Столичный родственник
* * *
В детстве, когда Петр Алексеевич (вернее Петя) жил еще в родной станице, произошло в его семье событие сверхординарное. Трудно было себе представить такое: к ним приехали двое дядек — братья Бердичевские, Борис и Марк, родственники по еврейской линии деда Шимона. Дед второй раз женился на русской, прервав мамино еврейство, а мама вышла замуж за украинца, и Петя вырос — совсем русским. Так вот, они приехали ни откуда-нибудь, а из самой Москвы. Да, да, именно! Той самой Москвы, с картинки из учебника, где Кремль. Это приводило в восторг не только четырнадцатилетнего Петю и его в школьных друзей, но и всех соседей, которые встречая на улице маму и Петю обязательно спрашивали: "Ну как там ваши московские гости?" Спрашивали маму, но Петя очень гордился своими гостями, и все время пытался вступить в этот приятный разговор, хотя знал — неприлично перебивать взрослых.
Приехавшие братья разительно отличались от местных мужчин, и не только одеждой. Правда, дядя Марк был в военной форме, которая для Пети привычна. В станице было летное училище, и он видел на центральной улице офицеров с голубыми погонами. У дяди Марка погоны были черные и звездочка какая-то большая. Но поразительнее всего, что стрелка на его брюках была ровной — не видно где колено от самого ремня до носков ботинок, которые, несмотря на постоянную пыль под ногами, всегда зеркально блестели. А дядя Борис носил, светлого цвета костюм с галстуком и белую шляпу, и тоже сияющие туфли, светло коричневые — вообще удивление. Ничего подобного Петя раньше не видел.
Кроме того, гости "неправильно" произносили звук "г", что резало слух, употребляли массу непонятных слов, а иногда вообще переходили на идиш, на котором Петя понимал лишь несколько фраз, неумелым повторением которых вызывал у гостей смех. И еще от обоих столичных гостей исходил запах одеколона, как от женщин, что вообще было необъяснимо.
Петина долговязая фигура (уже не цыпленка, но еще и не петуха) и лицо в возрастных угрях, в дополнение к черным холщовым шароварам с резинками на поясе и внизу, грязные в цыпках босые ноги, обутые в кожаные черевики, впервые в жизни вызвали у мальчика стеснение. Но "жители Москвы" относились к нему хорошо, по-дружески, добродушно похлопывая его по плечу.
Дядя Боря работал то ли в книжном магазине, то ли на книжном складе. Он привез в подарок две книжки в шикарных переплетах, которые Петя с удовольствием прочел, наверное, впервые приобщаясь к серьезной литературе. Одна — "Дженни Герхард" — оказалась малопонятной, а вот вторая — "Шагреневая кожа" — поразила, хотя была довольно трудной для его понимания. Пете казалось почему-то, что дядя Боря если не родственник то, по крайней мере, уж он точно близкий знакомый Драйзера и Бальзака,— ну так Пете хотелось думать.
Погостив немного, столичные гости уехали в свою сказочную Москву, разбудив в душе Пети, переживавшего пору юношеского максимализма, чувство самобичевания, вплоть до душевной истерики. "Какое будущее ждет меня в этой дыре, я ничего не знаю, я ничего не умею, и никогда ничего интересного не увижу и не сделаю, никогда не буду как дядя Боря", — истязал себя он. Подобные мысли то исчезали, то и возникали вновь, и хотя со временем отступили, оставили в глубине души чувство униженности.
История с родственниками имела продолжение. Несколько раз мама писала дяде Боре письма и получала от него ответы, несколько раз дядя Боря присылал тяжелые посылки, обернутые бумагой, со странным названием — "Бандероль с книжками".
Но самое удивительное, что летом они с мамой поехали в Москву; сначала на автобусе, а потом полетели на самолете, оба первый раз в жизни. Мама боялась самолета, а Петя нет. Нет, потому что с момента объявления о поездке и до возвращения из нее попал в ирреальный мир, пребывая в необъяснимом "сомнамбулически-восторженном" состоянии.
