Нукус. Служба

 

Оглавление

Вступление
1. Марксистско-Ленинская
2. Строевая
3. Огневая
4. Физическая
5. Бдение в нарядах
6. Проверки секретки
7. Итоговые проверки полка
8. Совещания



Вступление

      Как ни интересна наука в Нукусе, как ни живописны полигоны, как ни захватывающи испытания новых образцов ХО, но мы военные и при представлении начальству по прибытии на новое место мы так и говорим, что прибыли именно к новому месту СЛУЖБЫ, но никак не работы, проживания, пребывания и т.п. Мы в первую очередь служим там, куда Родина пошлёт и служим в том качестве, в котором мы ей нужны. Понятно, что в качестве олицетворения Родины зачастую выступают вполне конкретные начальники курсов и факультетов военных ВУЗов, а также различного рода командиры и начальники наших мест службы. Также естественно, что расположение нового места определяется не только суровой и объективной необходимостью защиты тобой именно этих рубежей Родины, но и вполне себе субъективным мнением о тебе командиров и начальников и/или вашим взаимоотношениями. Вот и я, приехав в Нукус в августе 1984 года, представлялся НШ в/ч 26382 полковнику Подгорнову, а потом и заму по науке полковнику Васильеву, как прибывший к новому месту службы.

      Самой по себе службы, в том понимании, в котором я нёс её, учась в Саратовском училище и в академии и, тем более, служа в танковом полку и в штабе ПрибВО, в нашей в/ч я почти не видел. Близкая к полноценной существовала служба, например, в полку обеспечения (в/ч 44105) нашего ГНИП. Там даже полноценная боевая и политическая подготовка имела место быть. А у нас, учёных, в этом плане всё было гораздо проще, хотя почётные грамоты, которые нам вручали на годовщины ВС СССР и ВОСР (Великой октябрьской социалистической революции, если кто не помнит), выдавались именно за «Успехи в боевой и политической подготовке, примерную воинскую дисциплину, образцовое выполнение своих служебных обязанностей», как указано на той, которая мне была вручена в 1986 году и которая на заставке к этому рассказу.

      Ни караулов тебе, ни патрулей, ни занятий по боевой и прочим видам подготовки с солдатами и подчинёнными офицерами. Конечно, мы регулярно (около 1 раза в 2-3 месяца, а иногда и чаще) бдили в нарядах по части и/или по корпусу; добросовестно сидели на служебных совещаниях; активно занимались строевой, огневой и физической подготовкой; глубоко постигали марксистско-ленинскую, случалось участвовали в проверках полка обеспечения и подвергались проверкам сами; с пристрастием проверяли секретное и служебное делопроизводство; бодро шагали торжественным маршем на парадах в честь очередной годовщины ВОСР на главной площади Нукуса, носящей , как положено,имя В.И.Ленина. Мы даже в отпуска ходили не тогда, когда это было удобно для научной и испытательной работы, а так, как определено в приказе МО СССР, т.е. одновременно в отпуске должно быть не более 25 процентов от списочного состава части.

      Служба у нас-таки какая-никая была, но почти всегда с некоторыми особенностями, а зачастую и существенными. Вот про некоторые из этих особенностей я тут и попытаюсь рассказать.

1. Марксистско-Ленинская

      Марксистско-ленинская – это всегда был одним из любимых мной видов боевой и политической подготовки при службе в армии. Штука в том, что я всегда читал произведения классиков марксизма-ленинизма (Карл Маркс, Фридрих Энгельс, Владимир Ленин), иных авторов (Иосиф Сталин, Михаил Калинин, Николай Бухарин, Уинстон Черчиль и т.д.), а также наших генсеков (от Леонида Брежнева до Михаила Горбачёва) в полном изложении, а не в виде выдержек из хрестоматии. Всякие книги по истории (не только КПСС), философии и политэкономии любил просто читать, как художественные. Это создавало достаточно основательный базис, который я использовал, учась в институте, училище и академии. Любовь к истории в широком смысле привил мне отец, бывший по образованию историком, закончив соответствующий факультет Душанбинского пединститута. А к философии и политэкономии меня пристрастили в Саратовском училище педагоги кафедры марксизма-ленинизма, руководимой полковником Торчинским.

