками, и фабулистами разразилась война. Когда я сижу за своим бюро, я ясно вижу, как сюжетники побеждают карпистов… тьфу, фабулистов.
Все видели фильм-сказку «Огонь, вода и медные трубы», как мудрецы спорили, есть ли у палки начало и есть ли у нее конец. Нет конца – значит, палка бесконечна, нет начала - безначальна. Симметрия системы указывает на тождество начала и конца.  Сказка учит, что начало у палки – это ее близость к корню дерева, конец – к вершине.
Усложним эксперимент. Возьмём гвоздь, отрежем у него шляпку и острие. И мы может смело утверждать: сюжет есть нечто безначальное!

Иные литературоведы полагают, что для литературоведения неважно, был ли Шекспир, не было ли Шекспира, сам ли он писал свои сонеты или вместо него работала армия нанятых ландскнехтов – неважно, плевать на самого Шекспира, пусть его хоть вспучит от геморроя, а вот есть произведения, которые мы и будем разбирать по косточкам.
В то же время нелишне знать, что Диккенс был бабником, а Теккерей его за это ненавидел. Однако пили вместе.
И если разобрать произведение на составляющие, на сюжет, тему, экспозицию, жанр и т.д., а потом собрать обратно – ничегошеньки не получишь, сумма элементов не есть элемент суммы, своеобразный литературоведческий дефект масс.

Предварим обсуждение определения литературоведения рассуждением о критике.
Не успела оформиться физика, как появились историки физики и естественной науки вообще, в подмогу к ним возникла философия науки. Не успела созреть современная живопись, тут как тут искусствоведы, искусство кино потоптали кинокритики, на композиторов набросились музыковеды. Сколько рабочих мест! Как говорит медицина, в теле человека есть несколько отверстий, и у каждого поджидает специалист.
Это не всё. Порой писателям приходит в голову цитировать или всячески обрисовывать произведения других писателей. А также скульптур, живописи, музыки, архитектуры. То есть, изучение распространяется вглубь и вширь.

Благодаря влиятельным друзьям великому русскому писателю Гоголю предложили кафедру в Петербургском университете. Несколько раз Гоголь прочитал одну и ту же эффектную лекцию, но в дальнейшем сам отказался от профессуры, без объяснения причин. Как пишет Википедия -  задача оказалась ему не по силам. Как говорят наши преподаватели – ему просто больше нечего было сказать. Не мог осмыслить и так далее. Ну, еще бы, в отличие…
Тот же пейзаж в Германии – великого немецкого писателя Генриха Бёлля пригласили читать лекции. После первых лекций Бёлль отказался продолжить курс – опять без объяснения причин.
Итак. Кто такие критики? Музыковеды – это те, кто не умеет сочинять музыку. Искусствоведы – не могут рисовать картины. Продолжать не имеет смысла.
Ваш покорный слуга поступает еще хуже: он пишет о литературоведении!

Бьернсон писал, что зрителю не нужно прочитывать горы книг о художнике и его картинах, нужно просто смотреть картины.
Рокуэлл Кент говорил: «Я не знаю, что такое искусство, я знаю только то, что это мне нравится, а это – нет».

Конечно, Бьернсон не совсем прав – разве не стоило бы знать, в каких условия был написан портрет Веревкиной, как и почему образовались группы передвижников, мирискусников, обериутов, акмеистов и так далее. Чьи черепа рисовал Верещагин? Тоже следовало бы знать.

Между тем сама литература, то, что в ней любят – нечто совсем иное.

***

В рассказе Шукшина «Забусковал» (снят киносюжет) сын совхозного механика Романа Звягина Валерка в качестве домашнего задания трудился над «Мертвыми душами» Гоголя:
«Эх, кони, кони, - что за кони! Вихри ли сидят в ваших гривах?.. Русь, куда же  несешься ты? Дай ответ!.. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик, гремит и становится ветром разорванный в куски воздух, летит мимо все, что ни есть на земле и, косясь, постораниваются другие народы и государства»
Роман слушал и вдруг мысли его споткнулись: «А кого везут-то? Кони-то? Этого…. Чичикова? Этого хмыря везут, который мертвые души скупал… Елкина мать!.. вот так троечка! Русь-тройка все гремит, все заливается, а в тройке прохиндей, шулер». Изумлению Романа не было предела: «Вот так номер! – продолжал он возмущаться. – Мчится, вдохновенная богом! – а везет жулика. Новые народы и государства Руси-тройке дорогу дают, а в тройке едет прохиндей Чичиков».

