Первый бал. От Пилсудского к Ленину. Рассказ 4

Начало повествования вы найдёте здесь: http://www.proza.ru/2013/12/06/2100


Как хорошо, что в школу ещё только через 2 недели. И, как говорит моя бабушка:"Шестой класс, это тебе, Алла, не фунт изюма!"

На наш дачный посёлок опустились вечерние сумерки. Мы с бабушкой одни в нашем маленькой комнатке дачного домика. Я уютно устроилась на своей кровати в ожидании продолжения рассказа. Бабушка подожгла ватный фитилёк в, сделанном ею из картофелины, светильнике. В комнате возник уютный полумрак и запахло жареными семечками от горящего подсолнечного масла.

Бабуля начинает свой рассказ:
- Да, а вот при Николашке...

- А ты, бабуля, видела царя?  А ты ещё мне обещала рассказать про первый твой бал и про революцию.

- Ну что же, слушай. Честно говоря, мне и самой хочется вновь "окунуться" в то далёкое прошлое.
Но, чтобы подвести тебя к рассказу о бале, я должна рассказать немножко о моём детстве, о твоих, Аллочка, предках.

Родилась я в многодетной еврейской семье, в Латгалии, в городе Режицы. Ах, ты не слышала о такой стране и о таком городе? Ну, конечно же. Теперь это страна Латвия и город Резекне. Тогда, две трети населения нашего города составляли евреи. Вторыми, по численности, были русские семьи, за ними шли поляки и небольшой процент латышей.
Мои родители держали небольшой шинок. Что такое шинок? Ну, это вроде маленького семейного ресторанчика. Там можно было выпить водки, пива и получить за недорого, незатейливую закуску. Жила наша семья довольно бедно, хотя люди нас считали зажиточными. Ведь мой папа, при посещении по праздникам синагоги, занимал там купленное им в первом ряду место. А это мог себе позволить в наших Режицах далеко не каждый еврей. И надо сказать, что мы могли бы жить и безбедно, остановись мои родители на двух, пусть, на трёх, ну хотя бы, на пяти детях, но мама была человеком набожными и приносила на свет столько детей, сколько бог ей смог дать. А дал он им, Аллочка, 19 отпрысков! Но, трое детей умерли ещё в младенчестве. Да, девочка, у меня было 15 братьев и сестёр. Я же была, как принято говорить, "поскрёбышем", последним ребёнком в семье. Я не помню всех старших братьев и сестёр. Когда я начала что-то понимать, то многие из них уже "выпорхнули" из родительского "гнезда" и разлетелись по всему свету. Самым мне близким человеком на всю жизнь стал брат Яша, который был всего на 3 года старше меня. Всем оставшимся ещё в семье детям приходилось помогать родителям в шинке. Мама много болела. 19 родов не пошли ей на пользу. Пришлось продать шинок и на часть вырученных от продажи денег, папа купил керосиновую лавку.

Торговля керосином почти не приносила доход. Родители с трудом сводили концы с концами и поэтому, когда мне исполнилось 8 лет, меня отдали в услужение в богатую семью польских дворян. Их поместье находилось недалеко от города, на берегу красивого озера. Дома мы говорили на идиш (еврейском языке), но польский, русский и немного латышский я знала тоже, поскольку имела друзей разных национальностей.
У моих господ был только один ребёнок, Божена, девочка моего возраста. Да и в общем-то, меня взяли в дом для того, чтобы я стала подружкой их Боженке.
Относились ко мне в том доме просто замечательно. Господа были глубоко верующими католиками и очень образованными людьми. Они меня не пытались обратить в свою веру, но много рассказывали о чём говорится в библии. Так что я постепенно пришла к выводу: все то, о чём мне в детстве рассказывали родители о еврейской вере и то, что говорится в библии, это просто красивая сказка. Я обучалась всему тому же, чему и Божена. Это были уроки русского, польского, французского языков, этикет, танцы, умение вести диалог, умение шить и ещё многое другое, что может понадобиться культурной женщине в жизни.
Не поверишь, но тогда я была маленькой, хрупкой девочкой. Я очень любила танцевать. И вот однажды, мне в ту пору только, только исполнилось 16 лет, в усадьбу приехал молодой военный. Дальний родственник нашего пана. Его все называли пан Ватцлав. Боженка, под большим секретом, мне сообщила, что это был сам пан Юзеф Пилсудский. (будущий глава Польши) И приехал он в Россию инкогнито, под чужим именем. Это было всё так странно и загадочно.
Ради приезда такого гостя, в имении закатили пышный бал. На бал съехались важные богатые господа из ближних к Режецам мест. 