      Организацией всей марксистко-ленинской подготовкой офицеров и прапорщиков, как и политической подготовкой солдат срочной службы у нас в ГНИП занимался при мне начальник политотдела полковник Перминов. У него был целый штат сотрудников (как военных, так и гражданских), которые писали планы (по методикам, присланным свыше), проводили инструкторско-методические занятия с руководителями групп марксистско-ленинской и политической подготовки, проверяли проведение занятий и участвовали в проверках по своему направлению. Они, даже, бывало, принимали участие в работе наших отдельских партсобраний, а на партийных конференциях части и ГНИП не только присутствовали, но и готовили их, тем более, что в составе политотдела трудился освобождённый председатель парткома (к сожалению, уже не помню его звание и фамилию, если кто из читателей вспомнит, то сообщите, плз.).

      Непосредственно в нашем отделе, как и положено ему по штату, руководителем группы на занятиях по марксистско-ленинской подготовке был начальник нашего отдела подполковник Иван Зайковский. Будучи неглупым, в целом, человеком, он, как мне кажется, недотягивал до уровня некоторых своих слушателей в знании первоисточников и в общей эрудиции по тематике многих занятий в силу чего был зачастую излишне догматичен, чересчур строго придерживаясь методических указаний политотдела. Такими грамотеями, на мой взгляд, были я, Юра Бакулин и Андрей Савельев. Очень неплохой уровень был у Андрея Яковлева и Миши Васильева. Да и вообще в нашем отделе глупый и слабо эрудированный народ не выживал. Лучше с этим делом обстояло у зама начальника отдела подполковника Юрия Сеничкина, который, опять-таки по штату, был заместителем руководителя группы, он и вёл некоторые занятия.

      Во время моей службы в Нукусе в 1985 году скончался очередной генсек ЦК КПСС Константин Черненко. На смену ему пришёл нехорошей памяти новый лидер партии и государства Михаил Горбачёв. Началась перестройка, наступила гласность, произошла открытость. В прессе, по радио и в телевизоре появилась куча интересных и ярких, противоречивых и даже противоречащих официальной линии партии материалов. Политотдел, как мне виделось тогда, не вполне понимал, что и как делать в этих условиях, да и сверху, по-видимому, тоже приходили не очень внятные указания. Но марксизм-ленинизм пока оставался-таки основой идеологии партии и государства и занятий по его изучению никто не отменял. В такой ситуации наши занятия проходили очень живо и интересно. Живо настолько, что мы иногда сбивались с плана занятий и уходили куда-то-то в сторону настолько, что основная тематика терялась вовсе. Чаще это случалась при Юре Сеничкине, но и Иван Зайковский не всегда мог нас остановить – вольность мнений цвела буйным цветом, только чуть недотягивая до полной анархии. Даже эпизодическое присутствие на занятиях инструкторов политотдела не всегда спасало ситуацию. Народ к 1988 году ещё не совсем, но уже изрядно распоясался, почувствовал вкус почти неограниченной политической свободы.

      Не знаю, как в других отделах, но у нас и на партийных собраниях бывало продолжалась всё та же вольница, особенно если обсуждались вопросы текущей ситуации в партии и государстве. Так что марксизм-ленинизм, как вечно живое учение и партия, как ядро политической системы СССР, у нас частенько подвергался скрытому, а то и явному ревизионизму. Тем не менее все соответствующие проверки наш отдел сдавал успешно, получая только хорошие и отличные оценки.

2. Строевая

      Строевой подготовкой мы занимались два раза в неделю сразу после развода, как правило на площадке у большой трансформаторной будки, стоящей возле штаба части. Помещались туда все мы – человек 200-250. Лишь осенью со второй половины октября до второй половины ноября, а также весной, со второй половины марта до середины апреля занятия проходили лихо, с огоньком и нормальной строевой выправкой. Тогда многие из нас, особенно закончившие академию и прошедшие через парады на Красной площади, показывали прямо-таки чудеса строевой выучки.

      Зимой дикий холод и пронизывающий северный ветер с пылью и песком заставляли нас опускать уши у шапок-ушанок, поднимать воротники шинелей, а под них надевать вместо форменной рубашки и кителя толстый свитер. Вместо гордо поднятой головы и развёрнутых плеч, мы скукоживались, стараясь сохранить остатки тепла у тельца. Вместо бодрого строевого шага с оттянутым носком происходило невнятное топтание, больше похожее на пританцовывание в такт на «Раз, раз, раз, два, три!». Всё это делало нас несколько похожими на замёрзших фрицев под Сталинградом, чем на советских офицеров.