О чем говорит Шукшин? О том, что читатель видит в произведении совсем не то, что выделяют в нем, как из мочи на центрифуге, литературоведы.

Например, в романе Толстого «Анна Каренина» нетривиально, что замужество Анны было подстроено тетушкой Анны. Добилась она этого обманом, в главе XXI читаем: «Тетка Анны, богатая губернская барыня, свела хотя немолодого уже человека, но молодого губернатора со своею племянницей и поставила его в такое положение, что он должен был или высказаться, или уехать из города... Тетка Анны внушила ему через знакомого, что он уже компрометировал девушку и что долг чести обязывает его сделать предложение».

Оказывается, многие реплики персонажей «12 стульев» Ильфа и Петрова - пародируют слова героев «Преступления и наказания», сцены имеют сходный реквизит или копируют эпизоды из романов Достоевского. Письма, которые в «12 стульев» отец Федор пишет жене Катерине Александровне, пародируют записки Достоевского жене и даже подписи: у Достоевского «Твой вечный муж Достоевский», у Иьфа и Петрова - «Твой вечный муж Федя».

В басне Крылова «Стрекоза и Муравей» стрекоза не летает, а резвится в траве. Потому что это и не стрекоза, а кузнечик. И чуть ниже увидим, почему.

Дадим слово литературоведу.
Хемингуэй утверждал, что события в его книге «По ком звонит колокол» - выдумка, но некоторые сцены романа основаны на реальных событиях. Во время гражданской войны в Испании писатель познакомился с советским разведчиком Хаджи-Умаром Мамсуровым и так был впечатлен его рассказами, что вплел в свой роман реальные истории в книгу, а Мамсурова сделал прототипом одного из героев. Стоит это знать?

С другой стороны, есть моменты, явно необязательные. Все центральные персонажи «Маленького принца» Экзюпери имеют прототипов. В детстве родственники называли маленького Антуана le Roi-Soleil («король солнца») за его светлые волосы, прообразом верного Лиса стала для Экзюпери его подруга Сильвия Рейнхардт, а капризной Розы - жена Консуэло. Может быть, кому-либо это покажется любопытным, но вряд ли что-то добавит к восприятию самого произведения.
У пушкинской русалки, которая сидит на ветвях в «Руслане и Людмиле», нет хвоста. Представление о русалке с хвостом пришли в Россию с Запада, в славянской мифологии русалки изображались красивыми девушек с длинными зеленоватыми волосами, большой грудью и, разумеется, со стройными ногами. Поэтому пушкинская русалка и смогла забралась на ветви дерева.
Интересно? Нужно это? Нет.

Еще один пласт литературоведения – заимствования. И здесь читателя подстерегают неожиданности, и не только в плане смысла текста.
Пушкин не является автором «Сказки о рыбаке и рыбке». Первыми аналогичную сказку написали братья Гримм, основываясь на померанской легенде о заколдованной рыбе, исполняющей желания. В немецкой сказке рыбак ловит в море камбалу и под влиянием своей властной жены Ильзебиль просит у рыбы сначала новый дом, потом замок, королевский и кайзерский титулы. Когда в конце сказки женщина становится папой римским и замахивается на пост бога, камбала оставляет ее «у разбитого корыта». Пушкин, как известно, в бога не верил, поэтому он «приземлил»  последнее желание старухи.

Заимствований  в сказках – множество. Алексей Толстой писал свой «Золотой ключик или приключения Буратино» с «Приключений Пиноккио» Карло Коллоди. Но у Коллоди текст дидактический до жестокости, Толстой же в своем переложении смеется над дидактичностью, представленной читателю Мальвиной.

Сказки «Волшебник Изумрудного города» и следующая «Урфин Джюс и его деревянные солдаты» созданы Александром Волковым на основе сказки американского писателя Лаймена Фрэнка Баума «Удивительный волшебник из страны Оз» («Мудрец из страны Оз»). Волков кардинально переработал первоисточник, убрал мрачное описание жизни бедной девочки в Канзасе и т.д.

