Потрясающее противоречие

Действующие лица:
-Серафим Димогло –
ответственный работник Совета колхозов,
в 1962 году инструктор райкома партии,
 принимал личное участие  в  ликвидации гагаузского языка в школах.
Время и место: Комрат, 1982 год.
               
Димогло у себя в кабинете не было, и я, чувствуя, что он где-то рядом, иначе бы не оставил дверь открытой, стал дергать все двери подряд, везде спрашивая, нет ли тут Димогло. Наконец, высокий плотный мужчина, беседовавший с какой-то женщиной, посмотрев на меня длинным и высоко-начальственным взглядом, не торопясь ответил:
“Я - Димогло, а что вам нужно?”
- Если вы свободны, - тяжелое дыхание не давало мне спокойно отвечать, - то я хотел бы у вас кое-что узнать.

Судя по тому, что он сразу же вышел со мной из кабинета, направляясь к себе, я сообразил, что здесь, возле этой женщины, он находился просто так, от безделия, или жаждая с кем-то перекинуться тремя-четырьмя словами, дабы разгрузить свои мысли от надоедавших порой служебных нагромождений, - и исходя из всего этого, я понял, что беседа наша сейчас будет весьма успешной.

Мы вошли в кабинет и расселись соответственно по своим местам - начальник за столом, а гость - “подчиненный” - на одном из стульев, расставленных вдоль боковых стен. Лицо Димогло было очень выразительным, даже - чуть суровым, но по умным глазам, которые выражали глубокие знания в области своей профессии, можно было угадать, что ему нравится этот неожиданный визит совсем молодого человека, который, вероятно, после сельхозтехникума работает где-то по заготовкам  (иначе, зачем к нему, к Димогло, заходить?) и, вероятно, что-то у него не ладится на работе, поэтому решил молодой человек к САМОМУ Димогло за советом обратиться.

С минуту мы оба молчали, выжидая, кто же первым начнет: Димогло, умудренный кое-каким житейским опытом, по всему видать, в подобных случаях отдавал предпочтение собеседнику, чтобы выслушав вопрос и уже по ходу вопроса, сообразив, где и в чем заключается “болячка” собеседника, подготовить наиболее точный ответ, чтобы и гостя не обидеть, и самому остаться удовлетворенным этой беседой. Я же, зная, чем сейчас обернется мой визит, специально давал минутную паузу, чтобы, сведя его мудрое спокойствие до примерно-успокоительного штиля, неожиданно вонзить в него горящий на моем языке факел. Когда наша тишина растянулась до готового разорваться звона, я, наконец, издаю свои первые звуки:
- Скажите, пожалуйста, кто в 1962 году... (зрачки Димогло чуть расширились)  ОРГАНИЗОВАЛ  КОМИССИЮ... (теперь зрачки его сузились до свинцового напряжения) ПО ЛИКВИДАЦИИ... (на его лице вспыхнул огненный пожар)  ГАГАУЗСКОГО ЯЗЫКА В ШКОЛАХ, ГДЕ ЧЛЕНОМ ЭТОЙ КОМИССИИ,  КАЖЕТСЯ,  И  ВЫ  СОСТОЯЛИ   ?!?

Пожар на его лице уже успел погаснуть, но не совсем - по всей его шее пошли ярко-розовые пятна, то угасающие, то вспыхивающие опять.
 