      Летом на жаре было не сильно лучше. Белое солнце пустыни и температура плюс 35-40, а то и выше нас буквально плавили. Не спасали ни фуражки, превращавшиеся на голове в раскалённые потные кирпичи, ни рубашки без галстука и с коротким рукавом. По мне было бы лучше ходить с рукавами нормально длины, чтобы не получать после каждой строевой солнечный ожёг рук и солнечную же аллергию. Понятно, что и по жаре особой бодрости на плацу от нас было ждать бестолково, но деваться было некуда, занятия по строевой никто не отменял ни зимой, ни летом. Я помню отмену строевой зимой лишь пару-трёшку раз, когда температура падала ниже минус 20-25 градусов. Летом отмены не было ни разу.

      Апофеозом строевой подготовки, как и везде, где я бы ни служил, являлись подготовка и участие в параде. За время мой службы в Нукусе состоялся он лишь один раз – 7 ноября 1987 года. Это была семидесятая годовщина ВОСР и руководство республики Каракалпакия во главе с К.Камаловым вместе с руководством Нукусским гарнизоном во главе с нашим генералом Н.Т.Степановым решили провести не только демонстрацию трудящихся, но и полноценный (на сколько это было возможно) парад войск. От нашей в/ч должны быть выставлены, насколько я помню, две коробки по 100 человек, т.е. 10 на 10. Ещё две такие же коробки выставлял наш полк, две или три коробки от строительного управления, одна или две коробки от какой-то части внутренних войск, дислоцировавшейся под Нукусом. Был ли представлен кто-нибудь ещё – не помню, может товарищи подскажут.

      Подготовка к параду проходила с первых чисел октября, т.е. во время относительной осенней прохлады. Число занятий по строевой подготовке возросло и занимались мы ею в течение месяца почти каждый рабочий день. Занятия проводились с утра, чтобы не сильно навредить нашей основной деятельности – научной. Занимались чаще на плацу полка, так как наш плац у трансформаторной будки оказался маловат для прохождения развёрнутых шеренг и, тем более, коробок. Всё проходило так же, как и в академии: сначала одиночная строевая подготовка, потом в составе шеренги, потом прохождение в составе двух шеренг и в конце, ближе к ноябрю, в составе коробки. В завершении подготовки, как и положено, был проведён строевой смотр в парадной форме одежды и генеральная репетиция. Но если генеральная репетиция в Москве проводилась на Красной площади и привлекались к ней все участники парада, то у нас она прошла внутри городка и участвовали в ней только ГНИП и обеспечивающие его строители.

      Непосредственно 7 ноября, построившись в коробки по 5 человек мы пешком, вместе с полковыми и строителями, выдвинулись на площадь Ленина. Народ каракалпакский смотрел на нас с нескрываемым удивлением. По-моему, это был первый и единственный военный парад в истории автономной республики, вот и дивились люди на такое чудо – они, наверное, и не знали, что столько военных в Коскуле за забором обретаются. Было прохладно, особенно по утру в 07.00, когда мы строились для выдвижения на парад, потом чуть потеплело и нам идти было вполне комфортно.

      На площади наши две коробки стояли первыми, а всего собралось штук 9 или даже 10 коробок. Был и сводный оркестр, т.е. набралось более тысячи военных. Впереди командиры и знамёна частей – всё по-настоящему, почти как на Красной площади. Наш начальник штаба полковник Подгорнов командовал парадом, а генерал Степанов выступал в роли министра обороны Каракалпакии и принимал парад. Десять коробок (наша стояла первой) – это не много, поэтому они под оркестр пешком прошли вдоль всего парадного строя, с каждой частью поздоровались и поздравили с 70-й годовщиной революции. В ответ прозвучало троекратное «Урааа! Урааа! Урааа!!!» и, как мне показалось, наше «Ура» звучало наиболее слаженно и звучно – мы ведь не строители и даже не солдаты-срочники, мы кадровые офицеры с богатым опытом хождения строем, а также участия в парадах.