Сказка Николая Носова «Приключения Незнайки в Солнечном городе» - на основе героев Анны Хвольсон «Царство Малюток», изданной в 1889 году. Анна, в свою очередь, позаимствовала своих героев из комиксов 1880-х канадского художника и писателя Палмера Кокса. У Кокса есть целый цикл про маленьких человечков, что живут в лесу и отправляются на поиски приключений - в комиксе «Удивительные приключения лесных человечков» они точно так же, как и герои Носова, летят путешествовать на самодельном воздушном шаре. Однако у Носова - целиком самостоятельное произведение со своим сюжетом, заимствованы только имена героев и пара поворотов сюжета.

Лазарь Лагин написал сказку «Старик Хоттабыч» по мотивам сказки «Медный кувшин» англичанина Ф. Энсти, опубликованной в 1900-м.

«Доктор Айболит» 1929 года выпуска – заимствование у Хью Лофтинга сказки «Доктор Дулиттл» 1920 года выпуска.

Главный герой романа «Имя розы» монах Вильгельм Баскервильский, которому приходится расследовать убийство, явно предшествует Шерлоку Холмсу, с которым сходны даже внешние черты, поведение и манера рассуждений. Он так же использует дедукцию,  так же впадает в апатию и т.д. Ученик Вильгельма - Адсон, почти что Ватсон.

Крылов не был автором сюжета басни «Стрекоза и муравей», автор - французский баснописец Жан де Лафонтен, а тот, в свою очередь, позаимствовал ее у Эзопа. В оригиналах муравей беседует с цикадой. У Крылова цикада превращается кузнечика, стрекочет и поет. Отсюда и название - стрекоза, которым в XVIII веке обозначали разных насекомых, т.е. с крыльями.

Заимствуют и стихи. Так, стихотворение «От жажды умираю над ручьем» (поэтическое состязание в Блуа) принадлежит не Франсуа Вийону, а его знакомой поэтессе. Правда, женский вариант уступает.

От заимствований нужно отличать плагиат. Почти все перечисленные выше авторы, кроме Вийона, указывают первоисточник, кроме того, сами сказки существенно отличаются. В противоположность им Джордж Оруэлл просто украл у Замятина роман «Мы», это его «1984», а у Костомарова – «Скотный двор». В Испании Оруэлл был революционером, однако позже начал составлять списки левых для британской полиции, превратился в стукача. То есть, способность к перестройке не является характерной чертой лишь советских гуманитариев, в том числе писателей. Например, таких, как Гроссман, который стал чуть ли не знаменем борьбы с тоталитаризмом, а ведь в свое время сам подписывал расстрельные списки.
Пермский писатель Воробьев выкрал своего «Капризку» у старого, 20-х годов прошлого века, журнала «Огонек».

Перечисленные сказки относятся к разряду так называемых авторских сказок.

В фольклористике же и литературоведении существует целая теория заимствования (индианизм), объясняющая сходство фольклорных сюжетов их миграцией из одного общего источника. Первоначально её сторонники все сюжеты возводили к «Панчатантре», отсюда «индианизм».

***

Основоположник теории заимствований - Теодор Бенфей. В 1859-м вышел его двухтомный перевод «Панчатантры», на огромном собранном материале Бенфей доказывал, что родиной сказок является Индия, а далее индийские произведения проникли в Сиам, в Западную Азию, оттуда в Африку, к готтенготам, банту, туарегов, бечуанам, оттуда – в Испанию. В Европу сказки проникли через Византию, Испанию и Италию.
Распространение буддизма в I веке подарило индийские сказки Китаю, Тибету, Монголии. Здесь правда Бенфея заканчивается, он всерьез считал, что русские сказки взяты у монголов, а литовцы, сербы и чехи позаимствовали их у русских. Что явно неверно.

Бенфей утверждал буддийское происхождение европейских сказок, и, хотя он указывал буддийские корни, его утверждение, разумеется, верно лишь отчасти.
Скажем, в Китае – собственные сказания, поскольку конфуцианство возникает примерно в тот же период, что и буддизм – в середине I тысячелетия д н.э.
Иудаизм возник за полтысячелетия до буддизма. Мифология иудаизма (откуда и христианство) берет начало не только в индийской, но и в египетской мифологии. При этом разница мифологий у народов вполне отчетлива.