Нетрудно было мне догадаться, что за последние двадцать лет подобных вопросов, да еще с пытливым тоном прокурора, никто ему не осмеливался задавать. Но то, что такого вопроса ему в жизни НЕ ИЗБЕЖАТЬ было,  в этом он не сомневался никогда,  С возрастом люди замечают, что критически-неприятные ситуации, оказавшиеся когда-то в далекой молодости, потом частенько теребенят ПАМЯТЬ, создавая ненужный дискомфорт в сознании. Совладав, однако, с собой, он неспокойно спросил:
- А кто вы такой?
- Моя фамилия - Добров. Я – мастер производственного обучения  в  ГПТУ-42.
- А лично вы - какое имеете отношение к той комиссии?
- Дело в том, - начал я, - что меня этот вопрос давно волновал и чтобы восстановить кое-какую справедливость по отношению к гагаузскому языку, я даже, написав однажды письмо в госорганы, получил недавно неплохой ответ из Министерства просвещения Молдавии.
- Какой ответ, - Димогло с любопытством уставился в мои глаза.
- А вот почитайте, - я подал ему письмо зам. министра Лемне, и он не спеша,  стал надевать прыгающие в руках очки с довольно красивой оправой. Прочитав письмо и еще раз просматривая концовку (...”в ближайшее время мы проведем опрос родителей гагаузов...”),  Димогло спросил:
- А зачем вам гагаузский язык нужен?
- А разве лучше изучать молдавский? Ведь никто же у нас в школе молдавского не знает, хотя и учат.
- Нам ни молдавский, ни, гагаузский не нужны. Разве мог бы мой сын учиться в Москве, если бы он окончил гагаузскую школу?
- А мы от русского языка не отказываемся. Мы хотим, чтобы гагаузы, как и все остальные, всего лишь как предмет изучали свой родной язык, вместо молдавского.
- А кто это “мы”?
- Я и мои друзья.
- И много вас?
- Достаточно...

Еще раз просмотрев письмо из министерства образования, Димогло протянул его мне обратно.
- Да, - стал он рассказывать, - в 62-ом году я, работая в райкоме инструктором, был членом такой комиссии и везде говорил и настаивал граждан отказаться от гагаузского языка, никому не нужного, который задержит развитие нашей культуры. В этом я и сегодня убежден. Не нужны нам ни молдавский, ни гагаузский, лучше бы эти часы отдали на иностранные языки.
- Ну, а если сейчас перед вами поставили бы вопрос, - я резанул ладонью по воздуху, - молдавский или гагаузский?... то, что бы вы предпочли?
- Ни тот, ни этот нам не нужен. Русский язык должен быть единственным в школе, от этого наши дети будут более интеллектуально развиты.
- Нет, это не ответ, Считайте, что перед вами вопрос поставили конкретно: МОЛДАВСКИЙ ИЛИ  ГАГАУЗСКИЙ?
- Я уже сказал, нам эти языки не нужны.
- Пускай будет так. Но все же... Представляете себе, что РЕБРОМ ПЕРЕД ВАМИ ПОСТАВЛЕН ВОПРОС: МОЛДАВСКИЙ или ГАГАУЗСКИЙ?
-... Ну... в таком случае.., если уж этот вопрос встанет ребром..., то - г а г а у з с к и й.
- Большое спасибо, - я торжествующе засмеялся и встал, чтобы уйти, - мне именно это и нужно было от вас услышать!

Покинув кабинет инспектора по заготовкам (при Совете колхозов), я еще раз убедился, что этот человек, хотя вроде и убежден в правильности своего поступка, сотворенного им в те далекие времена, но последнее его признание - “гагаузский” - раскрыло все его внутренние терзания и сомнения, и я уверен, что именно этим признанием, которое вырвалось у него как бы торопясь и случайно, на самом деле не является случайным, и именно этим признанием он – прежде всего для себя, - покаявшись в прошлых грехах, смог теперь достойно отчасти реабилитировать свою терзающую память.

Да будет ему отныне покой ДУШЕВНЫЙ на всю оставшуюся жизнь, а мы, отталкиваясь отсюда, с той весны 82-го года, пойдем дальше, в мой Душевный Покой, который я тоже сегодня, в 1988 году, обязан как-то расставить по нужным полочкам.
 