      Далее происходило всё, как полагается: многократное Ураа!! при восхождении Степанова на трибуну. Занятно, но в отличии от московского парада, Степанов Камалову не докладывал, да и поздравительную речь сам зачитал. Далее всё в соответствии со строевым уставом ВС СССР: Подгорнов скомандовал «Равняйсь! Смирно! Первая рота прямо, остальные направо! Равнение на право, шагом марш!» и мы пошли. Площадь в Нукусе не была уж очень ровной, генеральной репетиции на ней не проводилось, поэтому приноравливаться приходилось на ходу. Хорошо хоть Исторического музея нет, как в Москве, и стен кремлёвских – музыка оркестра ни от чего не отражается, слышна была ровно, с шага не сбивала. Так и прошли, порадовав руководство республики и приглашённых гостей праздника. Для солдат-срочников, да и для многих молодых офицеров это был первый реальный парад, а для меня уже четвёртый, но далеко не последний. Впереди были ещё пять парадов в Москве. Нукусский стал одним из самых памятных, наравне с первым моим саратовским парадом в честь 30-илетия Победы 9 мая 1975 года и первым чисто Российским парадом на Поклонной горе 9 мая 1995.

3. Огневая

      По огневую подготовку особо то и сказать нечего кроме того, что сдавали мы её, как положено, два раза в год весной и осенью. А вот где сдавали – это отдельная песня. На окраине городка, ближе к тыльным ворота из него, строителями в песке были накопаны небольшие котлованы и там же лежали кучи строительного мусора: битый кирпич, куски бетонных плит, какие-то металлоконструкции, ещё что-то. Эти котлованы и кучи располагались довольно далеко, не только от жилой зоны городка, но и от казарм строителей до которых было не менее 500 метров. При убойной дальности пули, выпущенной из ПМ, равной 350 метров этого было вполне достаточно для обеспечения безопасности личного состава, даже в случае случайного выстрела поверх котлована и/или мусора. Но оцепление таки выставлялось.

      Так вот среди этого великолепия мы и сдавали стрельбу из табельного оружия, а именно из пистолетов ПМ. Почему в городке во время моей службы не было нормального стрельбища – мне непонятно до сих пор. Ведь строили и в Нукусе, и в Жаслыке, и в полях много чего. Строили неплохо и быстро, а вот до стрельбища руки не дошли. Быть может и это как-то подтверждает мысль о том, что в/ч 26382 – это не совсем строевая часть.

      Стоит ещё добавить, что в связи со спецификой части пистолеты были не у всего офицерского состава. Их всего то было штук 20-30 т.е. один пистолет на 10 офицеров. В по крайней мере столько хранилось у дежурного по части в сейфе. Только у верхнего командного состава было своё, закреплённое именно за ними оружие, которое стояло в том же сейфе. Остальные офицеры видели пистолеты только стоя в наряде или во время сдачи проверки по огневой подготовке. В связи с этим, при выходе на огневой рубеж никто понятия не имел как пристрелян тот или иной пистолет, на сколько у него тугой спуск и т.п. Тем ребятам, которые стреляли хорошо было достаточно первых трёх пристрелочных патронов, чтобы понять, как и куда надо целиться, как тянуть спусковой крючок, чтобы зачётными тремя патронами отстреляться на хорошо и отлично.

      Однако к хорошим стрелкам я тогда не относился. Косой был по жизни. Ни камнем в детстве не мог попасть по «врагу», ни из рогатки стрельнуть метко в птичку, ни из самодельного лука в бутылку попасть с десяти метров. Из огнестрельного оружия я стрелял также плохо, что в училище из автомата, что уже офицером из ПМ. Только из ЛПО (лёгкий пехотный огнемёт) удавалось попасть туда, куда требовалось. Но это совсем другое оружие.

      Для меня долго, аж до адъюнктуры, было загадкой: как это возможно попасть в мишень, да ещё всеми тремя пулями, да ещё поближе к её центру. Поэтому в Нукусе мне было фиолетово пристрелочный это выход на огневой рубеж или зачётный, всё равно более двух раз в мишень я не попаду. Если получалось попасть ближе к центру мишени, то по сумме двух дырок в ней я мог получить даже честное «Уд.», что для меня было высшим достижением.

      Только в адъюнктуре мне Серёга Роговой, посмотрев на мою стрельбу, доступно рассказал и на практике показал, что я делаю неправильно. Оказалось, что на самом деле, я срываю выстрел, т.к. слишком его жду. В связи с этим пистолет дёргается и пули летят ни туда, куда я целился, а куда-то в сторону и лишь случайно попадают некоторые из них в мишень. Сам Сергей всегда стрелял на «Отлично» и понимал о чём говорил. Я, естественно, прислушался к его совету и с тех пор стал стрелять существенно лучше, иногда даже на пятёрку отстреливался.

