32. Дух и материя. Продолжение

Богословская Антропология

Бытие как духовное явление.

Дух и материя.

Одним из самых дискуссионных вопросов «бытия сознания», то есть взаимоотношения «духа» и материи», является вопрос о «бестелесном существовании сознания». - Существует ли «сознание» без или вне «тела», без всякой связи с «мозгом» - «материальной нервной тканью» или это невозможно?! - Миф и наука прямо противоположно отвечают на него. Религия по-разному пытается решать эту проблему. Например, христианское предание утверждает возможность «существование души - сознания в тонком теле, и при жизни человека, и после его смерти», самым разнообразным образом определяя подобное «тонкое тело»: «тело смерти», «тело воздаяния», «тело воскресения», «тело духовное».
К этому - «существованию сознания в тонком теле», необходимо, по-видимому, отнести и те свидетельства переживания «опыта клинической смерти», который некоторые авторы (Р. Моуди и др.), в том числе психологи и медики, публиковали и публикуют.
Интересно то, что «видя себя вне своего физического тела», наблюдая себя со стороны, они, тем не менее, «видят себя с руками и ногами», пытаются «говорить», но их не «слышат», хотят чего-то «взять» или до кого-то «дотронуться», но «не могут», ибо их «тела проходят сквозь материальные предметы». Эти свидетельства гораздо важнее тех событий и приключений, которые происходят с ними: неприятный шум и громкий звон в момент умирания; перемещение по тёмному тоннелю или чёрному коридору, в конце которого сияет свет; встреча с ранее умершими родственниками, знакомыми и друзьями; воспоминания о жизни, которая вся проносится перед мысленным взором человека.
Не менее показательно и то, что почти все свидетели этого «посмертного опыта» фиксируют у себя «ощущение нахождения на границе»: между жизнью материальной и жизнью нематериальной; между прошлым и будущим; между землёй и небом. Главным в этом «ощущении» необходимо признать то, что «жизнь несосненно продолжается, она не прекратилась со смертью прежнего тела»!
Важен и тот факт, что отношение «сознания» к тому, что с ним происходит, явно зависит от его «нравственного состояния», которое даёт ему возможность, или «испытывать блаженство», или «испытывать страдания», сопротивляясь уходу из прежней жизни. И особенно важно то, что все, без исключения, свидетели «опыта клинической смерти», отмечали «радость, наступившую при воссоединении со своим прежним телом».
Можно ли считать весь этот «опыт» свидетельством возможности «бестелесного существования сознания»?
Очевидно, что нельзя!
Палитра «состояний сознания» оказывается гораздо шире тех рамок, которые отвёл ей «материалистический рационализм», в лице, например, реаниматолога В. А. Неговского, который отбросил, как «ложный», весь прежний «религиозно-мистический опыт». Но всё большее и большее количество фактов наблюдения «особых состояний сознания»: исследование сновидений, иллюзий и галлюцинаций различного происхождения, аскетических практик различных религий, указывают на наличие гораздо более тесных, чем предполагалось, связей между «сознанием» и «подсознанием»; и наличием ещё более тесных и определяющих связей между «сознанием» и неким «надсознанием», которое «проникает» и «прорастает», своими нравственными качествами, силами и алгоритмами, не только само «сознание», но и «подсознание». Всё это «древо сознания» составляет собой «единое целое из напрочь сросшихся духа и материи»; то «единство жизни», которое «не может разорвать и отменить явление телесной смерти человека», ставшей «главной иллюзией, страхом и пыткой нашей жизни» - «бытия сознания» в его «ветхом» и «греховном»: страстном, тленном и смертном состоянии.
В знакомом нам «тварном» мире нельзя разделить жизнь надвое; невозможно «оторвать дух и материю друг от друга»; нет большей глупости, чем, плодя иллюзии, рассуждать о каких-то потусторонних мирах, забывая о том, что «реальность одна в двуединстве духовного и материального, нетварного и сотворённого»; есть лишь тот путь «бытия сознания», на котором оно «избавляется от новых и новых, всё более сложных иллюзий от себе самом и о мире, в котором оно бытийствует».
О «духе», вне его связи с «материей», мы имеем только «откровенные» сведенья! Но никто из живущих в этом мире, ни на «земле», ни на «небе», не имеет» опыта восприятия духа без и вне материи». Только став «причастником триединого бытия», не знаю, на «небе» ли, или на «небе небес», или в ещё более «высоких глубинах одухотворённой общением с нетварным тварности», человеческое «тварное обоженное сознание» сможет «созерцать духа без и вне материи». Что такое «одухотворённая материя», какова она, ставшая «причастницей божественного естества»?! - Осталась она «материей» или полностью претворилась в «дух»? - Кто знает!
Христом после своего воскрешения, вкушал рыбу и мёд. Но он ещё не взошёл ни на «небо», ни на «небо небес»! Каким он стал после вознесения? Откровение утверждает - что он остался «телесным»; - «вознёс тело превыше ангелов»! - А что далее? - Посмотрим, когда достигнем «неба», как сказал незабвенный Павел, апостол! Пока же будем «поверять откровением и совестью всё то, что нам предлагает наука, пытающаяся исследовать духовное бытие сознания».
С точки зрения «духовности», «опыт телесной смерти», которую переживает человек, - это «иллюзия, подобная тем иллюзиям и галлюцинациям, которые испытывает сознание в силу различных факторов своего существования». Положительны смысл переживания этих «иллюзий», заключён лишь в необходимости «приобретения сознанием онтологического опыта нравственности», служащем «движущей силой процесса преодоления иллюзий бытия». Поэтому, все «образы», испытываемые «сознанием» в переживании им «посмертного опыта», должны пройти «духовно-нравственную проверку на свою подлинность», то есть на то, что они «ведут к освобождению сознания от власти иллюзорных страстей над собой».
Особенностью «бытия сознания» в его «ветхом» состоянии, является то, что «психология сознания», во многих своих состояниях остаётся «патологическим процессом», в том числе и «психология сознания» находящегося в «состоянии клинической смерти». В силу этого, подлинность «образов», переживаемых «сознанием» в его «посмертном состоянии», и нуждается в «осторожном к ним отношении».
Не исследована динамика изменений в «нервной ткани», несомненно происходящая при «состоянии клинической смерти» и то, какую роль играют эти «изменения» на психику «сознания», которая воспринимает и, вероятно, участвует в построении «посмертных образов». Насколько влияют «общие черты распада нервной ткани» и влияют ли вообще, на сходство тех «посмертных образов», которые переживают разные люди? Интересно и то, что описание «посмертного опыта» сильно напоминает «прежние религиозно-мистические представления»! Как это можно объяснить, если не ограничивать себя лишь мнением о «подлоге»? Насколько натурфилософия античных и до античных времён была права в своих мифологемах о «существовании души», то есть «бытии сознания», основанных на «истолковании сновидений» и изучении «бесчувственных и бессознательных состояний человека»? Без ответа на эти вопросы, невозможно окончательно завершить «дискуссию об опыте жизни после смерти».