Ислам учит, что человек не должен бояться смерти. Для тех, кто верит и совершает праведные поступки, смерть не должна быть страшна. Грешников же ждет двойное наказание.
«Азаб ал-кабр», могильное наказание, малый суд над умершим, совершается сразу после смерти: «Мы накажем их дважды, потом они будут возвращены к великому наказанию» (9:101/102).
Умершего в могиле допрашивают два ангела – Мункар и Накир; они же, исполняя волю Аллаха, оставляют тела праведных наслаждаться покоем до Дня воскресения. Оказывается, ничего не делать – это наслаждение. То есть: и мифология отсылает к фольклору, наслаждение – это свобода от тяжелого, изнурительного черного труда.
Грешников наказывают мучительным давлением. Хотя, собственно… Вы не пытались душить мертвую козу?
Атеистов ждут муки: "Если бы ты видел, как завершают жизнь тех, которые не веровали, ангелы - они бьют их по лицу и по спинам: "Вкусите наказание пожара!" (Коран, 8:50/52).
После смерти душа попадает в место ожидания «барзах» (преграда), где и пребывает до Судного дня, причем души мусульман попадают на небеса, а души неверных в колодец Барахут в Хадрамауте. В этом состоянии тела умерших все еще обладают способностью чувствовать, хотя и находятся в могилах. И, наконец, в день, когда вся Вселенная разрушится (киямет), все умершие предстанут перед Аллахом для суда. Суд Аллаха – высший и справедливый, во время которого он накажет грешников и даст вечное блаженство праведникам. 
«И когда наступит день самой большой катастрофы - день Воскресения, день, когда человек вспомнит все свои труды и покажется огонь вечных мук, те, кто уклонялись и предпочли жизнь мирскую, им место в огне геенны, а те, кто страшились Господа и удерживали свои страсти - им место в раю» (сура Наз'ат, стих 34-41). Сам день страшного суда неизвестен : «Не знает тот, кто в небесах и на земле, скрытого, кроме Аллаха, и не знают они когда будут воскрешены» (Коран 27:66(65)).
Праведники после Суда обретут вечное блаженство в раю - ал-Джанна (сад): «...там - реки из воды непортящейся, и реки из молока, вкус которого не меняется, и реки из вина, приятного для пьющих, и реки из меду очищенного", там сады "темно-зеленые", там "плоды, пальмы и гранаты". Праведники одеты в "одеяния зеленые из сундуса и парчи, и украшены они ожерельями из серебра", отдыхают на "ложах расшитых", "не увидят они там ни солнца, ни мороза, близка над ними тень". Голод они утоляют "плодами из тех, что они выберут, и мясом птиц из тех, что пожелают", поит их Господь "напитком чистым", "чашей, смесь в которой с инбирем", "из текущего источника - от него не страдают головной болью и ослаблением". В качестве прислуги у праведных будут "мальчики вечно юные", обходящие хозяев "с сосудами из серебра и кубками хрусталя", а в качестве жен обитателям рая будут даны "девственницы, мужа любящие, сверстницы", "черноокие, большеглазые, подобные жемчугу хранимому". Кроме этих чернооких дев (гурий), у праведников сохранятся и их земные жены: "Войдите в рай, вы и ваши жены, будете ублажены!» (Коран, 47:15/16-17; 55:46-78; 56:11-38/37; 76:11-22; 43:70).

То есть. Оказывается, лишившиеся тел души могут есть, пить и совершать соития. Причем пить так, чтобы голова наутро не болела, а у девушек сохраняются все свойства их материальных тел…
Согласно верованиям мусульман тело в могиле чего-то ощущает. Однако боль - это реакция живого организма, нематериальные души не могут реагировать на геенну огненную.

Тех же, кто попадет в ад, джаханнам, ждет совершенно иная судьба. Сам джаханнам, по одним представлениям, находится в чреве "готового лопнуть от гнева" животного, по другим - в глубочайшей пропасти, в которую ведут семь ворот (Коран, 89:23/24; 67:7-8; 15:44; 39:72). Им предстоят невероятные муки: "А те, которые несчастны, - в огне, для них там - вопли и рев". "Мы сожжем их в огне! Всякий раз, как сготовится их кожа, мы заменим им другой кожей, чтобы они вкусили наказания". "Огонь обжигает их лица, и они в нем мрачны", "одеяния их из смолы". Питаться грешники вынуждены плодами адского дерева заккум, которые "точно головы шайтанов", пить - кипяток, который "рассекает их внутренности", или гнойную воду: "Он лакает ее, но едва проглатывает, и приходит к нему смерть со всех мест, но он не мертв, а позади его - суровое наказание". В перерывах между огненными пытками обитателей джаханнама будет мучить столь же ужасный холод (Коран, 11:106/108; 4:56/59; 23:104/106; 14:50/51; 37:62/60-66/64; 56:52-54; 37:67/65; 14:16/19-17/20). В зависимости от количества и качества проступков грешники помещаются в разных уровнях (кругах) джаханнама.