4. Физическая

      Физическая у нас проходила гораздо интереснее и разнообразнее. В военном городке у нас было практически всё зля плодотворного физического развития и совершенствования офицеров, прапорщиков и гражданских служащих СА. Было и футбольное поле, и площадки волейбольно-баскетбольные, даже во дворах между домами стояли всякие турники с брусьями и скамейки специальные для качания пресса. А для бега была ровная как стол пустыня с хорошими дорогами и тротуарами – бегай, не хочу. Когда я служил в Нукусе в городке ещё не было хорошего закрытого спортзала со всякими секциями, не было бассейна, но это должно было появиться в будущем, которое, к сожалению, для нашей части не наступило – ХО запретили, СССР развалился, ГНИП закрыли, территорию городка с инфраструктурой передали армии независимого Узбекистана.

      Но и тем, что было мы пользовались в полный рост. Мы не только подтягивались и бегали, выполняли подъём переворотом и отжимались, выполняли комплексы вольных упражнений №1, 2, 3 и таскали гири, мы ещё играли в волейбол, баскетбол и футбол. Дважды в год, по завершении зимнего и летнего периода обучения, как и принято в настоящей армии, мы по отделам добросовестно сдавали нормативы ВСК. Начальники нашего отдела Иван Зайковский и Юра Сеничкин были мужиками спортивными, нормативы сдавали на «отлично», ну и все мы старались не уронить честь коллектива.

      Ежегодно, обычно осенью и/или весной, когда не слишком жарко и не очень холодно, в городке проходили соревнования по игровым видам спорта. Играли отделы между собой на первенство в/ч 26382, играли и сборные частей за первенство в ГНИП. В силу того, что в нашей части служило много молодых и спортивных офицеров, то отобрать сборную команду было из кого. Вот и получалось, что большинство первых мест в ГНИП завоёвывали именно наши команды.

      У меня не было особой склонности к командным игровым видам спорта, я больше любил индивидуальные – бег и гири. В молодости я занимался штангой, так что гири для меня были игрушками, до и бегал я всегда очень неплохо. Но приходилось иногда и в баскетбол играть и в футбол, но максимум за отдел. Если в баскетбол я умел играть – ещё сказывался опыт игры за сборную школы, то футбол я никогда не любил, играть не мог, а на поле выходил только в случае, если у отдела не хватало народа выставить полноценную команду без меня. Сидя на трибуне и болея за своих я, как мне казалось, хоть как-то им помогал, а вот выходя на поле только мешал и даже вредил, хоть и не нарочно. Ну а в волейбол я вообще ни разу не вышел на поле, даже просто так, не в рамках соревнований.

      Нельзя сказать, что соревнования «Папа, мама, я – спортивная семья» относились к службе, но физкультурой являлись однозначно. Проводились такие соревнования у нас в городке ежегодно. Там, как я помню, надо было бегать, отжиматься от пола, прыгать через скакалку, ещё что-то делать. Однажды и мы (я, жена и старшая дочь Таня) участвовали в них и даже заняли первое место в соревнованиях по прыжкам со скакалкой. Зачёт происходил, как и во всех видах этих соревнований, по сумме прыжков всей команды. Я занимался когда-то боксом и там научился очень быстро скакать, Таня любила играть в резиночки (они тогда только стали входить в моду среди девчонок) и тоже неплохо прыгала, ну и жена нас не подвела – хорошо отпрыгала свой выход. Так и получилось, что мы победили всех и получили за этот вид физкультуры почётную грамоту «Лучшему прыгуну» – она до сих пор у нас где-то лежит. C отжиманием от пола у нас так ловко не получилось – я наотжимался больше всех, а вот жена с дочкой отжались всего по нескольку раз и мы не вошли даже в тройку призёров, но не беда, зато было интересно и весело :) .

