Долгожданный визит сотрудника КГБ

Действующие лица:
-Товарищ Валентин Андреевич Кендигелян – оперуполномоченный КГБ по Бессарабскому р-ну,
-Федор Радионович  и  Анна Михайловна  Добровы – родители Л.Д

Долго, однако, КГБ не заявляли о себе открыто.
В январе 82-го, когда в Кремль я послал свое первое письмо и только 21 июля, спустя полгода, после того, как все официальные беседы, предупреждения, угрозы и увольнения с работы оказались недейственными, мой дом, наконец, галстуком гремя, посещает оперуполномоченный сотрудник КГБ по Бессарабскому району товарищ Кендигелян (в переводе с гагаузского эта фамилия означает “Сам Пришедий”). До этого все мои знакомые и друзья почти ежедневно меня предупреждали, что мною занимается КГБ, но на все эти предупреждения внешне я никак не реагировал, как бы проявляя полное недоверие к их словам, а про себя мечтал о том дне, когда чекисты заявят однажды о себе открыто, не прикрываясь райкомом, министерством, работниками ЦК и другими подставными лицами, которых применяли против меня в течение этого периода.

... К обеду 21 июля я возвращаюсь домой и от расстроенно-испуганных родителей узнаю, что полчаса назад у нас дома был сотрудник КГБ Кендигелян, бывший сосед и давнишний знакомый моего отца, который теперь, не застав меня дома, пообещал моим родителям заехать чуть позже, когда я вернусь.

Не проходит и двадцати минут,  слышу - машина остановилась у ворот, а затем нервно залаяла собака, как бы предвещая ураганно-очистительную грозу, после чего ожидающе-томительный ревматизм исчезает на время. Я крикнул родителям, что мне с КГБ беседовать не о чем (в это время Кендигелян уже был в нескольких шагах от меня и все слышал, но ничего на это не возразил)  и шумно повернувшись, я пошел к себе в комнату. Через минуту в соседнюю комнату, в гостиную, вошли мои родители и “высокий” гость, который, сняв пиджак, в одной рубашке, тяжело и долго усаживался на стуле, всем видом демонстрируя хозяйско-барское свое положение в сегодняшнем обществе.  Все это я наблюдал через дверное окно, сквозь мелко-узорчатый тюль.

 Сообразив, что с глазу на глаз разговора у нас не получится и чувствуя, что я в соседней комнате весь разговор услышу, Сам Пришедший (Кендигелян), для верности еще немного усилив звучание своего голоса, начал прожигающий моих родителей террористический разговор:
- Ты знаешь, Родионович, к вашему району я не имею никакого отношения, ибо мой участок - Бессарабка, но когда на днях мой начальник завел перед всеми нами разговор о Доброве, то я сразу же поинтересовался, не Федора Родионовича ли это сын, и узнав, что это действительно так, я тут же САМ взялся с вами поговорить... Вы понимаете, чем ваш сын рискует, занимаясь таким страшным делом.
- Но он же делает все так, как говорил Ленин, - моя мать, уже давно пронизанная и напичканная моей преданностью ленинизму, хотела теперь сразить гостя отрезвляющей, как ей казалось, мыслью, но Сам Пришедший и бровью не повел.
- Сейчас все делается не так, как Ленин хотел, - поучал гость, - а ваш сын еще молодой человек и своими действиями может не только себе навредить, но так же вас всех, родственников, из-за него могут выслать из Молдавии. Пусть лучше он в институт поступит и прекратит думать о гагаузах. Сейчас такое время, когда каждый должен думать о себе, а не о других. А если же... (гость почесал свой нос) он не прекратит свои дела, то я думаю, Родионович, ты знаешь, что с нами лучше не связываться, ибо... на свободу мы выпускаем только «брак»...

Больше стоять за дверью и слушать такую ересь я был уже не в силах, и с неожиданным грохотам, нарушившим такую интимно-задушевную беседу, я выскочил в гостиную. ... Сам Пришедший, вдруг изменившись в голосе, спросил, глядя в мои горящие глаза:
- Ты куда собрался?
Даже не удосужив его своим вниманием, я сообщил родителям, что иду в райком партии, после чего отец тут же ответил гостю за меня:
- Его Талай, второй секретарь, вызывал почему-то.
- Ты-ы с-смотри, - повелительно-отеческим тоном, стараясь быть строго-серьезным, Сам Приведший давал мне наставления, искрящие диктаторскими поучениями, - думай, что будешь там отвечать.
- Сам знаю и в советах не нуждаюсь, - зло отрезал я и, приняв на себя всеуничтожающе-тончайшую струю бессильной ненависти его глаз, тут же покинул гостиную, однако услышав за собой ЗАПАХ бериевского угара.
 