У христиан те же орудия пытки: огонь и холод.
Оказывается, на душе есть кожа, душа пьет воду, и боится холода.
Оказывается, души праведников обожают богатые одежды, жемчуг, хрусталь и серебро. Нужно ли указывать, где взято такое понимание счастья и несчастья?

По поводу воскресения  в виду киямета – несколько нелогично, ни воды, ни электричества, ни морского побережья, ни самой Вселенной больше нет. О каком воскрешении можно говорить, скажем мы сегодня, если Солнце сожжет Землю, а потом остынет, наша галактика столкнется с туманностью Андромеды, наконец, распадутся, превратившись в излучение, все элементарные частицы.
И, что самое нелогичное - ангел Азраил способен быть в разных точках пространства одновременно, забирать миллионы душ одновременно, не создавая при этом путаницы и со всеми одновременно разговаривая на разных языках.
Что касается душевных страданий – тоже нелогичность: душа избавляется от страданий, покидая бренное тело. Как учит Коран: смерть избавляет от тяжких обязанностей и трудностей мирской жизни.

В возникшем в начале I тысячелетия до д.э. иудаизме, предшественнике ислама, понятия ада и рая крайне приглушены,  весьма невнятны,  не имеют такого значимого веса как в сопредельных верованиях. Человеку не дано знать.
Иудаизм настраивает на нечто более существенное – на будущую жизнь, именно: не на райское бесцельное «блаженство», а  на вечную жизнь на Земле, полноценную и значимую жизнь.  И начнется она с приходом Машиаха,  когда прекратятся все войны, будет снова отстроен Храм, как место обитания бога (точней, как место наибольшей концентрации Шехины – Его духа – на земле) и все мертвые возродятся к новой жизни.  Смыслом  и наполнением этой новой жизни для каждого в ней будет познание  сокровенного, сакрального,  т.е. Духа Всевышнего и проявления Его в мире. Именно это и наполнит радостью и счастьем жизнь каждого в том, будущем мире.  Не говоря уж, конечно, о радости встречи со всеми, кого мы любим или любили здесь на этой Земле, а возможно даже (так мне представляется), совместной творческой работы по познанию всего указанного выше.

Но если даже самый праведный и почитаемый  Моше-рабейну (Моисей или же Муса в нееврейских прочтениях) за свои грехи был наказан свыше недопуском в Эрец-Исраэль (в Святую Землю), о каком же посмертном  разделении душ на ад и рай можно говорить?

То есть. Попасть в места прежнего обитания Адама и Хавы – по сути невозможно. Зато в ад – нет проблем. Покойники следуют в страну забвения и молчания, Шеол - жуткую яму или город. Там они живут в темноте и невежестве, покрытие червями и пылью. Геенна - глубокая долина, заполненная огнем, где горят и никак не могут окончательно сгореть грешники. Мучаются, но по субботам -  выходной. Шабат.

Аналогично – у скандинавов: пропуск в Валгаллу завоевывается воинской отвагой. Жизнь после смерти не сильно отличается от земной: днем воины воюют, ночью едят свинину и запивают ее медом. Ад - подземный Нифльхейм, содержит его страшная богиня Хель.

В ведических верованиях (II тысячелетие до н.э.) Яма, вождь мертвых, правит в царстве света, расположенном на внешнем небе. Пребывание там всех умерших героев безболезненно и беззаботно. Они наслаждаются музыкой, совершают соития, едят, пьют от пуза и пр.
В индуизме рай – обиталище красоты и радости, туда-сюда бегают разнообразные божества. Пропуск приобретается обретается правильной жизнью и правильным выполнением ритуалов.

В буддизме, родившемся в противовес жестким Ведам, и не на пали или санскрите, как Веды, а на наречии магадха,  рай - обиталище богов, там каждый после смерти сможет переродиться. Но только в том случае, если поднакопил в предыдущих жизнях много хороших впечатлений.  Все желания, которые возникают у обитателей рая, мгновенно осуществляются: «едва вступят они в воду, вода поднимется в соответствии с его желаниями: по щиколотку, до колен, по пояс или по горло. Если кто-то захочет, чтобы вода была холодной, она будет холодной, если же другому захочется, чтобы вода была горячей, для него она станет горячей, если же они пожелают, чтобы она была и горячей и холодной, для них она станет и горячей, и холодной, дабы доставить им удовольствие и т д.» (Великая Сукхавативьюха). Но когда положительные ощущения, накопленные в предыдущих жизнях, заканчиваются, душа возвращается в низшие миры, переродившись в кота или суслика. Причем и в индуизме, и в буддизме масса разнообразных адов.