5. Бдение в нарядах

      Раз в два-три месяца у нас получалось сходить подежурить по части, а у младших офицеров и по техническому корпусу. Дежурными по части ходили только старшие офицеры, помощниками у них были, как правило, капитаны. В наряд по корпусу ходили все младшие офицеры от лейтенанта до капитана. Мне по корпусу не удалось подежурить так как его сдали в эксплуатацию через год с небольшим после моего прибытия в Нукус, а я к тому времени уже стал майором и ходил дежурным по части. Ну а до майора добросовестно нёс службу помдежем.

      Дежурка с комнатой хранения оружия, как и полагается, располагалась в здании штаба части на первом этаже и там же, недалеко, в конце коридора, стояло знамя части, охраняемое часовым из караула полка обеспечения. Справа от дежурки находилась комната отдыха с топчаном и постельными принадлежностями. Всё было организовано, как того требовал Устав внутренней службы ВС СССР, надеюсь, что читатели основные его положения ещё помнят.

      Особых отличий в несении службы дежурным по нашей части от любого другого дежурного у нас не было, разве что мы заодно выполняли обязанности оперативного дежурного по всему ГНИП. Мы, стоя в наряде, отвечали за службу не только в в/ч 26382, но и контролировали дежурного по полку, полковой караул, дежурного по технической территории, дежурного по гарнизонной санчасти и на КПП городка. Дежурный был обязан даже удалённо контролировать службу в отдельном батальоне обеспечения, дислоцированном на предполевой базе в Жаслыке (площадка «Б») и на полевой базе (площадка «В»), когда там шли испытания и кто-то на чинке Устюрта находился. Вот только не помню, чтобы мы контролировали службу в эскадрильи, хотя число авиационной техники на аэродроме Нукуса, а потом и Жаслыка (там позже построили свой аэродром), как и расписание полётов, мы знали. Несение службы дежурными по строительному управлению, насколько мне запомнилось, мы не контролировали вообще никак.

      Мы (дежурный с помдежем) принимали и рассылали всяческую информацию из всяких мест (от вышестоящих из Москвы, до подчинённых на Устюрте), проверяли караул (его и дежурный по полку тоже проверял), проверяли всех дежурных, контролировали приготовленную пищу в солдатской столовой перед её раздачей (иногда это происходило вместе с дежурным по полку), отслеживали расположение командования ГНИП, чтобы, при необходимости, оперативно ему что-то доложить и/или получить ЦУ (ценные указания), а иногда и ЕБЦУ (ещё более ценные указания).

      Примерно в те же годы (не помню точно, когда) у дежурного по части появился необычный журнал – «Журнал наблюдения за аномальными явлениями», куда должна была заноситься информация обо всех аномальных явлениях, которые наблюдались самой дежурной сменой и/или подчинёнными службами. За годы несения службы в Нукусе ни я сам, и никто другой ни разу летающих тарелок или чего-то подобного не видел и всякий раз по завершении наряда делал одну и ту же запись в том журнале: «За время несения службы аномальных явлений не наблюдалось». Лишь один только раз появилась запись о том, что ночью на небе наблюдался светящийся купол на северо-востоке. Но, как оказалось, это не было аномальным явлением, просто недавно прибывший к нам майор принял за таковое пуск очередной ракеты с Байконура, который от нас находился примерно в 350-400 км, как раз на северо-восток. Такие купола в тёмное время суток мы видели многократно, но тем не менее они всегда производили на многих из нас серьёзное впечатление. Так что ни НЛО, ни какие другие аномалии Нукус не посещали, либо посещали, но очень скрытно, так, что мы их не наблюдали. Потом, когда я служил в ВАХЗ, аналогичный журнал был и там. Вся Советская армия силами своих дежурных смен пыталась обнаружить летающие тарелки, говорят, что некоторые что-то там порой видели, но ни мне, ни моим товарищам не повезло ни разу. Так и живём, не пообщавшись с инопланетянами…

      Как по мне, так самой приятной обязанностью дежурного по части было не проверка караула, который проверяли и мы и дежурный по полку, не предутренний сон с 02.00 до 06.00 (с 22.00 до 02.00 спал, если получалось, помощник дежурного), а снятие пробы пищи в солдатской столовой примерно за полчаса до завтрака, обеда и ужина срочниками полка. Если проверку караула мы с дежурным по полку как-то разносили по времени, то разойтись при снятии пробы не было никакой возможности – съесть солдатский паёк и сделать разрешительную запись в книге контроля пищи было необходимо непосредственно перед её раздачей подразделениям. Так и ели, как правило, вместе с дежурным по полку, да ещё и дежурный по санчасти частенько к нам присоседивался – он/она тоже должен был проверить качество приготовленной пищи, так что было не скучно. Правда я до сих пор не пойму, зачем ещё и нас привлекали к снятию пробы, ведь полкового дежурного и медика вполне бы хватило. Но приказ есть приказ, его надо выполнять, а не обсуждать.