Конечно, с моей стороны вся эта напыщенная злоба по отношению к Сам Пришедшему была не более, чем удачно сыгранная роль обидевшегося мальчика на приятные капризы девочки по школьной парте. На самом деле же, я был бесконечно признателен чекистам, что выйдя, наконец, из закулисной игры, они отныне будут против меня (а значит - против всех гагаузов) играть в открытую, чем лишний раз докажут все те подозрения, которые бытовали в народе давно, а именно:
- Само существование гагаузов - это уже государственное преступление, а требование изучения родного языка в школе - это не менее, чем измена Родине.

 И поэтому неудивительно, что на следующий день  я покинул Молдавию, не желая преждевременно оказаться за решеткой.  “Дело” мое у прокурора уже было готово, во всех соответствующих райкомах, в министерствах и в самом ЦК КП Молдавии проводились бесконечные непротокольные и неофициальные заседания, где Добров и его единомышленники бичевались как “националисты”, «антисоветчики» и «душевнобольные», имеющие связи с заграницей и отказывающиеся от русского языка.

В подтверждение этому, тот факт, что третий секретарь ЦК КП Молдавии Петрик в период моего исчезновения срочно приехал в Комрат и в кабинете у первого секретаря райкома партии Табунщика выпытывал у гагаузского художника Дмитрия Савастина все мелочи недавно вспыхнувшего “бунта”, дабы установив истинные причины и их лидеров, чтобы стальным мечом уничтожить этот огонек, который имеет шанс перерасти в пожар.

И если ДО ПОСЕЩЕНИЯ сотрудником КГБ моего дома я ни разу, даже устно, нигде не заикался об этой организации, чтобы не дать им повода официально мною заниматься, то после этого, и вплоть до  ареста, вся моя чуть наигранная  вначале ненависть была обращена на них, как на САМЫХ ГЛАВНЫХ ВРАГОВ гагаузского народа. Вся эта “чуть наигранная” ненависть со временем у меня переросла в чисто Биологическую, которая в конце концов  - уже в кишиневской тюрьме -  НЕЙТРАЛИЗОВАЛАСЬ до вакуумного соображения:
“Стоит ли обижаться на неразумных детей, даже если эти “дети” из КГБ? И стоит ли на них тратить ценную энергию?

Мои соображения по этому поводу были бы не до конца полны, если бы не еще одна сторона дела.
Дело в том, что моя мощная энергия, которая пробуждалась всю жизнь и официально вспыхнула в 1982 году, не смогла бы пойти по верному пути, если бы она не столкнулась с непробиваемой стеной, которую надо было срочно - во что бы то ни стало! - пробить. И вызвав на себя смертельный огонь КГБ и ежедневно вороша их угольки, чтобы еще смертельнее ее разжечь, я тем самым инстинктивно побуждал свой организм   (вернее, я тренировал свою ДУШУ) к организации Разумного Отпора появившемуся противнику. И этим самым, обучаясь в борьбе и прикладывая для этого невероятнейшие УмоРазмышлительные ВЗРЫВЫ, я должен был в кратчайшие сроки  с ж е ч ь  те умственные перегородки, которые были заложены у меня с рождения и которые не давали мне подняться на следующий ЭТАП УмоРазмышлений.

И только сейчас, в Днепропетровской тюрьме, размышляя обо всем этом, я окончательно стал понимать тех альпинистов, азартных охотников, бесстрашных солдат войны, деятелей искусства и других “сумасшедших”, которые, РАЗУМНО создавая перед собою  п р е г р а д ы,  с безумной храбростью и самоотверженностью идут на их штурм, и делается все это не только из-за СЛАВЫ (“славу” придумал другой человек, эгоистичный и коварный, заставляя любую “славу” работать на себя), а по другой причине -   сжечь в своем мозгу эакупорившуюся пленку, долгое существование которой грозит обречь человека на алкогольный запой или наркоманию, что неизбежно приведет его тело к гибели.

Вот это и есть диалектическое ЕДИНСТВО и БОРЬБА ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЕЙ, а вернее, ее истинное назначение...
- не просто гореть, а СЖИГАТЬ, то есть переход количества в качество, ибо без такого перехода в организме начинается ГНИЛЬ и сознание  заболачивается.

То есть, идя на Разумную СМЕРТЬ, человек тем самым спасает себя от неосознанной, или - стихийной смерти, и поэтому мне непонятны те мероприятия, когда кем-то ставятся памятники людям, совершившим подвиги, то есть людям, которые своей Разумной СМЕРТЬЮ с п а с л и  СЕБЯ  ЖЕ  от другой смерти - от смерти Равнодушия.

+++