У древних греков подземный Аид – просто очень темное место. Хотя его боятся даже боги. Почему-то. Расположен либо глубоко под землей, либо на крайнем западе. Тех, кто лично оскорбил Зевса, низвергают в бездонную пропасть - Тартар, и зверски пытают. Греки верили, что Сизиф, Тантал, Иксион выкопали свое тело, переправились через реку Стикс и принялись испытывать телесные муки.
У Платона же после смерти души отправляются жить на звезды. К термояду поближе…

Такие племена североамериканских индейцев, как аджибуев, чокто и сиу, верят, что покойники живут там, где заходит солнце или происходит удачная охота. Некоторые из эскимосских племен уверены, что умершие переместились в лучи северного сияния. Африканский народ тумбука (Малави) верит в  область духов в подземном мире. Но это не ад. Наоборот, там покойники вечно остаются молодыми, никогда не бывают несчастными или голодными.

В Персии поклонники Зороастры убеждены, что ад находится не на западе, а на крайнем севере, в шахтах. Там грязно, воняет и кишит демонами. Там души проклятых, «последователей лжи» должны пребывать после смерти в мучениях и горе, пока не будет уничтожен некто Ариман, владыка Мрака.

Миктлан, ад ацтеков, точно такой же, как Аид. Причем греши, не греши – не имеет значения, всё зависит от характера смерти и занимаемого положения. Сначала все души окунали в материю, затем возвращали к богу.

Таким образом, теория Бенфея – крайне ограничена.

Верующие китайцы всё лучшее, что может быть в человеке, отделяли от человека и переносили отделенное на небо. В СССР – переносили на генерального секретаря.

***

Теория заимствований – в определенном смысле более широкая, чем рамки такой школы литературоведения, как «мифологическая школа». Ее представители – сказочники братья Гримм, собиратель сказок Александр Афанасьев, Федор Буслаев, испохабивший под Малороссию «Энеиду» Александр Котляревский и другие. Школа шла от истоков народной самобытности и объясняла происхождение европейского фольклора из общеиндоевропейских истоков. В свою очередь «индианизм» уступил место «антропологической теории» или «теории полигенеза».

Братья Гримм полагали, что мифические персонажи - форма бессознательного познания, что близко философии А. Ф. Лосева.
Главная работа Буслаева – «О влиянии христианства на славянский язык». Буслаев писал: «Самая мифология есть не иное что, как народное сознание природы и духа, выразившееся в определенных образах».

То есть, миф - не фантастическое, а реалистическое отражение природы. На этом школа заканчивается.

К другим школам относятся культурно-историческая  (И. Тэн, И. Гердер и др.), положившая в свое основание позитивизм, сравнительное литературоведение (Александр и Алексей Веселовские и др.), сравнительно-историческое литературоведение (Т. Бенфей, В. М. Жирмунский,  М. Ф. Гюйяр и др.), психологическая школа (В. Вундт, А.А. Потебня, С. Жирарден и др.), биографический метод (Ш. О. Сент-Бёв).

Так, один из основателей позитивизма Герберт Спенсер писал: «Высшее искусство основано на науке, без науки не может быть ни совершенного произведения, ни совершенной оценки». Ни много, ни мало. Хотя даже Юнг противопоставлял искусство науке. Правда, сам желал определить искусство в прокрустово ложе науки.

Все перечисленные школы отвергают «социологическую школу», то есть, марксистскую, отвергают анализ общественных противоречий, отвергают революции. Не говоря уже о таких школах, как геменевтика (В. Дильтей, Х. Гадамер), деструктивизм (напр., М. Фуко), структурализм (Юрий Лотман), поструктурализм (Ролан Барт). Хотя Барт не жаловал буржуазию, ее можно определить, замечал он, как класс, который не хочет быть названным.

Таким образом, литературоведческий анализ в духе этих школ ничем по сути не отличается от «выхолощенного в духе КПСС».

***

Чтобы говорить о литературоведении, стоит дать ему определение.

