Прицепной вагон

                Все события имеют под собой реальную основу,
                совпадения не случайны.

       Обед прошёл в нервозной обстановке. В кухонном воздухе висел аромат жареной курицы и запах предстартового мандража. День, начавшийся и без того тревожно, грозил перейти в сплошной кошмар. Сегодня был крайний день очередного отпуска. Отпуска, предоставленного командованием полка, в лучшее для молодых пилотов отпускное время. По мнению того же командования, лучшее отпускное время для неокрепших крыльев истребителя-бомбардировщика, - время, когда солнце неагрессивно, воздух свеж, природа дремлет: поседевший и умудрённый опытом бархатный сезон. Вечером всё семейство ждал поезд, на котором предстояло отправиться в обратную дорогу к месту военной службы. Нет, поезд всё же не ждал, он спешил навстречу молодой семье. Молодая семья лейтенанта, состояла, собственно, из самого лейтенанта, его жены Марины и мелкого Дениски.
     И были сборы. Все носились со своими пожитками, пытаясь уместить их в два огромных чемодана, доставшихся по наследству. Кожаных, жёлтого цвета, с двумя ремнями-лямками, ярким золочёным замком и расширяющимся внутричемоданным пространством, родом из времён «хрущёвской оттепели». Перевезти в них можно было неисчислимое количество трофеев.  Порядок укладки играл немаловажную роль. Даже дитё пыталось запихнуть свою любимую игрушку в родительский чемодан. Теще же почему-то казалось, что семья дочери постоянно недоедает, поэтому с завидной методичностью подкладывала съестные припасы. Через недолгий промежуток времени, как-то сама собой, набралась отдельная сумка, больше похожая на мешок с картошкой. Жена лейтенанта пыталась уложить свои новые тряпочки. Вещи мужа галантно уступали своё законное место в багаже. Совершенно справедливо жена предполагала, что «гражданка» мужу в гарнизоне ни к чему. Лейтенант за шмотки особенно и не воевал, но подарочные нарды, купленные, совершенно случайно, в магазине «Подарки», что на центральной площади Борисоглебска, оставить никак не мог себе позволить. Нарды были из серого стекла, инкрустированного черными и белыми камнями, и являли собой, по мнению лейтенанта, произведение искусства. При одном только виде приводили отца и главу семейства в неописуемый восторг. Именно эти нарды и стремились стать камнем преткновения. «Господи, такая тяжесть», - восклицала жена. Союзником жены выступала теща: «Куда в такую даль? Пару связочек чеснока больше пользы. Такой грипп, такой грипп…». Папа жены, настоящий полковник, проходя мимо и чувствуя свою укоризненную безучастность, кинул: «нужная вещь! …в хозяйстве!». На секунду кампания замерла… И началась сначала!
     В житейских хлопотах по укладке багажа лейтенанту и его жене, а равно и их родителям, совершенно невозможно было предположить, что ждет молодую семью в дальней и опасной (по стране уверенной поступью шла перестройка)  дороге. Не представлялось возможным предположить, что перестроят завтра или уже перестроили сегодня. А могли и просто разобрать рельсы на металлолом колхозники, потерявшие веру в светлое будущее.
     На все это безобразие только собака по кличке Тинка, красивейшая сука породы дог голубой масти, взирала, позевывая, с видимым равнодушием, и мечтавшая о сахарной косточке, которую уже совсем скоро, хозяин получит в офицерском натуральном пайке.




*  *  *
     В отличие от лейтенанта и его немногочисленного семейства, баба Нюра четко, по-военному, а к этому располагало не только время происходящих событий, но и место, о котором чуть позже, знала куда, когда и в каких условиях она отправится сегодня вечером.
Путь предстоял нелегкий, и поэтому надо было соответственно подготовиться: с утра Нюра пробежала небольшой марш-бросок, облилась ледяной водой, сбегала на рынок, основное своё место работы, подтянулась десять раз на перекладине и позавтракала банкой армейской тушёнки.
     Затем у Нюрки (именно так называли её соседи, знакомые и коллеги по рынку, куда возила она барахло, купленное на блошиных рынках Москвы) по плану была тренировка: десять минут  боксировать грушу, двадцать отжиманий и так три подхода. Душ и проверка готовности обмундирования к вечернему походу.  Кроссовки «Найк», камуфляжный летный комбинезон и бандана черного цвета с крупными красными цветами мака. Из макияжа она выбрала темно-коричневые тени и зеленую помаду – цвета железнодорожного состава.
       Проверила, в порядке ли документы, подготовила порожние сумки «челнок» и принялась готовить провиант в дорогу.