Дядя Боря встретил их на собственной "Волге", как принц. Ехали из аэропорта долго. Петя восторженно, не отрываясь, смотрел в окно, но Кремля не увидел.
— Дядя Боря, — спросил он,— а Кремль покажете?
— Конечно, в другой раз, сейчас времени нет.
Наконец приехали. Дед Шимон жил в удивительном двухэтажном доме на втором этаже. Петя никогда такого не видел — дом из больших стволов деревьев. Совсем рядом с дедушкиным домом стоял огромный каменный дом, аж в восемь этажей,— Петя посчитал. Ночью мальчик не спал, завороженный сияющей всеми окнами громадиной. И затем, в будущем, бывая во многих столицах мира, Петр Алексеевич не испытывал больше такого удивления.
На другой день дядя Боря приезжал к деду, однако кремль так и не показал,— в Москве все очень заняты. Дедушка с дядей выпили водки, но не опьянели, как станичные мужики. Дядя Боря подарил книжки маме, а Пете удивительный радиоконструктор от дяди Марка, который не смог почему-то приехать.
* * *
После той поездки Петя с Бердичевскими не встречался и еще в большей степени уверовал в свою ничтожность. Но возникшее при невольном участии дядей желание переломить свою судьбу, несомненно, помогло ему, так что спустя десять Петр, выпускник, а затем и аспирант МВТУ им. Баумана тоже оказался в Москве. Самооценка его к тому времени стала значительно выше. Теперь детские выдумки самому казались смешными. И однажды пришла мысль: "Надо поискать дядю Борю, теперь я достоин быть его родственником.
Без труда найдя телефон главного редактора издательства, каковым работал теперь дядя Боря, Петр позвонил ему:
— Здравствуйте, Борис Семенович! Петр Алексеевич Семенко вам звонит. Помните такого?
— А-а-а, ну как же, как же, простите,— замешкался собеседник.
— Да Петя я, из Краснодарского края, помните вы с братом приезжали к моей маме? Я ваш племянник по отцу,— перебил его Петя.
— Да конечно, как же, помню, помню. Так что вы от меня хотите?
— Просто хочу увидеться, поговорить. С детства приятные воспоминания.
— Вы хотите приехать в Москву?
— Нет, я в Москве. Когда и как вам удобно встретиться?
— Ой, сразу и не знаю. Вы можете позвонить дня через три, в это же время?
— Хорошо. До свидания.
Три дня Петя ходил возбужденный, рисуя в воображении картины радостной встречи. "Конечно, он встретит меня хорошо. Теперь он может гордиться мной. Теперь у меня в Москве есть родственники, к которым буду по выходным в гости ходить".
И через три дня позвонил.
— А это опять ты Петр. Здравствуй!— ответил дядя Боря. — Ты знаешь, где находится моя редакция?
— Конечно знаю.
— Тогда давай так: в семнадцать, нет, лучше в семнадцать тридцать, встречаемся у входа в редакцию. Успеешь? В городе, наверное, ориентируешься?
В семнадцать тридцать они, пожимая друг другу руки, обменивались стандартными фразами — о какой ты стал, не узнать — мужчина… а вы практически не изменились… да ладно уж… как здоровье… и т.п. Затем Борис Семенович сказал: " Да что же мы на улице стоим, пойдем в мою машину сядем, что ли".
Подошли к машине. Дядя Боря сел за руль, а Петр Алексеевич на заднее сидение, от чего ему стало как-то неловко.
— Ну, рассказывай, что делаешь в Москве.
— Учусь в аспирантуре.
— Молодец! А где?
— В МВТУ.
— Ой молодчина, какой молодец!
— Спасибо. Ну а у вас какие новости?
— Да какие у меня новости? Рутина — работа, усталость, нехватка времени, — ответил он, поглядывая на часы. — Вот и сейчас надо бежать! Прости, не пропадай, звони. Петр опешил и, попрощавшись, захлопнул дверь.
***
И нимб над головой Бориса Семеновича наконец-то погас.
02. 2018
Свидетельство о публикации №220011301205