Сильнее ста рентген - Часть 2. Гл. 16, эпилог

Глава 16

«Я шла по тротуару. Угнетающая тишина давила на меня жёстким поршнем. Ступая по мокрому асфальту, я непроизвольно замечала, как изменилось все вокруг.

Дома, раньше разукрашенные в розовый, голубой, оранжевый, стали тоскливо серыми, словно прошедший дождь смыл с них все краски. Деревья стояли скрюченные, протягивая сухие безжизненные ветви в небо, как бы прося о помощи.

Воздух… Я не могу описать этот воздух. Это была не смесь запахов, а единая однородная субстанция, наполненная тяжестью и болью, разочарованиями и ошибками.

Присев на первую попавшуюся лавочку, я засунула руки в карманы куртки и съежилась от порыва ветра. Погода здесь стояла просто мерзкая.

Я только начала согреваться своим дыханием, как рядом со мной почти неслышно приземлился человек, одетый в черный плащ с белой нашивкой. Взглянув в его лицо, я онемела от удивления.

– Папа! – я кинулась ему на шею и крепко прижалась к его груди.

– Янка… А ты что здесь делаешь? Тебя тут не должно быть.

– Но так случилось. Когда я была с тобой в больнице, я подхватила радиацию. Ты только не ругайся, пап… И папа, присев на лавочку рядом, обнял меня за плечи.

– Где мы? – спросила я.

– Не узнаешь знакомых улиц? – он обвел рукой пространство вокруг, которое я бы ни за что не назвала местом, где провела свои семнадцать лет.

– Но как мы тут оказались? И почему вообще здесь, в Припяти?

– Я почувствовал, что нужен тебе. Мы встретились там, где были дольше всего счастливы. А здесь ничего не изменилось. Только слышишь? Тишина. Гробовая тишина мертвого города. Сложно поверить в то, что человек может своими руками уничтожить то, что создавал сам, правда? А заодно и то, что создавала природа…

Так мы и сидели. Я рассказала ему про нас с Арсением, про жизнь, про то,

чем планирую заняться в будущем. Эх, мы долго с ним болтали! И я

чувствовала себя абсолютно счастливой. Никогда раньше я не чувствовала

ничего подобного. Странно, я находилась на волосок от смерти, но моя

судьба волновала меня меньше всего. И теперь, даже если я и умру, то с

сердцем, полным любви…

Голос папы вывел меня из этого пьянящего состояния.
 
– Доча, а сейчас тебе пора домой. Мама с бабушкой давно тебя заждались и сильно беспокоятся. И еще кое-кто тоже, между прочим! – папа улыбнулся и отпустил мои руки.

– Откуда ты знаешь? Ты что, видишь это?

– Представь себе. Я многое вижу и многое знаю, особенно, когда кто-то не слушается родителей!

Папа хитро подмигнул мне и, обняв на прощание, уже с совсем серьезно сказал:

– А еще Янка, я хочу, чтоб ты знала: город всегда будет в твоем сердце. Никакие аварии и катастрофы не могут убить любовь к родному дому. Пока ты помнишь Припять – она с тобой. В любой стране, в любом месте земного шара она всегда будет с тобой. Ты переживаешь, что дома потеряли цвет? Кому нужна эта горка кирпича? Деревья, упавшие или сломленные, вырастут снова. Поверь, всё переродится, пока ты будешь жить. И даже я буду в твоем сердце, пока ты помнишь и нуждаешься во мне. Помни также – семья не вечная. Поэтому береги маму и бабушку СЕЙЧАС, береги своего парня, подруг, береги себя. Верь в завтрашний день, и тогда даже радиация не сможет тебя побороть!

Папа замолчал, а я поднялась над землей, и неведомая сила потащила меня куда-то вверх. И я навсегда исчезла из того места, где меня никогда и не было…»

Эпилог

– Михаил Евгеньевич, она пришла в себя! – медсестра суетилась под недоумевающим взглядом Яны.

– Девушка, как вы себя чувствуете? – над ней склонился мужчина с проседью в волосах и яркими зелеными глазами.

– Н-нормально, только голова кружится немного, – Яна попыталась встать, но доктор одернул ее.

– Лежи, тебе нельзя пока вставать, еще рано.

Медсестра выскочила, а в палату залетели Ирина с Павлом. У женщины в глазах стояли слезы. Сколько бы они ни держались, но пару капель все равно скатились по щекам и приземлились на белый халат.

– Доченька, прости меня, – Ирина аккуратно села на край кровати и взяла дочку за руку. – Прости, что так озаботилась другими проблемами и перестала замечать свою семью. Милая, я постараюсь чаще быть с тобой. – Она поцеловала Яну в лоб и замерла, ожидая ответа. Та приподнялась на одном локте и посмотрела на маму.
 
