Где еврею хорошо, глава 40

     В вагоне было на удивление свободно. Его соседкой оказалась только женщина лет под шестьдесят с пятью увесистыми узлами. Она заполнила ими весь нижний багажный ящик и один ещё расположила у себя между ног. Эти труды стояли ей немало сил. Запыхавшаяся, она наконец умостилась поудобнее и начала вытирать вспотевшее лицо.
   
   - Хух! Откройте, пожалуйста, окно, - попросила Анатолия Ивановича. – Хух! В такую жару только поездами ездить!
   
   - Почему же дома не сидите? – улыбнулся Анатолий Иванович.
   
   - К сыну надо ехать в Белоруссию!
   
   - А, может, лучше бы сыну к вам приехать?
   
   - Конечно, лучше, но он же работает!
   
   Ее полные щеки лоснились, глаза искрились, а полная фигура постоянно шевелилась. Она заполнила собой почти все купе и, глядя на неё, Анатолий Иванович понимал, что такая дома не усидит. Вскоре женщина немного угомонилась и внимательно посмотрела на Анатолия Ивановича, а потом заговорила:
   
   - Вы, я вижу, только с одной сумочкой.
   
   - Да, - посмотрел на свою сумку Анатолий Иванович. – Мне достаточно. Я же не еду к сыну.
   
   Женщина расплылась всем лицом в улыбке:
    
   - Эти поездки все мои соки высосали. Пока проеду две границы – так перетрясусь, что потом сутки отсыпаюсь. Я, извиняюсь, можно вас попросить?
   
   - О чем?
   
   - У меня слишком много сумок. Могут на границе придраться. Не могли бы вы сказать там, что две моих сумки – ваши.
   
   - Как это?
   
   - Ну, в таком случае они придираться не станут.
   
   - Честно сказать, не знаю, что вам сказать… А если вы там везете наркотики.
   
   - Какие наркотики?! Как вы могли такое подумать! Зарезали поросенка, мясо везу, консервацию.
   
   - А разве в Белоруссии нечего есть? Наши прилавки забиты белорусскими продуктами, а вы везете мясо в Белоруссию.
   
   - Продукты! - хлопнула себя по бокам женщина. – А вы видели цену тех продуктов?!
   
   - У нас дорого, а там они дешевые.
   
   - Да что вы говорите! Вы там были?
   
   - Нет.
   
   - Вот видите! Говорите то, чего не знаете. И там тоже всё дорого. Если вы боитесь, то я вам покажу, что в сумках.
   
   - Не надо, - успокоил её Анатолий Иванович, - скажу.
   
   - Спасибо вам, - вздохнула женщина. – Я, как только вас увидела, зразу подумала, что вы хороший человек.
   
   Вскоре она надоела Анатолию Ивановичу, и он посмотрел в окно. Мимо проносились знакомые поля. Как районный газетчик, он их объездил и обходил. Эта земля на тридцать пять лет его приютила и обогрела. Он знает её историю, знает людей, которые здесь жили и сегодня живут. Он о них писал. Здесь он оставил и самых родных ему людей…
   
   Здесь остается его большая часть. Ведь приехал сюда сформировавшимся специалистом и человеком. Не жалел себя, больше отдавал, чем брал, и уезжает отсюда стариком со ста тысячами рублями на похороны.
   
   Ему хотелось, чтобы кто-нибудь сказал: ты честно здесь жил и неплохо потрудился. И тут же устыдился: в его-то годы такое мелочное тщеславие. Но Юля… Что же он сделал такое непоправимое, какой такой смертный грех совершил, что она не смогла его простить? Соблазнов было много, но он оставался ей верен. Однако, всю жизнь что-то держало их на расстоянии.   Переданный ей в наследство Еленой Петровной властный характер давил на него. И хотя, следуя совету Алексея ни в чем не перечить, Анатолий Иванович безоговорочно подчинить себя жене не позволил. Это Юлю раздражало, время от времени на каких-то мелочах она срывалась, не контролируя себя, сыпала оскорблениями. И вполне могла в таком состоянии проткнуть ему живот кухонным ножом. При этом, как всякий тиран, требовала от него постоянного подтверждения преданности и любви. По молодости это воспринималось как должное, более того - вынуждало держать себя в тонусе, а с возрастом стало напрягать. «Хорошо, что её не было дома, - думал он. - Так лучше. Пусть считает, что я умер. Ведь могу же я просто умереть».

   Продолжение вледует.