староновогодняя история

Под Старый Новый год ёлка выпустила смолистые почки. Прижилась.

Ну ещё бы, Марта поливала её обогащённой смесью азота и магния из питомника голубых елей.

В питомнике голубых елей работал Альфред. Высокий, красивый, курчавый, как сибирский кедр. Он принёс Марте голубую ёлку-подранка и флягу с питательной смесью. У ёлки была срублена одна сторона веток.

- Роторным кусторезом зацепило, — коротко пояснил Альфред, протискивая ёлку в узком коридоре Марты. — Не выбрасывать же. Она ещё живая.

- Да, конечно, — охотно согласилась Марта.

Хотя она уже поставила в комнате самодельную ёлку из серебряной фольги.

Вчера до полуночи сидела, нарезая фольгу на полоски. Полоски скрутила. Переплела поперечными. Это была хвоя. А ветки из проволоки. Красиво. Ну и развесила красные и синие глянцевые шары со снежным напылением.

Альфред посмотрел на ёлку из фольги и промолчал.

Марта виновато выставила свою серебряную ёлку на лоджию, холодную и просторную, как зимняя тундра. Блики на глянцевых боках шаров тут же потухли. Марта постаралась не думать про это. В конце концов, что с ёлкой сделается? Ну, постоит в одиночестве. Марта всю жизнь одинока. И жизнь, как зимняя тундра. Холодная и просторная.

А тут живое деревце. Да еще подранок.

- Да тут и говорить не о чем, потерпи, пожалуйста, - шепнула Марта серебряной ёлочке и задернула тяжелые гардины.

Альфред помог Марте нарядить раненую ёлку, стараясь вешать украшения только на сильные, здоровые ветви.

При выключенном свете ёлка, сияющая гирляндами, выглядела радостной и крепкой. И пахла она невероятной свежестью, словно в её ветвях запуталась пахучая таёжная метель, осевшая на хвое голубыми турмалиновыми каплями.

Альфред остался на ночь. Его густые усы пахли французским шампанским — белыми фруктами, ванилью и тёплым хлебом. Марта была счастлива и долго не спала, оберегая сон Альфреда и бесконечно любуясь яркими огнями чудесной живой ёлочки, так внезапно появившейся в её промёрзшей жизни.

Утром Альфред ушёл.

Он был счастливо женат, имел двух чудесных детей и английского бульдога, похожего на замшевую подушку.

Перед уходом Альфред наскоро съел бутерброд с чёрной икрой, которую сам же и принёс. Ну откуда у Марты деньги на чёрную икру? И вообще, мужчина должен быть щедрым на милые пустяки для женщины, с которой проведёт ночь.

Альфред подарил Марте серёжки из голубого турмалина, словно две лаковые капельки растаявшей метели. Пощекотал усами тёплую щёку Марты и ушёл, оставив в квартире душистое присутствие бергамота, мандарина, жимолости и жасмина.

Прошло две недели. Марта исправно поливала голубую ёлочку питательной смесью и ждала звонка от Альфреда. Но тот пропадал в своем хвойном питомнике, возвращался домой усталый и замерзший, ему было не до праздника по имени Марта.

Марта это понимала и терпеливо ждала. Иногда она подходила к двери лоджии, отодвигала край гардины и украдкой смотрела на одинокую серебряную ёлочку. Ёлочка терпеливо мерзла.

Наступил Старый Новый год. Альфред позвонил и сказал, что приедет. Его голос был спокойным и уверенным.

Жизнь Альфреда была разбита на ровные квадраты, как просеки в хвойном питомнике. Заблудиться в них было невозможно. Они были под линейку. И Альфред двигался по этим просекам, по-хозяйски осматривая свои изысканные гламурные владения, подправляя то, что нужно было подправить. Голубая хвоя требует бережного ухода, как и любая чрезвычайная красота. Как красота английского бульдога, чудесных детей и счастливой жены.

Когда Альфред вошел в комнату и увидел похорошевшую голубую ёлку, он удивленно присвистнул.

- Ты посмотри, — повернулся он к Марте, — неужели прижилась? Придется тебе её оставить у себя, Марта. Не губить же теперь?