*  *  *

     Борисоглебск – районный центр Воронежской губернии, утопающий в зелени и скрывающийся за двухметровыми заборами, стал родным для многих тысяч молодых людей.  В Бэбске (так любя называли город курсанты, да, наверное, и не только они) расположилось со времен В. И. Ленина прославленное летное училище имени В. П. Чкалова и бессчётное количество гражданских учебных заведений, в основной своей массе, обучающих представительниц прекрасной половины центрального Черноземья. Ну и немудрено то, что городок навсегда приковал к себе семейными узами огромную часть военно-воздушных сил Советского Союза.
     В ту перестроечную пору из Бэбска можно было вырваться, не считая личного автотранспорта, на паровозе или пешком. Пеший способ с каждым годом терял популярность и со временем утратил свое значение - оставалась железная дорога. В сутки через славный населенный пункт  следовало несколько пассажирских поездов, из них два скорых, и поэтому станцию Борисоглебск Ю-В жд они проходили на большой скорости, и только очень ловкие и умелые граждане Борисоглебска могли попасть на проходящий мимо заветный поезд. Остальным терпеливо приходилось дожидаться прибытия «пассажирского», менее расторопного поезда из города-героя Волгоград в город-герой Москва.
       Для того чтобы стать в законном порядке пассажиром этого поезда, необходимо было принять участие в битве при жд-кассах за право обладанием прямой плацкарты. Дабы снизить количество жертв на территории вокзала, павших в сражениях за билеты,  железнодорожное начальство подумало о пассажирах - о братьях своих меньших, и пустило прицепной вагон от станции Поворино до конечного  пункта назначения.
     Поворино – узловая станция, расположенная в одном часе езды от станции Борисоглебск. Основная же часть пассажиров прицепного вагона ожидала его в Борисоглебске.

*  *  *
       Коренной поворинец Вася Клюев, пару лет назад окончивший железнодорожную бурсу и работавший помощником машиниста тепловоза, находился в приподнятом настроении. Сегодня ему предстояло впервые в жизни вести пассажирский состав Волгоград – Москва. Его наставник, уже совсем седой и с большим авторитетом в районе крепкой мужской груди, машинист Иван Иванович много раз рассказывал, какое это увлекательное занятие водить пассажирские поезда! А этот – «Волгоград – Москва» с прицепным вагоном особенно. Бывало, в курилке, когда собиралась почти вся бригада, Иван Иваныч запоем рассказывал, а рассказчик он был, надо отдать ему должное, отменный, о том, что творится на перроне при посадке пассажиров в вагон в Борисоглебске. В умах слушателей рисовалась картинка средневековой брани тевтонских рыцарей. А увидеть это своими собственными глазами было куда интереснее. И к тому моменту, когда Васёк закрыл дверь своей квартиры и направился в Депо, «паровоз» уже на всех парах мчался, пока без опоздания, к станции Поворино. И сознавая приближение заветного часа, сердце Василия, молодое и горячее, забилось так часто, что казалось, выпрыгнет наружу.
«Только бы прицепной  к голове поставили»,- глядя в небо, взмолился  Вася.

*  *  *
       Колян и Петруха, рабочие-путейцы того же поворинского депо, что и Василий, сидели на рельсах в оранжевых жилетках, предварительно подложив верхонки, заботясь о своем мужском здоровье,  курили моршанский «Беломор», такой ядрёный, что продирало, по словам Коляна, до самой сути его организма, и мирно беседовали:
- Куда седня цеплять будем, - выпуская дым и по-воронежски растягивая слова, осведомился Колян;
- В конец,- затянувшись, не спеша выпустив дым, подумав, кашлянув, ответил Петруха;
- Вчера в конец цепляли;
- Не-а, вчера к голове;
- Тебе-то почём знать, ты же вчера не работал;
- Бригадир говорил;
- Дык это, Фомич, как всегда все перепутал, - опыт совместной работы Кольки с Фомичем, по мнению первого, был солидный;
- Ну, давай к голове прицепим, делов-то,- спорить Петрухе было полный облом, особливо после моршанского «Беломора»;
- Да-а, можно и в конец,- пошел на попятную Колян;
- Слушай, Колёк, а давай жребий бросим,- делая шаг навстречу, предложил Петя;
- Согласен,- отрапортовал Коля и достал две спички,- короткая – в начало!
     Петруха согласно кивнул, почесал затылок, зажмурил левый глаз, сыграл ладошками непонятную, неискушенному слушателю мелодию, и вытащил короткую.
     Жребий был брошен. Да и поезд уже стоял на перроне, и пассажиры суетливо производили посадку и высадку, а также погрузку и разгрузку своего драгоценного багажа. А Сергеич-обходчик, на жилетке которого, кстати, того же цвета что и у ребят, красовалась странная надпись «ВЧДЭ – 8»,  уже шел вдоль состава, постукивая своим молоточком по железным крышкам букс колесных пар.