В тот год, когда поднял “гагаузский скандал”, то ни на секунду я не сомневался, что человек, отказавшийся от родного языка, не может в жизни считаться полноценным человеком. Но в то же время, с тяжелейшей горечью я замечал, что мои друзья и товарищи, вроде бы и поддерживающие такое мое начинание, со своими детьми почти все разговаривали по-русски. Да и мои родные братья, у которых только-только появились дети, тоже, как бы назло мне, не говорили с ними по-гагаузски. Все это меня бесило до раскаленного ужаса, и порой теряя смысл своей борьбы, прикладывал немало энергии, чтобы уговорить друзей и братьев общаться с детьми на родном языке. Все они мне весело поддакивали, но продолжали без всякого злого умысла делать то же самое. Но если мои знакомые понимали, что они делают, но продолжали это делать по “инерции” (это было то ВРЕМЯ, когда по всей стране наступил момент “окончательного нивелирования национальных особенностей”), то другие, сплошь и рядом, делали то же самое без всякого душевного терзания.

Все это я наблюдал у себя, в гагаузском городе Комрате и, вероятно, окончательно разочаровался бы в реанимации родного языка, если бы в селах происходило то же самое. Но, к моему величайшему счастью, разъезжая по селам, чтобы собирать подписи,  я видел чисто гагаузские отношения между родителями и детьми. Мысли и слова негодования, с которыми старики в селах отзывались о притеснении гагаузов в Молдавии, были идентичны с моими, - и только благодаря всему этому я не переставал ГОРЕТЬ.

26 декабря 83-го года, когда в Ростовском институте на уроке английского языка, вместо того, чтобы переводить заданный текст, моя рука сама стала выводить в тетради какие-то стихи (через две недели была готова моя первая работа в этой области и называлась она - “Поэма об уничтожении души народа”)  больше всего меня удивило не то, что во мне вдруг проснулся стихотворец, вернее, ритмоделатель, а то, что моя рука писала эти стихи НЕ НА РОДНОМ языке, а на русском. И поэтому вполне искренними звучали мои мысли в стихотворении “Клиническая смерть или о родном языке”, которое было написано в мае 84-го года, за несколько месяцев до отчисления меня из института, где я проклинал всех тех, кто умышленно уничтожает мой родной язык.

Но, даже вырвав с величайшими потерями для себя культурную автономию для гагаузов (язык в школе, радио, телевидении, профессиональный ансамбль...), моя ненасытная энергия остановиться на этом не могла  и, разумеется, она пошла дальше.
Постепенно, уже здесь, в Днепропетровском СПЕЦу, я стал замечать, что мое тотально-гагаузское прошлое в какой-то степени удерживает мой БЕГ тончайшей невидимой нитью. И однажды на беседе врач-психиатр Нелля Михайловна, доказывая мне, что я напрасно занялся гагаузской проблемой, испортив себе жизнь, однако, она высказала вслух то, что мне уже долгое время не давало покоя:
- Если бы в нашей стране жило большинство гагаузов, то, естественно, все мы добровольно взяли бы его для себя, как родной. Ну, а так как большинство в Союзе - русские, то всем нам, и гагаузам и украинцам, надо, не скорбя, благословить русский.

Хотя в этих словах ничего неожиданного для меня  не было, и до сих пор я убежден, что родной язык наравне с русским обязаны изучать и знать все нации нашей страны, - но тут ДЛЯ СЕБЯ  ЛИЧНО  я  обязан был сделать реальный вывод, чтобы  подтвердить:
- НА КАКОМ ЭТАПЕ ПОЗНАНИЯ (?!?!)  Я  НАХОЖУСЬ, чтобы окончательно растворить удерживающие Душу языковые недоговоренности.

И поэтому, после такой беседы с врачом (это было в конце октября 87 года) я пишу разорвавшее и освободившее в некоторой степени мою душу стихотворение “Родной язык”, которое заканчивается необычной  для  меня дилеммой:

Так где же мой РОДНОЙ ЯЗЫК
и чем его выделить - не знаю:
гагауз во мне уже притих,
а рус беснуется без краю.

Полностью данное стихотворение можно просмотреть по ссылке: https://www.stihi.ru/2018/03/22/2840

***