Но чтобы дать определение литературоведения, сначала надо дать определение литературы. Литературы – часть искусства, следовательно, еще раньше надо дать определение искусства. Искусство – часть культуры, надо дать и определение культуры. И тут выясняется, что искусство не принадлежит народу, потому что из культуры выбросили ее существенную часть: культуру производства. И выбрасывание это произошло в том числе в форме производственного романа, как в СССР, так и на Западе. Армия искусствоведов отделилась от населения, от экономики, от всего того, что искусством не является. А ведь, как отмечает Тейлор, в древние времена плавка металла, умение ваять горшки были искусством, и поэтому людей труда избирали вождями племен.

В литературоведении указывают, что анализ художественного произведения включает в себя взаимосвязь произведения с историческими событиями. Однако ж искусствоведы оголтело отмежовываются от такого аспекта истории, как экономика и политэкономия, от восстаний, бунтов и революций. Кроме, конечно, Бернарда Шоу, который еще и литературовед. И, разумеется, Пушкина.

В науке нет ничего, кроме ее практического применения, с немецкой грубостью утверждал Маркс. Наука оперирует повторяемыми феноменами, искусство, несмотря на многочисленные и обширные совпадения, обращено к неповторимому, уникальному.

«Музыку пишет народ, - утверждал Глинка, - мы, композиторы, лишь ее аранжируем». Это верно, но лишь отчасти. Это высказывание лишь очищает мифологическую школу от идеализма, возвращает ее фольклору, народному быту.

Искусство есть познание всеобщего в конкретном. Небо в чашечке цветка. Следовательно, это познание не может абстрагироваться от общественных противоречий. От, по выражению Б. Проскурнина, «формационного аспекта».

Можно дать понятию атрибутивное или функциональное определение, можно выделить в атрибутах существенные. Как это сделал Ленин в определении классов. Можно дать определение, основываясь на диалектическом противоречии, как это сделал Ленин в определении материи. Но как дать определение тому, что, по словам Бетховена, «высекает огонь из человеческой души».

Литературоведение – это своего рода философия. И в СССР литературоведение стояло выше выхолощенного марксизма. Ибо многие советские философы, как отмечает В. С. Библер в брошюре «Самостояние человека» (Кемерово, 1993), оперируют цитатами, тогда как литература – целыми произведениями или всем рядом произведений. Можно дополнить – и не одного автора.

Литература – это не «я во Вселенной», как полагают современные бездарные солипсисты от искусства, считающие, что толпа обязана быть благодарной за любой их выверт, а если «не понимает», говорит М. Гельман – терпеть. Литература - это «Вселенная через меня». Это отражение мира.

Литературоведение, как и сама литература – это своего рода собеседование, познание путем собеседования, в смысле М. Бахтина. Это умение захватить читателя: сюжетом, пластикой слова, словесным колдовством, как устанавливают зону рапорта гипнотической формулой. Или исполнением, как это делает Ираклий Андроников, как это делает театр или художественный фильм.

Литературоведение и литература – это молитва, но обращенная не к тому, чего нет в природе, не к богу, а к природе, к лучшему, что есть в человеке, что выработано или будет выработано в общественном бытии.

Литературоведение, если оно обращено именно к литературе, а не к абстрактной схеме – это Писарев, Белинский, Бернард Шоу, Троцкий, Тынянов, Маркс, Энгельс, Плеханов.

Хотя и у Образцовой, и у Лукова, и у Балашова социальный анализ литературного произведения в духе марксизма – несколько упрощен, а Маркс в любых литературных произведениях видит в первую очередь, упоминания о стоимости. Но Энгельс задал высокую планку понимания литературы в контексте истории, поэтому его высказывания цитируют во всех томах многотомной «Истории всемирной литературы».

Наконец, литература и, следовательно, литературоведение – это такое отражение общественного бытия, которое выражено в фольклоре.
Увы, в отличие от 20-х, когда советская литература жадно впитывала в себя фольклор, современный народный язык в России – что-то чудовищное, смесь неграмотности, вывертов интернета и полной интеллектуальной импотенции. Гасанова трудно уважать, но в этом он прав. Оттого и современная литература, если ее можно назвать литературой, такова. Ей нечего впитывать.

Вопрос о свободе творчества в понимании ее Сталиным – тема отдельной статьи, Лениным – книги.

Автор благодарит Б. М. Проскурнина за то, что предоставил возможность, как выразился Светлов, «подышать возле теплого тела искусства».

Январь 2020.