Я хочу идти дорогой длинной

От метро «Чёрная речка» через Ушаковский мост прямо и по диагонали направо 

Он работал на острове. 
Это только звучит романтично. На самом деле, он работал в городской больнице на Крестовском острове. Там даже метро было. «Крестовский остров», конечно. И улицы, дома, машины. Скукота. От метро к больнице вёл широкий проспект. Каждое утро, каждое, черт его дери, утро от метро к воротам больницы тянулась вереница сотрудников. Муравьишки, думал Сергей, муравьишки по муравьиной тропке. Топ-топ  на работу. Топ-топ с работы. 
Путь от метро к больнице был самым простым и быстрым.

Но Сергей работал на острове. 
Остров – это часть суши, со всех сторон окруженная водой. Так написано в учебниках. Крестовский остров в этом смысле не был исключением: его окружали Невки (Сергей путался, где большая, где малая), а от Каменного острова отделяла речка Крестовка. И мосты. Мосты – во все стороны. 
Сергей работал в больнице вот уже двенадцать лет (а до этого ещё были интернатура и ординатура, тоже частично проведённые в этих стенах), и не было дня, чтобы он возвращался с работы тем же путём, которым пришёл. Секрет в том, что попасть на острова можно было десятками способов. Сергей как-то пытался подсчитать, но сбился: не вспомнил, сворачивал ли на ту неприметную тропку раньше. Со всех сторон к островам вели мосты от станций метро или остановок наземного транспорта.

от «Старой деревни» через Елагин остров 


Перед тем, как наконец поступить в мединститут, Сергей пару лет проработал почтальоном. По иронии судьбы теперь он работал в том же районе, в котором когда-то разносил утреннюю почту. За двадцать с лишним лет Крестовский остров изменился до неузнаваемости: сейчас это элитный район, а раньше здесь были знаменитые крестовские бараки – жильё бедняков. Сергей вставал в пять утра, чтобы уже к шести быть на почте, разобрать доставку, потом разнести письма и газеты, потом вернуться к десяти за добавкой. Сумки были тяжеленные, газет – куча, а самый кошмар начинался в декабре, перед новым годом. Сергей топал от дома к дому метров по пятьсот, не меньше. В декабре в Петербурге света по утрам сколько? Правильно, ноль. Идешь себе по грязи и снегу, лямка сумки врезается в плечо, двери – тяжелые, с заедающими ржавыми пружинами. Надавишь на такую всем телом, а она потом наподдаст злорадно по заду. 


от метро «Крестовский остров» сначала по набережной, глядящей на Елагин 


И всё же он любил работу. Потом вспоминал те два года как самое безмятежное время в жизни. Он много размышлял, переходя от дома к дому. Несмотря на то, что нет ничего более обыденного и постоянного, чем маршрут почтальона, Сергей старался не ходить дважды по одной и той же дорожке. Он не боялся сделать крюк и обойти дом с другой стороны. Он ставил себе мысленные «галочки» всякий раз, когда ему удавалось увидеть что-то новое. Трансформаторную будку со смешной надписью. Нелепого лебедя из автомобильной шины.  

Он приносил почту и в больницу.
Стопки журналов, рекламных проспектов на имя главврача, документацию от фармакологических компаний и компаний по производству медицинского оборудования – обычную макулатура, недостаточно важную, чтобы отправить её курьерской службой.
Но одно письмо его удивило: открытка на имя конкретного человека, его однофамильца, кстати. Сергей приносил почту на контрольно-пропускной пункт, далее за неё расписывалась охрана. На территорию больницы почтальон Сергей не заходил. Только спустя много лет, будучи интерном-терапевтом, он впервые зашёл внутрь. 

Та открытка … что-то в ней было трогательное и притягивающее взгляд. Сергей никогда не читал, Боже упаси, чужих писем и быстро отводил взгляд от открыток, чтобы строчки не успели проскочить в сознание. Но в тот раз не удержался. Там круглым почерком было написано стихотворение. Что-то про собаку. И кота. И дорогу. Сергей не запомнил стихотворение, но ему стало тепло и радостно, и он с особым вниманием в тот день проводил взглядом спину охранника, уносившего стопку корреспонденции в красное больничное крыло.

Сергей знал, что если делать привычное новым способом, тренируется мозг и отрастают новые нейронные связи. Если почтальон Серёжа шарился по кустам Крестовского острова азарта ради, то врач Сергей Александрович по пути на работу выбирал новые тропинки ради здоровья и благополучия нервных клеток. 