- Конечно, пусть остается, — согласилась Марта, — раз прижилась.

- Ты погоди, — уверенно добавил Альфред, — когда она ветки даст, ей цены не будет.

- Она и сейчас красавица, — сказала Марта.

- Да, Марта, в моем питомнике все елки идеальные, — согласился Альфред. — Поверь, мне так жалко с ними расставаться.

- Расставаться? — переспросила Марта.

- Да, я уезжаю, - Альфред поставил на стол бутылку шампанского, - отметим с тобой Старый Новый год и завтра на самолет. Улетаем на историческую родину жены. Она из Вильнюса.

- Да, я помню, ты говорил, что она у тебя натуральная блондинка, - невпопад сказала Марта, мысли её путались, - и надолго?

- Навсегда, - Альфред улыбнулся, раздвинув пахучие усы, - надоел я тебе, да?

- Навсегда? – потеряно отозвалась Марта, - совсем-совсем?

- Ну, пока я тут, - сказал Альфред, - давай праздновать. Я на кухню. Я всё помню, где и что у тебя лежит. Сделаю тебе сюрприз, ты ахнешь. Только не подглядывай. Договорились?

- Конечно, - привычно согласилась Марта.

Она села на кресло и посмотрела на свои руки. Маникюр. Такой удачный, как никогда. Марта заплакала. Она не представляла себе жизни без Альфреда.

- Марта, где у тебя молотый перец? – весело и зычно крикнул Альфред с кухни.

- В шкафчике над плитой, — Марта старалась не всхлипнуть.

Она встала с кресла и подошла к пахучей ёлочке, доверчиво сверкавшей нарядными огнями. Взяла её за ствол и выдернула из горшка с землей.

Открыла дверь лоджии и выкинула ёлку в тёмную зимнюю бездну.

Минуту стояла на холоде и пыталась уговорить себя не умирать. Умереть — это так просто. Вот он, край лоджии. Ёлка умерла, и она умрет. И всем плевать, что она, как и ёлка, живая, что она, как и ёлка, подранок и что она, как и ёлка, приросла и дала почки, обманувшись на случайное тепло.

Марта сделала шаг к бездне. Но между бездной и Мартой стояла её обледеневшая серебряная ёлочка с красными и синими шарами. Марта обняла ёлочку и занесла в комнату.

- А вот и я, — весело объявил Альфред, подпоясанный кухонным передником, — ждешь сюрприз?

- Уже нет, — тихо отозвалась Марта.

- Как? — удивился Альфред. — Я сделал фирменные литовские цеппелины. За них душу продать можно.

- Ты и продал, — сказала Марта, согревая ладонями запотевшие елочные шары.

Альфред с недоумением посмотрел на искусственную ёлку из фольги:

- Погоди, Марта, зачем это мещанство? А где моя ёлка?

- Твоя ёлка у тебя дома, — сказала Марта. — Поторопись, Альфред, ты еще успеешь до полуночи. И захвати шампанское и цеппелины.

- Прекрати, Марта, — сказал Альфред, — давай накроем стол, сядем, всё обсудим.

- А утром ты уйдёшь, да? – Марта стянула турмалиновые серёжки и протянула Альфреду, — положишь дома под ёлочку.

- Ты просто сумасшедшая, — Альфред сорвал с себя передник, швырнул в угол.

Потом аккуратно сложил в пакет цеппелины, шампанское и серёжки:

- Я хотел как лучше, Марта, но если ты настаиваешь, я уйду, только не сердись. А коробочку ты выбросила?

- Они были без коробочки, — Марта смотрела на свое отражение в елочном шаре. Такая маленькая, оцепеневшая, скрюченная. Смешно.

- Точно, — сказал Альфред, — коробочка осталась у меня. Без коробочки обратно не принимают. Прощай, Марта!

Хлопнул дверью. Ушел.
 
Марта оделась и пошла на улицу за голубой ёлочкой. У Марты осталось больше половины фляги с питательной смесью. Не выбрасывать же. Марта всхлипнула и засмеялась собственной шутке.