*  *  *
       В это время все Плотниковы и Саввины (родители и остальные члены семьи жены) во главе с тестем присели на чемоданах, по-старинному русскому обычаю помолчать перед дальней дорогой. Прошла минута-другая, и папа, офицер и коммунист, по-командирски скомандовал: «с Богом!» И все направились грузиться в беленькую «Ниву», верой и правдой служившей тестю, как он в свою очередь служил Отчизне. Кряхтя и поскрипывая, машинка домчала благородное семейство до железнодорожной гавани старейшего русского города, в окрестностях которого еще Пётр Первый строил свои корабли.
       На перроне первого пути кучковались все действующие лица и исполнители предстоящего спектакля. К ним и направилась семья молодого лётчика вместе с провожающими.
       Бабка Нюрка, пристегнув свой велосипед к дереву стальной цепью на амбарный замок, сняв с багажника сумку с харчами и пустой тарой, направилась как обычно в центр перрона к шумевшей  толпе борисоглебцев, нетерпеливо ожидавших прибытия поезда.
       Кого здесь только не было: деды – ветераны бело-финской с вещмешками, молодухи с малолетними детьми, тетки с лужеными глотками и повидавшие в этой жизни почти всё, подвыпившие и очень веселые молодые люди, пытавшиеся петь что-то про два «кусочека колбаски», вызывая тем самым неодобрительные возгласы ветеранов,  застоявшиеся дети, которым всё время надо было куда-то бежать. В общем, обычные люди.
     До отправления поезда оставалось не более получаса, и по мере увеличения количества будущих пассажиров прицепного вагона, возрастал и ропот: «А вы не знаете, где будет прицепной вагон – в голове или в конце поезда?», «Нет? А не объявляли?», «А может где объявление висит?», «Вчера в конце был, а сегодня где будет?». И разношерстная и разнокалиберная толпа земляков оставалась топтаться в центре перрона первого пути.

*  *  *
       Антонина Иннокентиевна, диспетчер жд вокзала Борисоглебск, советовалась со своим начальником Степаном Петровичем по жизненно важному  вопросу: на какой путь поставить прибывающий поезд. При этом уточнялась масса разнообразных, как по смыслу, так и по содержанию, вопросов: сколько вагонов в прибывающем составе, сколько вагонов вмещает первый и второй пути, сколько продано билетов, как удобней выходить из вагонов и производить посадку и еще много других, на которые могут вразумительно дать исчерпывающий ответ только люди, имеющие специальные знания, задала пышных форм Тоня лысому, как биллиардный шар, Петровичу прежде, чем принять грамотное решение. Проанализировав всю полученную информацию и прибавив к этому немаленькому списку свою – в седьмом вагоне проводником ехал ее любимый младшенкай сынок Алёшенька, решение было принято: «На Первый. Алеше будет удобней сумки таскать, опять, поди, набрал полные сумки. Да, на Первый».
Бархатный женский голосок с ужасной дикцией и металлическим оттенком из алюминиевого громкоговорителя сообщил уважаемым пассажирам:
«Уважаемые пассажиры, будьте осторожны, пассажирский поезд «Воронеж – Волгоград» принимается на первый путь».
     Организованная толпа пассажиров и их провожающие поезда «Волгоград – Москва» смекнула молниеносно, численностью до двух рот военного времени, не сговариваясь, ринулась с перрона первого пути на перрон второго, напрочь игнорируя переходы, которые, по правде говоря, были символическими. Маршрут этого броска пролегал перпендикулярно обоим путям.  Натренированные граждане в считанные секунды, не обращая никакого внимания на заботливые предупреждения репродуктора об осторожности, в связи с приближением поезда, перебрались на перрон второго пути без потерь, не считая ушибов и ссадин. Кроме того, высота перрона первого пути была в два раза выше высоты перрона второго. Преодолевая внезапно возникшие трудности, лейтенант почувствовал себя в своей тарелке, и ему уже казалось, что он  находится где-нибудь на учениях  «Щит-89». По завершении маневра всем личным составом вагона до прихода московского оставалось не более пятнадцати минут. Ясности же в местонахождении прицепного до сих пор не было – беспокойство росло. Последнее росло еще и потому, что перрон второго пути был не только ниже, но и несколько короче.