Вдоль по набережной малой Невки мимо позеленевших от времени сфинксов 


В январе нервные клетки Сергея, как и весь Сергей, собирались умереть. 
Это не было спонтанным решением. Сергей отстранённо наблюдал за тем, как постепенно отваливаются, словно ступени взмывающей вверх ракеты, человеческие потребности и желания. С тех пор, как в аварии погибла Нинка, Сергей не видел смысла в повседневной рутине. Он всё так же ходил на работу, даже по привычке выбирал не тот путь, которым шёл накануне. Выработанный за годы автоматизм действовал, даже когда сам Сергей не осознавал, куда идёт и зачем. Так же, автоматически, он принимал пациентов, назначал обследования и лечение, отвечал на вопросы родственников, перебрасывался фразами с коллегами. Но когда Сергей оставался один вечерами и смотрел на оранжевые фонари за окнами ординаторской, он словно ставил существование на паузу. В один из таких вечеров он понял, что в продолжении жизни нет необходимости. Он честно попытался найти хотя бы один довод в пользу того, чтобы жить дальше. Нинки нет. Детей родить не успели. Близких родственников, которых мог опечалить его уход, нет. Собаки – и той нет.
Они хотели завести собаку. Большую, лохматую, смешную, добрую. Нинка шутила, что под собаку придётся менять квартиру. Сергей храбро отшучивался, что мол, и поменяем, почему и нет? Купим большую собаку, потом — большую квартиру, и потом детей … пятерых, Нин?
- Купим? – Серьёзно уточняла Нинка, но хохочущие глаза были согласны на собаку, квартиру и пятерых детей.  
И вот, теперь у него нет ничего.  
 
Сергей обдумывал самоубийство с холодной расчётливостью домохозяйки, планирующей званый ужин. Всё учесть. Ничего не упустить. 
Смерть – это самая короткая дорога. Пусть банально, плевал он теперь на банальности. Всю жизнь выпендривался, искал чего-то, бродил разными тропинками – зачем? 

От Елагина острова мимо особняка Клейнмихель, похожего на сказочный замок


Сергей дежурил в новогоднюю ночь.
Во-первых, ему было всё равно: отмечать он не собирался, да и не с кем. Во-вторых, почему бы не выручить коллег? В предновогодний период в отделении устраивали жеребьёвку, если не находилось новичка, работавшего первый год. Таковы правила. Сергей вызвался дежурить, чем вызвал тёплую и бурную благодарность коллег. Материальным эквивалентом благодарности стала бутылка дорогого брюта и палка копчёной колбасы.
- Серёга, ты это, -- говорили коллеги, похлопывая его по плечам, быстро собираясь тридцать первого по домам, - много не работай.
Сергей кивал, пожимал руки, улыбался, поздравлял, прощался, желал всего, что принято желать, и хотел только одного: остаться наконец в одиночестве, чтобы попрощаться с уходящим годом. И с жизнью. Нет, он не планировал умирать прямо на работе – зачем пугать и подставлять людей? – но возвращаться сюда в январе тоже не собирался. Заблаговременно взял отпуск на первые две недели года. Всё должно было выглядеть как несчастный случай. Пусть у ребят будет время перекроить график и найти ему замену на оставшиеся в январе дежурства. Сергей любил порядок. 

По берегу Крестовского острова (напротив Елагина), и потом мимо дельфинария


- Кстати, Сергей Александрович, -- в дежурку заглянула Аня, ординатор второго года, -- я совсем забыла, - она запнулась и покраснела, - сегодня такая суета. Мне с утра секретарь для вас передал, а я и забыла отдать, - и она протянула открытку. 
Сергей взял открытку и поднял на Аню недоумевающие глаза. 
- Секретарь? 
- Да, это с общей почтой утром принесли. Имя и фамилия ваши, и отделение указано. С наступающим, - Аня сделала шутливый книксен и исчезла за дверью, Сергей услышал торопливое цокание каблучков по коридору. 

Сергей посмотрел на открытку. Она выглядела странно: кусочек пожелтевшего от времени картона. На рисунке были изображены ели с шапками белого снега, а внизу, под елями, возились в сугробе мальчик в красной ушанке и большая собака. Сербернар? Или овчарка? Морду, счастливо уткнувшуюся мальчику в живот, было не разглядеть, зато хорошо было видно лицо мальчика: он жмурился от хохота, не обращая внимание на то, что шапка сползла на бок и того и гляди вот-вот свалится с головы. Одна варежка уже упала и валялась рядом под ёлкой. Сергею картинка показалась смутно знакомой. Такие открытки были в его детстве. Он перевернул открытку … и задохнулся, узнав нинкин почерк. Сердце сжалось так сильно и резко, словно кто-то рукой сдавил его изнутри. Сергей охнул и сел на кстати оказавшийся рядом стул. 
Это точно её почерк: по-детски круглый и аккуратный. Сергей вспомнил, как она выводила буквы, прикусив непослушную прядь чёрных волос, которая выбивалась, как бы тщательно Нинка ни заплетала косу. 
Но Сергей узнал не только почерк. 
Он узнал и открытку. 
Тогда, двадцать с лишним лет назад, он принёс её в огромной сумке. Сергей вспомнил, как врезалась лямка в плечо, вспомнил, как хрустел под ногами снег, ох и морозище был в то утро! – точно, тридцать первого декабря, и окна больницы были ярко освещены, и кто-то уже выскакивал навстречу из дверей – счастливые медработники, сумевшие организовать себе короткий рабочий день, -- и семенили по снегу в сторону – нет, не метро, метро тогда ещё не было, -- Каменного острова. Сергей вспомнил, как неловко торговался сам с собой: прочитать или не прочитать чужое послание, и как всё же прочитал, чуть прикусив от стыда заиндевевший меховой воротник. 
Дрожащими пальцами Сергей поднёс открытку ближе к глазам. Буквы двоились, слёзы смочили ресницы, одна тяжело бухнулась на колено, но он ничего не замечал. 