И вот, наступил тот долгожданный день. Боженке и мне сшили по бальному платью. Они отличались разве что тем, что у платья, которое было сжито для паненки, был кружевной воротничок. Музыканты, выписанные из самого Вильно, были одеты в чёрные фраки. Особенно хорош был скрипач, пожилой австриец.
Бал начался с полонеза. Это такой танец-шествие, когда танцоры двигаются парами, друг за другом. После полонеза церемониймейстер объявил "Итальянский вальс". Церемониймейстер, это распорядитель бала. Мы с Боженкой и с ещё двумя девушками из семей приглашённых на бал, стояли в стороне, у большого стенного зеркала в резной золочёной раме.
И вот, в нашу сторону направляется сам виновник всего этого торжества, пан Пилсудский. Этот момент я сохранила в моей памяти в мельчайших подробностях. Пилсудский был высоким, сорокалетним мужчиной, с искрящимися улыбкой глазами, ёжиком русых волос, и длинными усами, кончики которых были закручены вверх. Одет он был в серый, строгий, полувоенный костюм - френч, брюки галифе, лаковые высокие сапоги. Подойдя к нам, мужчина, щёлкнув по-военному каблуками, обратился ко мне: "Паненка, разрешите пригласить вас на тур вальса?". Я обмерла. Уместно ли было сейчас разъяснять этому галантному кавалеру, что он ошибся, и я совсем не паненка, а бедная еврейская девочка, приживалка в этом доме. Я стояла в нерешительности и молчала. Сквозь забытьё я услышала одобряющий шёпот Боженки: "Соня, глупенькая, скорее соглашайся. Ты же замечательно танцуешь вальс".
Я положила свою руку в белой перчатке на согнутую в локте руку кавалера и мы вышли в центр зала. Заиграла музыка и я с Пилсудским, как и другие пары, закружились в вальсе. Пилсудский был высок, я едва ли доходила ему до плеча. Итальянский вальс, это просто чудо, что за танец! Партнёр поддерживал меня одной рукой за талию. Вторую руку, он заложил себе за спину. Я же не держалась за кавалера вовсе, свободно опустив руки. Мы кружились, кружились, кружились в танце. Не могу тебе передать, какое это было приятное ощущение. Я представляла себя в этот момент порхающей над лугом бабочкой. Мне казалось, что если бы тогда Пилсудский не удерживал меня своей рукой, я бы кружилась, не касаясь ногами паркета.
Вот такими, моя девочка, остались у меня воспоминание о моём первом бале.

- А, как ты попала жить из того маленького городка в Ленинград? И ещё про царя расскажи. Так ты его видела?- спросила я с нетерпением.

- Ну, во-первых, Режицы был в то время не таким уж и маленьким и неизвестным городом. Через наш город проходила железная дорога Варшава — Петербург.
А царя, Николая II, я увидела как раз в первый мой приезд в Петербург.

Прекрасная моя жизнь в польском доме закончилась, когда мне исполнилось 17 лет. Божену отправили учиться в Варшаву, а я вернулась в дом к моим родителям. К тому времени мой любимый братик Яша, уже жил в Петербурге и работал мастером по ремонту обувных машин на фабрике "Скороход". Он давно приглашал меня приехать к нему в гости.

21 февраля 1913 года в Петербурге должны были проходить торжества по поводу Трёхсотлетия царского дома Романовых. И вот я, с одной своей подружкой из Режиц, поехали в столицу. Первую ночь мы ночевали в комнате брата. Сам он провёл ночь у своего приятеля, Абраши Высокодворского, работающего тоже ремонтником на той же, что и брат, обувной фабрике.