*  *  *
       На подходе к станции машинист Иваныч толкнул в бок Василия: «смотри, щас начнётся», и в предвкушении зрелищ у Васи  проявился нетерпёж в виде частых почесушек в различных местах его молодого и мускулистого тела.
- 202-й, ответьте Борисоглебску,- включилось радио.
     Иван Иванович с важным и сосредоточенным видом нажал тангенту и ответил: «на приеме».
- 202-й, прицепной в хвосте или в голове?;
- в голове;
- спасибо,- кокетливо поблагодарило радио;
- сыпасиба,- кривляясь, передразнил радио Иваныч.
     Тот же противный, как впоследствии делились впечатлениями все пассажиры, голос разнёс на всю округу благую весть в ту же минуту, когда отъезжающие и их провожающие увидели свет от прожектора, приближающегося состава:
«Уважаемые пассажиры, будьте осторожны, на второй путь прибывает пассажирский поезд 202-й, сообщением Волгоград – Москва, прицепной вагон… ( Люди, находившиеся на перроне, без команды заняли положение низкого старта, держась при этом за свои поклажи, причем одна половина смотрела на север, другая на юг) …Находится… (Один из молодых парней не выдержал напряжения и ломонулся навстречу поезду – «фальшь-старт»,- кто-то сострил из толпы) …В голове… (Люди ожидали рокового стартового выстрела, и он не заставил себя долго ждать) …Состава (победили северяне)». И народ стартанул, стараясь успеть к месту остановки вагона до прибытия к нему поезда.
Дивное зрелище – пассажирские бега. Василий позабыл про свои обязанности, но строгий Иваныч не стал мешать получению удовольствия. У помощника же от счастья потекли слюни,  но Василий их не замечал. Особенно восхищала бабка в черной бандане с красными цветами и кроссовках. «Какие шикарные кроссы»,- подбирая слюни, подумал Вася.  Бабка умудрялась бежать, мощным атлетическим стилем, не только впереди поезда, но и впереди всей разномастной толпы, которая напоминала Ваську пчелиный рой на пасеке у своего любимого  дедушки.  Смех разбирал  помощника машиниста тепловоза и он с трудом,  дрожащими руками потянул за рычаг: машина издала протяжный громкий гудок, которого, впрочем, испугались только бездомные собаки. Как только поезд остановился, Василий  нажал на кнопку своего секундомера – время пошло – поезду оставалось стоять уже меньше трех минут.
*  *  *
       Как и ожидалось, люди и поезд прибыли на место встречи одновременно, с учетом того, что перрона все-таки не хватило, вагон остановился где-то в районе таблички «остановка локомотива».
       Надо признать, что борисоглебцы находились в хорошей спортивной форме, чему немало способствовало наличие в городе военного, и именно летного училища  имени     В. П. Чкалова.
*  *  *
       Посадка еще не началась. Проводница Алка в синем форменном бронежилете и пуленепробиваемой от грязи пилотке с большим опытом проводниковой работы, не торопясь, протирала грязной тряпкой поручни, которые чистотой также не блистали. Василий же торчал в боковом окне тепловоза, пытаясь запомнить каждое движение толпы, для того чтобы, потом в курилке, в красках рассказать товарищам по работе светопреставление в Борисоглебске на исходе дня.
     Бабка Нюрка, сделала пару резких хуков по воображаемому противнику, со свистом разрезая руками воздух,  приведя в ужас своих сверстниц и неописуемое восхищение маленьких пацанов, в том числе и мелкого Дениса. С проворством дикой кошки в два прыжка бабуля оказалась рядом с Алкой. Проводница, всю жизнь проработавшая с людьми, наглющая до безобразия, не успела и пикнуть, а уже и билет видела и Нюре успела зачем-то сказать: «добро пожаловать, дорогие пассажиры», за что потом сильно убивалась и, если бы не сто грамм, припасённые еще в Поворино, дело могло кончиться гипертоническим кризом. Нюра же, забросив за спину свои пожитки, сделала подъём переворотом, потому как выдвижная ступенька вагона находилась на уровне ее подбородка, мелькнула красными маками в дверном проёме и первой забралась в тамбур.
А  в это время внизу началась невообразимая давка: то есть посадка пассажиров и укладка багажа. Борисоглебцы и гости  районного центра кидали в тамбур сумки, показывали на ходу билеты, работали локтями, боясь отстать от поезда, подтягивались на ступеньках, пихали впереди стоящих, орали на тех, кто сзади толкался, просто паниковали, закрывали детей, мужики кричали, бабы визжали и призывали к порядку. Провожающие же пытались обнять и поцеловать своих родственников и друзей, причем не обязательно в лицевую часть тела, при этом, переживая не меньше отъезжавших, подталкивали за мягкие части нижней половины туловища.
