С днем рождения!

Моей маме, Андреевой Нине Николаевне, в девичестве Одинцовой, уроженке Карагайского района, деревни Ярославлево, что близ села Воскресенска, сегодня исполнилось 82 года. И, если вы представили сморщенную и немощную старушку, то это совсем не про нее. До сих пор, она разумно ведет свое хозяйство и не только в стенах кухни, но и прекрасно справляется с огородом и курочками. Только не подумайте, что от безысходности. Вовсе нет! Мы понимаем, что пока она в заботах, у нее есть цель вставать с кровати, бороться с гипертонией, позволяя сердцу снова и снова биться в огромной любви к четырем дочерям, зятьям, внукам и правнукам. За свои полвека, я не перестаю удивляться жизнелюбию и позитивному отношению абсолютно ко всем обстоятельствам жизни. Казалось, даже, когда земля уходила из-под ног, мама всегда находила в себе силы простить, отпустить, принять и понять. Для меня мама – это кладезь мудрости и жизненного подвига. Ведь, оставшись вдовой в сорок лет с четырьмя дочерьми, она не только выжила, но и смогла стать для нас до избытка наполненной любовью и заботой, мудрым советчиком, показавшей личный пример прощения и доброты, с огромной силой жизнелюбия и, казалось бы, легкого отношения к непростым моментам жизни.

Если попросить вас вспомнить свое детство, то непременно в нашем воспоминании всплыл образ мамы. Вот и сейчас моя память вытаскивает с полочек своего памятного стеллажа тот образ, который ассоциируется с детством. Тогда мне казалось, что мамы именно так и должны выглядеть. Статные женщины, обязательно в строгом пальто, подчеркивающем ее фигуру, которая сформировалась за несколько беременностей и годами жизни. Руки, такие теплые и натруженные сложены на груди, всегда готовые распахнуться в объятия. Легкая улыбка, особый наклон головы и глаза, то поощряющие, то уставшие от моего упертого характера. У моей мамы была длинная коса, но она ее никогда не носила в таком виде, а закручивала на затылке в прическу, которую мы тогда называли кочкой. И было большой привилегией следить за мамиными шпильками, и они как антенны периодически выставлялись из кочки. Шпильки были как бы частью мамы, на ночь они занимали почетное место на трюмо, чтоб не потеряться. А утром можно было стоять с открытым ртом и следить, как копна соломенных волос сначала тщательно расчесывалась, заплеталась в жгут и закручивалась в кочку. А ты, как главный хранитель шпилек, гордо подаешь их одну за другой маме.

Много раз я пыталась вспомнить, в какие наряды одевалась моя мама. Но, моя память упорно ничего не хотела вытаскивать с полочек. Единственное, что врезалось в мою память, и, является неотъемлемой частью образа мамы, так это рыже-коричневое пальто с воротником «шалка». Да, конечно, у мамы были платья и юбки, кофточки и плащи, но все это чаще лежало и висело в шифоньере. Вспомнились серые туфли на каблуках. Их перемеряли все сестры, воображая себя взрослыми модными тетями, но на маме я их так и не увидела. Когда в клубе проходил праздник, то мама, безусловно, наряжалась, но я ее такой не помню. Чаще я ее видела в спецодежде, так называемом халате для работы на ферме. А ее единственные сережки с зелеными камнями вскоре украшали уже мои ушки. Снова и снова перелистываю семейный старый, потрепанный годами, альбом. Пытаюсь представить, какого цвета на черно-белых фотографиях были ее платья. Вспомнилось ее клетчатое желтое платье. Возможно, это цветовое мое воображение, сформированное черно-белыми фотографиями, но именно в нем я ее и увидела, погружаясь в детство. Игриво раскиданные по плечам косички, тот озорной взгляд, все это словно кадр из любимого фильма той эпохи. Ощущение, что вот-вот, зазвучит голосистая песня девчушек-подружек, и мама, встряхнув косичками, в наброшенном на плечи платке, подхватит ту песнь о любви, о мире, о любимом крае. И польется эта песнь по всем горам и овражкам, по берегам и речушкам, по лесам и долам. А ты слушаешь ее и понимаешь, что не песнь ты слушаешь, а душу поющих голосов.

Когда мы были маленькими, мама купила нам по альбому для рисования и сказала, что это наши первые фотоальбомы. У каждой дочери в альбоме на титульном листе она написала послание любви и пожелания. В моем альбоме оно начиналось так: «Милая моя, добрая душа…». Да, я милая и добрая! И душевная! Так меня увидела мама и позволила мне, ребенку, также посмотреть на себя. Подойдя к полувековому своему рубежу, я продолжаю на себя смотреть мамиными глазами как на милую и добрую и нести эти качества в себе, чтобы мама знала, что она не ошиблась, благословив меня милой и доброй. Конечно, тот альбом долго не прослужил, так как не был предназначен для фото. Я купила новый, более подходящий, но мамино послание переписала на тот же титульный лист, и заканчивалось оно просто, подписью: «…твоя мама». Вот и сейчас, заканчивая свое послание, я несу ответственность перед будущим и настоящим своим поколением, что я впишу между «милая моя и добрая душа» и «твоя мама». Чем я могу послужить своему роду, какими словами благословить, что запомнят и вложат они в свое сердце? Моя мама вложила в эти простые слова что-то важное, что коснулось моего сердца и стало моим ориентиром по жизни, она приучила меня искать доброе и важное, что я называю сейчас - Богоисканием. В то, советское и атеистическое время, она сумела найти слова, которые повлияли на мой выбор и в осознанном возрасте прийти к Иисусу Христу, получить спасение в вечности. Я благодарю Господа за свою маму. Так благость и милость да сопровождают маму во все дни ее жизни, и пребудет в доме Господнем многие дни.