На следующий день был торжественный проезд Царя по центру города. Народ заранее занимал места на тротуарах тех улиц, по которым должна была проехать царская кавалькада. Мы устроились на Загородном проспекте, не далеко от Витебского вокзала. Нас с подружкой сопровождал Абраша, друг моего брата. Было весело.
В толпе собравшихся ротозеев пронеслось – "Едет! Едет! Казаки! Казаки! Казаки!"
И тут, по мостовой пронёсся отряд конных казаков, которые, на ходу, нещадно хлестали нагайками нерадивых зевак, сошедших с тротуара на мостовую. Они расчищали путь, движущейся им вслед, верхом на конях, сотне императорского конвоя. За солдатами следовал открытый экипаж, в котором находились сам император Николай II и его сын, за ними, запряжённая четвёркой лошадей, парадная карета императрицы Александры Фёдоровны. Процессия проехала, а народ не расходился, ожидая раздачи подарков в честь праздника.
Но тут, к нам с подружкой, подошёл городовой и попросил показать наши документы. В общем, нас, как жителей Латвии, сразу сопроводили на вокзал, посадили в поезд идущий в Ригу. Абраша пытался что-то объяснить городовому, но тот лишь разводил руками, мол, есть приказ на время торжеств очистить город от всех приезжих.
Спрашиваешь, Аллочка, как городовой узнал, что мы приезжие? Так это просто. Мы же с подружкой говорили между собой по-польски, а в толпе наверняка были шпики. Шпики, это тайные доносчики полиции. Они ходили среди людей в гражданской одежде и выслушивали, вынюхивали.

А потом стали приходить мне в Режицы письма не только от брата, но и от его друга, Абраши Высокодворского.
В следующий мой приезд в Петербург, Абраша сделал мне предложение выйти за него замуж. За время после первого моего визита в столицу, в моей жизни произошли страшные трагедии. Моя мама, твоя прабабушка, скоропостижно умерла. Папа пережил её всего на месяц. Оставаться же одной в Резекне было невозможно. Ведь все братья и сёстры покинули этот город. Да и жить-то мне было, собственно, там не на что. В августе 1913 года мы поженились.
Вскоре, после скромной нашей свадьбы, произошло великолепное событие, наша с Абрашей, дедушкой твоим, поездка в Пушкинский дворец, на мещанский бал. Потом это ужасное моё падение под поезд. Лечение. Но об этом я тебе уже рассказывала в прошлые наши вечера.

Нам с Абрашей предоставили от фабрики "Скороход" небольшую квартирку. И пусть она была в подвале и далеко от фабрики, на Петроградской стороне, и Абраше приходилось почти целый час, пешком, добираться до работы на Московскую заставу, но это было наше семейное гнёздышко. Вскоре родился твой папа. Для всех работников фабрики имеющих детей, молочницы приносила бесплатно молоко. За молоко платила фабрика. Это было прописано ещё в первом уставе фирмы "Скороход".

Несмотря на то, что голова после ранения сильно болела, я стала посещать воскресную школу при фабрике. Там у меня появились друзья. Одна из новых подруг пригласила меня сходить с ней в какой-то тайный кружок. Я пошла, но об этом ничего не рассказала Абраше. Это был революционный кружок. Было интересно, хотя я особенно ничего не понимала из того, что говорили выступающие там люди. Они рассказывали, как плохо живётся рабочим в России. Я про себя лишь думала, мол, вы в Режицах бы пожили, тогда бы узнали, что такое плохо жить. На одном из заседаний кружка, мне поручили отнести пачку листовок одному товарищу. И я, привязав листовки себе на пояс, взяв на руки пятимесячного твоего отца, отнесла их по нужному адресу.
Так что, внученька, бабушка твоя, да и папа, были немножечко революционеры.
Брат Яков каким-то образом узнал о моём этом увлечении и они вместе с Абрашей, так меня "пропесочили", что я забыла и думать о революции. Вот так быстро закончилась моя политическая карьера.

В июле 1914 года началась первая мировая война. Жизнь стали хуже. Появилось в городе много инвалидов войны, калек.  В августе того же года, Николай II объявил о переименовании Санкт-Петербурга в Петроград. Кроме  этого, немецкие названия повсюду, менялись на русские. 

В 1917 году, к власти пришли большевики. Но именно тогда у меня родился Илья.  Война закончилась. По улицам ходили какие-то вооружённые люди. Было страшно, но в то же время, интересно. Один раз, гуляя с детьми недалеко от нашего дома, по Кронверскому проспекту, увидела около красивого особняка балерины Кшесинской, собравшуюся толпу. Народ стоял и слушала, как с балкона здания что-то яростно кричал, размахивая руками, невысокий мужчина. Это, Аллочка, был сам Ленин.

Ну а теперь, моё сокровище, засыпай. И пусть тебе приснится что-нибудь очень хорошее.

Бабушка задула масленый светильник. В комнате стало совсем темно. Я ещё долго не могла заснуть, думая, какая же бабуля моя счастливая, столько всего было в её жизни интересного, а вот у меня только школа, школа и школа...