Жизнь ушла, и всё же возвратилась,
пожурив меня и пожалев,
чтоб душа от спячки спохватилась,
в сотый раз от счастья ошалев.
Всё мне любо: даже чад бензинный,
пёс облезлый и бродячий кот.
Я хочу идти дорогой длинной,
и не на закат, а на восход.
Надо мною сень раскинет осень.
Стану стар, как дерево в саду.
А когда листву свою износим, —
постоим у неба на виду.
Трудно ль жить с душою неприкрытой?
… Дождь идёт. Во мгле. Во сне. Во мне.
Время длится баховской партитой,
оставляя скорбь на самом дне.

Стихотворение Сергей тоже узнал. Стихи одесского поэта читала ему Нинка: она любила поэзию простую, незамысловатую. Сергей пытался приобщать её к современному искусству, приносил сборники длинных ломаных стихов, изобилующих метафорами и сложными аллюзиями.
- Иди в жопу со своим арт-хаусом, - смеялась Нинка, - и Сергей теплел внутри, таял и слушал, как она читает вслух стихи Ильи Рейдермана. Нинка рассказывала, что познакомилась со старичком лично: он вручил ей сборник стихотворений на Дерибасовской во время прошлогоднего одесского отпуска. 
- Представляешь, просто подошёл, спросил, откуда я, как звать, и не хочу ли почитать стихи всемирно известного поэта.
- А ты что? 
- А что я, - смеялась Нинка, - взяла, конечно! Он мне руку целовал. Смешной такой, в берете.  

- Я хочу идти дорогой длинной, - сказал Сергей вслух, подойдя к окну.
Где-то на другом берегу Невки (малая или большая? – привычно спросил он себя) уже палили салюты. В этом году снег так и не выпал, и природа плакала вместе с Сергеем весь декабрь и, кажется, готовилась продолжать плакать и в январе. Снова шёл дождь. 
- Как же так, Нин? — Спросил Сергей пустую ординаторскую.
Нинка молчала.

через новый Лазаревский мост и потом направо, мимо аккуратных по-европейски выглядящих таун-хаусов 

В коридоре послышались торопливые шаги. Сергей быстро шмыгнул носом и вытер слёзы тыльной стороной ладони. Вошла медсестра с историей болезни в руках. 
- Сергей Александрович … - подняла на него глаза и осеклась. 
- Да, Ирочка, - он окончательно взял себя в руки. Мир вокруг обрёл чёткость. 
- Я по назначениям хотела уточнить … 

Через пару минут Ира, поблагодарив доктора, хотела выйти в коридор, но Сергей её остановил.
- Ира, скажите … 
- Да?
- У вас есть собака? 
Ира удивлённо просияла.
- Да! Хаски, двухлетка. – Было видно, что её распирает от гордости. 
- Вот как? – Сергей обрадовался. Он открыл ящик стола, убрал туда открытку и снова повернулся к девушке. 
Взял её под локоть и вышел вместе с ней в коридор. – Ира, когда у вас будет свободная минутка, может быть, когда мы накроем стол и сядем провожать год, - ну и говно был год! – вдруг с чувством громко сказал он. Ира чуть не подпрыгнула, - так вот, вы мне расскажете подробнее … про хаски? Я давно хотел завести собаку, но не решался. А сегодня вдруг подумал: почему бы и нет? В новый год принято принимать решения, мечты загадывать. Вот я и … - Он не договорил. 
Ира с готовностью закивала.
- Конечно, Сергей Александрович! Всё расскажу. И ссылки дам на полезные сайты! Только одно могу сказать сразу: придётся гулять. Очень много гулять! Особенно если у вас квартира маленькая. 
- Ничего, - улыбнулся Сергей, - гулять я люблю.