Хочу в десант

"Любите ли вы театр, как люблю его я?" – спросил я у земляка Сереги.
"Чего?" – удивился он.
"Родине говорю: идем служить на два года. Отгулялся ты, паря!"
Я заметил его сразу, несмотря на толпу в призывной комиссии. "Коммунист!" – ехидно бросил я.
"Что?" – не понял Серега.
"Ну, помнишь фильм "Коммунист"? Мужик там здоровенный был", – пояснил я задумчиво.
Парень и правда был под два метра, за сотню кило – широкоплечий, накачанный, ладный. Родители постарались. Да и он сам – такие бицепсы просто так не растут. Рядом с моими метр-семьдесят и пятьдесят восемью килограммами он выглядел вызывающе совершенным.
"Привет", – сказал я, протягивая руку.
"Здорова", – ответил он густым басом.
Я пригляделся и понял: это война. Для моего комплекса Наполеона всё выше метра восьмидесяти было вызовом, а тут – два! "В нем два меня", – подумал я, составляя план действий.
"Послушай, а не знаешь, где тут надо раздеваться до гола?" – гулко спросил он сверху.
"Зачем?" – не понял я.
"Говорят, трусы снимать, задницу раздвигать... И медсестра там сидит? Ей показывать... ну, его? Стесняюсь, честно. А я в десант хочу. С детства мечтал".
План созрел мгновенно, отточенный до мелочей.
"Значит так, – начал я уверенно. – Главное – по-военному: четко, быстро, громко! Стучишь в эту дверь!" – Я указал на кабинет, где сидела комиссия человек восемь. Туда заходили в конце медосмотра, но путь лежал через "зону оголения" – за ширму, к врачу и приятной медсестричке с курносым носиком и смешливыми глазами. – "Открываешь, шаг вперед – раз-два! Поворот кругом! Трусы долой! Наклон! Раздвигаешь ягодицы! Выпрямился! Поворот кругом! Левой рукой – оттягиваешь крайнюю плоть! Правую – к голове, пальцы в струну! И орешь: "Призывник Д., хочу в десант!""
Глаза "Коммуниста" забегали, мелко дергаясь, и вдруг замерли. "Собрался", – понял я.
Дверь приоткрылась, вышел красный, как рак, призывник. "Тут оголяются?" "Тут".
"Коммунист" резко выдохнул и постучал. Оказалось, я не единственный зритель – на "премьеру" набилось человек пять-шесть. Аншлаг! Дверь закрылась не до конца, и мы прильнули к щели.
"Что дают?" – весело спросили подошедшие сзади.
"Недоросль!" "Переросль скорее!" "Коммуниста!" – отрезал я. "Кто режиссер?" "Есть тут один..."
Действо разворачивалось четко и лихо, хоть и с задоринкой. "Коммунист" шагнул внутрь, притопнул. Лихо развернулся, скинул трусы, наклонился. Зрачки расширены, дышал часто. Огромными лапищами ухватил себя за ягодицы и с усилием раздвинул. Мне даже показалось, что-то хрустнуло. Выпрямился, снова поворот (зачем-то опять притопал!). Левая рука рванулась вперед-назад, правая замерла у виска, пальцы вытянуты в струнку.
"Рядовой Д.! – прогремел он. Пауза. – Хочу в десант!"
Шум в комиссии стих. Слышно было лишь тяжелое дыхание дебютанта. Женщина справа замолкла на полуслове, переводя взгляд с его левой руки на правую. Мужчина рядом нервно прикусил губу. "Ну так же нельзя, товарищи..." – пробормотала женщина слева, прикрывая лицо ладонью, но украдкой поглядывая. Старичок в центре, что-то писавший в журнале, отложил ручку, медленно поправил очки и уставился на будущего защитника отечества, претендующего в ряды "Дяди Васи".
После талантливой паузы "профессор" изрек: "Эффектно. Но с таким орудием, сынок, тебе лучше в артиллерию".
Серега дружески хлопнул меня по плечу: "Беги, Станиславский!" К счастью, коридоры я знал отлично, да и кроссы за школу не прошли даром.
"Победа!" – гремело в голове. "По-бе-да!" Я лихо поправил воображаемый двууголку, чуть не слетевший на вираже. "Жозефина, гордись мной! Какой сюжет! Какой накал! И главное – финал!"
"Убью!" – неслось по коридорам за спиной.
"Эх, и какой режиссер во мне гибнет!" – сокрушался я, набирая скорость.