- Куда прешь, скотина?
- Саша, мальчика держи, ой мне оторвали ручку у сумки;
- Хрен с ней с ручкой, давай сюда, я закину;
- Сынки, пособите, не  в жисть не забраться в этот проклятый вагон;
- Мама, мне страшно, куда они все лезут, а мы успеем?
- Билеты показываем, ну быдло -  это же надо;
- Сама стерьва, живей давай, упустим зеленого,
употребляя при этом простые народные выражения, ничего общего с культурой не имеющие.
     Всем этим безобразным процессом руководила Алка, с рыжей на голове копной волос похожей на стог сена, в который угодила авиационная бомба калибра не меньше ста килограммов. Она умело распределяла пассажиропоток, зычным хорошо поставленным голосом. Медленно (секунды казались долгими минутами), но верно, пассажиры наполняли вагон. Василий (в голове крутилась какая-то песня о советском спорте: «все быстрей, мчится время все быстрей…» - дальше текста песни он не помнил) был в полном восторге. А секундная стрелка его секундомера безжалостно отсчитывала последние мгновения, перед вагоном же оставалась еще солидная часть счастливых обладателей билетов и среди них лейтенант со своим семейством.
Кульминация вечера неумолимо приближалась в неимоверном шуме, стеснении человеческих тел и багажа. И она настала: время стоянки вышло, и дали зеленый.
     В этот пасмурный осенний день никто и не замечал низких тяжелых туч, неприятного северного ветерка, пытающегося забраться за шиворот, срывающейся крупы с неба и слякоть под ногами – всем было жарко в пылу сражения.  Улыбка же помощника машиниста Василия, казалась лучом запоздалого осеннего солнца, но только до того момента, пока Вася – этот жизнерадостный человек, не дал составу ход. Улыбка в мгновение ока из лучезарной превратилась в молнию, и в адрес её обладателя полетели изощренные пожелания о дальнейшей его судьбе. Василий же пребывал в эйфории. 
    Лейтенант никак не мог добраться до заветной ступеньки, да и малой отдавил всю шею, при этом  Дениска от страха больно держался за отцовские волосы, несмотря на помощь жены, мамы, папы: толкали, кричали, подавали чемоданы. Подобные действия проделывали все пассажиры – жуткая картина. Какой-то дед хватался за поручни, пытаясь мышечной силой остановить поезд, параллельно крича: «стой, паскуда этакая». Группа молодых парней дружно орала: «стоп-кран», а Алка ритмично махала красным флагом, под которым все отъезжавшие чувствовали себя в яростной атаке и еще с большим азартом штурмовали уходящий поезд.
     Конечно же, кто-то дернул стоп-кран, и посадка продолжилась. Наконец-то Игорь был у заветной цели. Позабыв про документы, билеты, он лез в поезд, несмотря на то, что его кто-то постоянно хватал за ноги, и в последний момент, когда он уже был в тамбуре, один кроссовок остался на ступеньках. В панике и босиком он закричал нечеловеческим голосом: «стоять» и кинулся спасать свою обувь. Удивительно, но толпа остановилась, услышав голос, исходящий как бы с неба, но только буквально на секунду. Офицеру Вооруженных сил Советского Союза, отпущенного народом времени, хватило – лейтенант крепко сжимал кроссовок в руке. В эти считанные секунды отпускник успел заметить, как отец героически вызволял свою жену и его тещу, вытаскивая ее из межвагонного пространства, читай из-под поезда.
     Пассажиры продолжали посадку в вагон под громкий и раскатистый смех помощника. Когда сорвали «стоп-кран» второй раз, паники было намного меньше. После четвёртого раза посадка завершилась. Как попала жена в вагон, лейтенант сказать не мог.
       В вагоне было душно от распалённых пассажирских тел, постепенно приходящих в себя. Поезд, уже с опозданием, набирал ход. Люди рассаживались по местам, ставили свой багаж, а кто и просто сидел, отдыхал, тяжело дыша. Пахло потом, самообладание медленно, но уверенно возвращалось к путешественникам. Кто-то достал из сумок сало, соленые огурцы, хлеб, яйца и, конечно же, самогон. Народ успокаивался, появились улыбки. Кто-то уже рассказывал, как он лихо штурмовал вагон, и все купе уже закатывалось от смеха. Так: весело матерясь и посмеиваясь, пассажиры плацкартного вагона ехали  в столицу нашей Родины – в Москву.

       *  *  *
       Завтра будет новый день, новый состав, новый машинист, другой диспетчер, только вот Петруха неумолимо вытащит короткую и, прицепной вагон неизбежно окажется за перроном…