      Говорят, что ближе к закрытию ГНИП было введено патрулирование вдоль забора городка с внутренней его стороны. Тогда в государстве нашем начался бардак, люди каракалпакские полезли куда только не попадя, а часть-таки сильно секретная. Вот и приходилось патрулировать, чтобы посторонние к нам на закрытую территорию не проникли. Сия чаша патрульная в Нукусе проехала мимо меня, а вот в Москве досталось по полной, особенно во время чеченкой войны.

6. Проверки секретки

      Ни армия в частности, ни государство вообще без всяческих проверок, как без рук и без глаз. А в такой секретной в/ч, каковой была наша, проверялось и перепроверялось всё подряд и очень тщательно. Особенно бдительно соблюдался у нас режим секретности и наиболее тщательно проверялась разработка, обращение, использование и хранение документов с грифами ДСП, Секретно, Совершенно секретно и Особой важности. Не менее бдительно мы хранили и проверяли специальные вещества и образцы ХО, особенно новые, испытаниями которых занимались. И за документами, и за материальным воплощением ХО присматривали в части специально обученные люди, за ними присматривали их начальники, а за начальниками сотрудники КГБ, обслуживающие часть. В частности, моя жена занималась учётом всех ОВ, имеющихся в части. Она хоть и не делала науку, но допуск имела, как и у каждый наш учёный – форму №1, литер «Ф».

      Так в моей службе случилось, что целый год, служа в Риге в Штабе ПрибВО, я был вынужден исполнять обязанности начальника секретной части Управления Химвойск округа. Видимо, исполнял неплохо, да и Приказ МО СССР №010 выучил хорошо, посему ещё три года, после оставления этой ИО-должности, был замом председателем комиссии по проверке секретного делопроизводства в управлении.

      В Нукусе про это как-то прознали, и я опять вляпался в такие проверки. Кто хоть раз проверял секретку, то знает, что дело это долгое, нудное, требующее хорошего знания Приказа №010 и уж очень ответственное – если что не так, то голову отвернут быстро и будет за что. Но мой опыт, знания и добросовестность ни в Риге, ни в Нукусе меня ни разу не подвели к отвёртыванию головы, да и дело было у нас очень хорошо. Ответственные за режим секретности в части подполковник Ждан, майор А.Попович и капитан В.Селянин мужики были грамотные и серьёзные. Столь же грамотных и серьёзных секретчиц и машинисток набрали они и доподготовили, доведя до уровня истинных профессионалов в деле сохранения служебной, военной и государственной тайны.

      При таком раскладе лишь свою первую проверку и проверял каждый секретный документ полистно (как того требовал приказ МО СССР №010), а потом проверял просто поштучно. Частенько со мной в комиссии заседал наш сосед по дому Слава Смолин. Мы с ним были в хороших отношениях (так есть и до сих пор), так что проверка у нас с ним обычно проходила хоть и длительно, но не сильно напряжённо, акт писался просто, а доклад НШ полковнику Подгорнову проходил без проблем, но по-деловому.

7. Итоговые проверки полка

      Как известно тем, кто служил, каждые погода, по завершении очередного (летнего или зимнего) периода обучения, в армии проводится проверка войск на предмет объективного выявления уровня подготовки личного состава и готовности подразделений и частей к выполнению своих служебно-боевых задач.  Дважды и я принимал в это участие, проверяя подготовку подразделений полка обеспечения. Один раз пришлось ехать на площадку «В» (полевая база на Устюрте), а во второй проверка проводилась с подразделением, располагавшимся непосредственно на «А», т.е. в Нукусе.

      Обычно, если требовались проверяющие от нашего отдела, то назначали меня и майора Андрея Яковлева. Мы с ним ещё до академии служили в РАСТ разных военных округов и участвовали в итоговых проверках войск многократно. Опыт и необходимые знания у нас были, методика проведения проверок наработана, так что проблем не было. Проверяли мы с Андреем все виды болевой подготовки, как у офицеров, так и у солдат.

