Из дежурства на Деньге

                Из дежурства на Деньге.
                Фото: река Шарп подо льдом вблизи кордона.

          Спешу на Шарпинский кордон. Там несколько групп, надо подключить и их к поисковым работам. Вечером проинструктирую, а утром выгоню на голец. Тут главное – не ошибиться в их оценке. А то пошлёшь недорослей и начинай организовывать уже их поиск.

           Зима на севера пришла во время и уже месяц как подсыпает снежок. В горной части района его глубина достигает метра. Снегу много, но тропа у подножья гольца изуродована газушкой. Она прошла в Сольву с навешенной грейдерной лопатой и сгребла снег в сторону. С одной стороны снег снят до земли, с другой образовался вал высотой в рост человека. Возле этого вала и протоптана лыжня. Скользишь по ней почти касаясь снежной стенки.

           После Большого Шегультана до кордона идёт спуск, местами довольно крутой. Достаточный чтобы развить по обледеневшей лыжне приличную скорость.
           Вот на одном из этих участков я и загремел. Загремел по дурости – решил подтормозить, цепляясь локтем о снежный вал. Это произошло на повороте.  Едва коснулся локтем снега, как последовал удар в плечо. Дикая боль, потеря равновесия и я лечу через дорогу в сугроб. Как летел, не запомнилось, но соображаю о случившемся уже в сугробе. Хорошо, лыжи отстегнулись и не поломал ноги. И руки и прочее цело. Затылок побаливает, видимо кувыркался и приложился о дорогу

           Выполз из сугроба и решаю: чего дальше делать? Идти вроде бы могу: травм нет, сотрясения тоже, – голова не кружится и темнота в глазах рассеялась. Но слабость и дрожь в коленях ощутимы.
           О что же я так жёстко ударился? Осмотрел место где тормозил и обнаружил в сугробе крупный булыган, выдернутый трактором с дороги и утрамбованный в снежную стену на высоте чуть более метра. Вот в него я и врезался плечом. «Повезло»: встретились в нужном месте и в нужное время.

           Разыскал убежавшие по склону лыжи, но вставать на них опасаюсь, пойду дальше пешком, с лыжами в охапку. Достал из рюкзака рацию завёрнутую в тёплую куртку. Она вроде бы не пострадала, но включать её бесполезно: на Шарпе с рацией никого нет, а с Сольвой не связаться – надо ладить большую антенну, со штыревой связи не получится – между нами Кулаковский увал.
           Одел куртку – продрог ещё на спуске. На ходу пытаюсь пожевать печенюшку, но проглотить не могу – подташнивает. Значит небольшое сотрясение я заработал. Так что надо напрячься и через силу, но идти в Шарп. Не хватало ещё свалиться по дороге. Меня-то спасать ни кто не будет, –  всех кто это мог бы сделать я разогнал на поиски пропавшего. Чёрт бы побрал этих одиночек-экстремалов!

           И, вообще, что я забыл в этом горно-таёжном краю? Почему я уже второй десяток лет здесь в праздники дежурю. Зачем подменяю североуральских спасателей?  Они сейчас пьянствуют где-нибудь в избушке и ухмыляются: «На дежурстве Митричь, пусть поработает!» А Митричь из-за пустяковой случайности может и «копыта склеить», вот здесь на тропе.
           Что меня гонит сюда? Тщеславие? Гордость что Митрича знают все туристы Союза, побывавшие в ноябрьские праздники на Денежкином?
           Наверное, что-то такое есть. Но не это главное, я ведь не на публику работаю, и не все мои деяния известны в широких туристских кругах. И даже в узких – в среде спасателей. Главное, – это выражено в пословице: «Взялся за гуж – не говори, что не дюж». Черта характера, скорее всего наследственная.

           Вот такими размышлениями я и коротаю время пока бреду по разбитой вездеходом тропе. В избушку на Шарпе прихожу глубокой ночью. Продрогший, заиндевевший, но живой.
                Ноябрь 1978г.