– Ты тоже меня прости, мамочка. Я погорячилась и не смогла понять, насколько тебе тяжело без папы. Но знаешь, мне тут один человек сказал очень важные слова, и теперь… Теперь я знаю, что важнее вас с бабушкой у меня никого нет. Давай мириться, – Яна приподнялась и прижалась лицом к маминой руке.

Потом, повернула голову и, увидев стоящего у дверей человека, крикнула:

– Ну что вы там стоите, Павел Александрович! Идите тоже обниматься! Улыбка блеснула на губах мужчины и растворилась в лучах солнца.

Буквально через полчаса в палату постучали, и в проеме показалась светлая голова. Яна тут же улыбнулась и смущенно отвела взгляд в сторону. Ее смутил огромный букет васильков, который красовался в руках Арсения. Парень подошел к кушетке, стоящей рядом, положил букет, и аккуратно присел к Яне.

– Ну как ты? – он осторожно взял ее за руку и легонько сжал.

– По-моему гораздо лучше. Хотя глупо, конечно, получилось…

– Почему?

– Подвела маму, заставила всех переживать… А по сути из-за ерунды какой-то. Знаешь, я ведь никогда не думала, что стоять рядом со смертью можно только не дыша. Я никогда бы не поняла, что сгоревшие в ту страшную ночь деньги ни за что не окупят потерянные жизни. И лишь увидев во сне папу, я осознала, насколько была еще глупа, – Яна вздохнула и натянула одеяло повыше.

– Ян, ты говоришь правильные вещи, но загоняться тоже не стоит. Сейчас самое важное – не упустить этот шанс, который нам дан…, – он придвинулся ближе, опустил взгляд и провел большим пальцем по маленькой ладошке. – Янка, ты не представляешь, как долго я терзал себя сомнениями, которые оказались совершенно пустыми. Я не знал, как правильно это сказать и не станет ли это ошибкой… В общем, понимаешь… Я люблю тебя.

После этих слов Арсений поднял голову и увидел в ее глазах слезы. Их упрямо стирали с лица, но они всё равно предательски катились градом. Яна понимала, что эти слезы совсем-совсем другие, нежели те, что засохли на её щеках несколько месяцев назад. Они от счастья, которое сейчас находилось у нее внутри.

– Я тоже тебя люблю, Сень. Наверное, даже чуточку больше, чем ты… В палате повисла тишина. Но они оба знали, что их молчаливый контакт важнее сейчас любых слов.
 
После своего пробуждения Яна ждала еще одного человека.

Костя пришел к ней вечером, когда солнце опаляло уставший город последним светом.

– Привет.

– Привет, Кость.

– Тебе уже лучше?

– Уже намного лучше. Почему ты не уехал?

– Я хотел поговорить. Знаешь, пока тебя не было тут, мы с Арсением немного поспорили… В общем я понял, что у вас с ним все отлично. Я долго не мог принять это – все-таки за год мы стали близкими людьми. Но насильно держать я тоже не буду. Поэтому, чтобы мне было спокойно, просто ответь: ты счастлива?

– Да, Костя, я безмерно счастлива… – Яна улыбнулась, а парень развернулся и уже собирался было уйти, – счастлива, потому что у меня есть такой заботливый друг, как ты.

Они еще долго болтали, вспоминая время, проведенное вместе. Так долго, что медсестра порывалась выпроводить Костю из палаты, но даже угрозы с вызовом главврача не сработали, потому что двух друзей, не видевшихся целую вечность, никто и ничто не смогли бы остановить.

Парень рассказал Яне про эвакуацию, про ребят из их школы, про Зою, и получил в ответ лишь тихие всхлипы и слезы...

Боль долго не унималась в сердце Яны. Боль за родную Припять, боль за близкую подругу, боль за папу и за себя саму. Она понимала, что только вера и то, что здесь ее ждала семья и Костя, вытащили ее с того света.

Любовь перешагнула и эту страшную черту – черту в сто радиационных рентген. И любовь переборола боль. Она, словно кошка, тихо свернулась около сердца и уснула. Уснул и город.
 

P.S. Мы заплатили высокую цену. Мы заплатили своими жизнями, здоровьем, своими чувствами и слезами. Мы положили на жертвенный алтарь своих детей, мужей и родителей. Мы погнались за деньгами и высокими положениями в обществе. Мы забыли, что самое дорогое, что у нас есть – это жизнь. Маленькая, быстротечная жизнь, которую надо лишь прожить так, чтобы в конце пути было желание еще разок обернуться и сказать: «Я не жалею ни об одном поступке и сказанном мною слове».

И до сих пор в погоне за временем и чем-то обыденным мы забываем ценить эту одну, драгоценную, минуту жизни, думая про их миллионы. И только тогда, когда мы попадаем в ловушку, мы вдруг осознаём, насколько все непрочно, и как одно касание может заставить исчезнуть многое. Но если сегодня мы ещё можем изменить «завтра», то «вчера» мы не изменим никогда.