      Так получалось, что оба раза с нами в проверках работал один и тот же капитан инструктор политотдела (ФИО его не помню). Его задачей, понятное дело, было проверить не только марксистско-ленинскую подготовку офицеров и политическую у солдат, но морально-психологический климат в коллективах проверяемых подразделений.

      На «А» проверка была совершенно типичной, тот, кто хоть раз её проходил сам и/или проверял других, тот знает о чём речь. Более интересно для нас проходила весенняя проверка на «В». До неё ни я, ни Андрей там не были, усыхающего, но ещё существующего Арала не видели. Бывал там только капитан из политотдела. Про ту интересную проверку написано в главе «Проверка на «В» рассказа «Нукус. Сайгаки Устюрта».

8. Совещания

      Служебные, они же производственные совещания в/ч 26382 проводились каждую пятницу с 17.00 с приглашением всех офицеров всех научных и полевых отделов. Проходили они в незанятом солдатами первом этаже одного из казарменных зданий полка. Дома офицеров тогда ещё не было, приходилось совещаться тут. Вёл совещания, как правило, сам генерал-майор Н.Т.Степанов, в президиуме неизменно находились его первые замы. Основным вопросом являлся разбор проводимых полевых работ и исполнение научных тем. Разговор шёл и про дисциплину, и про службу войск, и про всякие-разные происшествия, если они вдруг случались в гарнизоне.

      Речи генерала Степанова по форме отличались яркой образностью и необузданной живостью в сочетании с элементами ненормативной лексики, пересыпанной примитивизмами. Это вызывало у нас неподдельно весёлый смех, который генерала не раздражал, он даже сам иногда посмеивался над своими особо занятными фразами. Некоторые мои сослуживцы даже конспектировали его речи, особенно пытались записать вот такие смешные фразы. В силу чего кем-то была придумана пятничная фраза «Нам не надо Хазанова, мы идём на Степанова». К сожалению, я генерала не конспектировал и на сей момент запомнил вот такое его высказывание, произнесённое во время разноса учёных одного из научно-испытательных отделов за срыв сроков подготовки к проведению полевых работ: «В головах вас всех учёных мозгов меньше, чем говна у меня одного в жопе» и далее по теме. Не знаю, сохранились ли у кого-нибудь все эти фразы – их можно отдельной книгой издавать.

      Однако, по содержанию выступления генерала Степанова всегда были толковыми, актуальными и правильными. Но не потому, что он являлся для нас верховным начальником, а потому, что чётко понимал о чём говорил. Я уже где-то писал, что мне на начальников везло, не на всех, конечно, но в целом. Так вот повезло и со Степановым, и не одному мне, но сотням молодых офицеров. Потом я служил под его началом, когда учился в адъюнктуре, а его перевели заместителем начальника нашей академии. В академии он уже не был самым главным и в силу чего несколько подрастерял свою яркость, но остался таким же порядочным офицером, каким был в Нукусе.

      На совещаниях мы с Андреем Савельевым обычно садились рядом и играли во всякие игры на бумажках. Наиболее любимыми нашими играми были «Слова из слова» и крестики-нолики без ограничения поля. Там же мы читали захватывающую периодику про «хлопковое дело», про антиалкогольную компанию, про выступления молодёжи Прибалтики против СССР и т.п. Там же я протестировал себя на уровень IQ, найдя этот тест в газете «За рубежом», которую неизменно читал с девяти лет.

      Таким образом, совещания проходили интересно, весело и по-деловому. Думаю, что они многим моим сослуживцам, которым посчастливилось на них присутствовать, запомнились на долго, как и мне. Те совещания, которые проводил будущий начальник генерал-майора Н.Т.Степанова по ВАХЗ и мой бывший начхим ПрибВО генерал-лейтенант В.С.Кавунов тоже были интересными и деловыми, но такими весёлыми не были никогда.



      В заключение надо сказать, что в Нукусе, в в/ч 26382 мы всё-таки служили. Пусть своеобразно, но служили. Годы этой службы для меня, да и для многих из моих друзей-товарищей-сослуживцев, на сколько я знаю, запомнились навсегда. Не знаю кому как, а мне до сих пор хочется хотя бы у КПП нашего городка постоять, по Нукусу походить, Жаслык увидеть, а если повезёт, то и площадку «В» на Устюрте.