Верный

           После войны у нас в деревне не было лошадей. Ездили на корове Бруньке - и сено возили, и дрова…
           Мне было семь лет, и я помню, какая Брунька была ласковая. Помню, как она меня всё лизала своим шершавым языком, при этом толкала меня мордой так, что я еле на ногах устою. А я стоял, не убегал, потому что чувствовал доброту и коровью ласку. Может она мою бабушку вспоминала – свою хозяйку?
          Тут как-то заходит к нам дед Пахом и говорит моему деду:
          - В колхозной конюшне жеребёнок родился. Ну, такой слабенький родился. Его всё равно не выходят. Сходи, попроси, может, продадут?
          Дед мой сходил и ему продали жеребёнка по весу, как мясо. Принёс его дед на руках, и мы стали этого жеребёнка «на ноги ставить». Ухаживали, пестовали, как с малым ребёнком возились. И вырос из жеребёнка наш красавец Верный, гнедой масти, со звёздочкой на лбу. И такой послушный…
          Статью и красотой выделялся среди своих собратьев.
Я его купал, за ним ухаживал, расчёсывал хвост и роскошную гриву.
А какие умные у него были глаза!
          Иду я вечером за ним, где он спутанный пасся, он уже головой машет. Подхожу, а он тихо-тихо ржёт – только для меня и губами нежно меня теребит. Это он так радовался мне. Животные все понимают и чувствуют, кто их любит. И я их всех помню из моего деревенского детства. Особенно корову Бруньку.
           А коня Верного буду помнить до конца дней своих. И вот почему. Однажды зимой, я уже в школу ходил, Верный спас мне, тогдашнему подростку, жизнь. Вот как это было.
          В нашей деревне находился в командировке районный начальник. Когда все дела закончились, его надо было отвезти в районный центр, за 20 километров, и успеть к вечеру, вернуться домой. Меня определили к нему кучером.
          Дед Пахом, колхозный конюх, помог запрячь Верного, бросил охапку сена в сани, чтобы было мягче сидеть, и мы тронулись в путь.
          Дорога предстояла нелёгкая. Шёл снег и в поле, набирая силу, гуляла метелица. В райцентр приехали благополучно, а на обратном пути начался настоящий снежный буран. Вскоре всё вокруг утонуло в непроглядной снежной мгле. И тут мне показалось, что мы отклонились от дороги влево.
Я потянул за правую вожжу, чтобы сменить направление движения, но Верный не подчинился. Как я ни понукал, как ни уговаривал – бесполезно.
          Устав бороться с непослушной лошадью, я выпустил вожжи из рук и повалился лицом вниз в сани. Сани остановились посреди снежной стихии. Мне стало страшно.
          - Всё, -  обречённо подумал я, - мы заблудились. Замёрзнем теперь в степи.
          Вдруг сани сдвинулись с места. Это Верный потянул их за собой.
Я не стал ему мешать, потому что мне было уже всё равно. Стоим ли мы или движемся – ничто уже нас не спасёт. И я впал, в какое то ужасное оцепенение.
          Но вот сани остановились, и я открыл глаза. Приподнявшись, я увидел нашу колхозную конюшню. Тут меня осенило: так вот почему Верный не подчинился мне. Он знал каким-то своим лошадиным чутьём, что мы движемся в нужном направлении, и не стал выполнять мои безрассудные команды. Ай, да конь! Ай, да умница! Вскочив на ноги, я подбежал к нему, обнял руками его заснеженную голову, прижался и заплакал от радости.
          А метель продолжала завывать и хлестала нас безжалостно своей снежной метлою.
;