Павел Петрович. Судьба. Продолжение

               

«Можно одинокого голубя заманить в клетку, поймать его и даже обрезать крылья, чтобы и не думал улететь. Но без своей голубки, хоть и не любившей или не умевшей любить так, как он, ему всё одно не жить. Так пусть уж лучше летает один, пока Богу это зачем-то нужно.»
(окончание предыдущих частей)
Тут «нарисовался» старший сынок. Тоска по умершей маме потихоньку прошла, слёзы повысохли, ненависть к виноватому во всём отцу поутихла, а жить-то дальше надо… Приходит в дом к папе. (Это тот пришёл, который ещё при жизни мамы, видя её страдания из-за неуёмного пьянства мужа, поклялся: «Никогда не переступлю твой порог!») Ладно. Переступил уже. А почему? Квартирный вопрос. Он самый.
– Здравствуй. Ты как?
– Да никак. Что тебе?
– Дело есть. Поэтому и пришёл.
Хотелось Павлу Петровичу съязвить насчёт «порога», да слова эти так и застряли в горле: сын же родной, первенец. Подал первый руку. Обменялись рукопожатием. Сперва не крепким, как раньше бывало. А через секунду обнялись и зарыдали оба. Какие обиды? Какие там к чёрту обиды?! Мамы нету уже! Не вернуть никогда, не исправить ничего. Что толку от обид пустых, никчемных? Поплакали, обнявшись. Да старший-то и скотом не был конченым, чтобы вот вообще: бывало, и деньгами помогал, велосипед новый отцу купил как-то, из-за границы приезжал всякий раз с каким-нибудь сувениром…Мелочь, а приятно. Не забывает. Всё больше маме, конечно, но и то ладно. Хоть так.
– Пап, ты сейчас как вообще? Ну, насчёт этого дела? – красноречиво приложил пальцы к горлу.
– Да никак. Не лезет.
– А то давай, я денег дам, к доктору свожу, психологу или там куда ещё?
– Себе ладу дай, психолог. – Павел Петрович вернулся в своё привычное состояние. Ожесточённая внутренняя борьба и равновесие духа стали для него защитой от ставшего враждебным мира. После смерти жены он не знал, зачем дальше жить. Не понимал смысла. Цели не видел, как раньше. А какая-то сила заставляла каждый день зачем-то просыпаться, делать посильную зарядку, готовить себе еду, словом – существовать.
– Квартиру решили обменять. Детишки подрастают, маловато им одной комнаты на двоих. Поможешь?
– Что надо делать?
– На нашу «двушку» покупатель есть, согласен на обмен с доплатой. Твоё «добро» требуется.
– Дам добро. Когда ехать?
– Поехали сейчас. Юрист в конторе ждёт. Документы возьми на квартиру и паспорт. Да, ещё свидетельство… о смерти мамы. – Запнулся на слове, и опять глаза на «мокром месте». Отец всхлипнул. Отвернулся, чтобы и сыну дать выплакаться. Беда-а-а. Как не ценил, пока была жива…Дурак. А тоже сказать: детки. Бывало, напьётся Павел Петрович – не со зла или горя, просто так, «для настроения», как начнут причитать да воспитывать, обзывать да угрожать, супружница покойная криком кричать, вещи куда-то собирать, разводом всякий раз размахивать…Чего? Зачем? Не хулиганил же! Наоборот, всех обнять норовил, расцеловать, внуков на руках таскать да баловать! Невесткам проходу не давал: всё нахваливал и «комплиментил»! Что плохого? Так нет, не нравилось им подобное проявление счастья. Их это «оскорбляло». И каждый раз одна и та же картина.
– Мы к тебе больше никогда не придём! Запомни этот день! Всё, дети, собирайтесь, дед пьяный нам не нужен! Больше ни ногой сюда! Мама, если нужно, мы тебя заберём, пусть тут сам живёт!
И всё в таком же духе. Деду настроение испортят, мать до слёз доведут (а та и сама уже не рада, что «вопрос подняла»), соберутся и демонстративно уедут. А младший сын (тот ещё чистоплюй!), норовит отца побольней уколоть, бывало даже «за грудки» хватал папу. Вот до чего доходило! А Павел Петрович души в нём не чаял, так любил. Каждому по квартире купил, заработал на Севере. Не попрекал никогда, но хотелось же благодарности сыновней! А оно вот как. Уж и не выпить у себя дома. Как быть? Замкнутый круг… Да уже и не замкнутый. Умерла его родненькая. И счастье его с собой в могилу забрала. Нет больше смысла кантоваться на земле...
…– Поехали, сынок. Ничего, что не побрит?
– Ерунда, пап.
«Вот, теперь ерунда. А то было: не побрился, рубашка не глажена, ещё какая-то чушь…». А нынче – всё сойдёт. Так-то.
Поехали. Каждый на своей машине. Подписал отец все необходимые документы: договор купли-продажи, расписку о получении «стольких-то миллионов» – понятно, что и копейки не взял, доверенности нужные и прочее. Заверили печатями. Дело сделано.
– Ну, всё? Доволен? – спросил отец.
– Да, хорошо.
– Хоть спасибо папе скажи…
– Я хотел с тобой вот о чём поговорить. Папа, может всё-таки сходим к врачу? К психологу, наркологу.
– Это зачем?
– Я же вижу, что ты пьёшь. Не могу отмахнуться.
– Я тебя об этом просил? Ты чего мне в душу лезешь? К наркологу? Чтобы завтра права водительские на стол положить? А ты меня за хлебом возить будешь?
– Давай поговорим. Ты же отец, а не мужик с улицы, на которого мне плевать.
– Отстань, сказал!
Повернулся Павел Петрович спиной и пошёл к своей старенькой машине, ругаясь и плюясь на ходу. Ой, как обидно! Ой, как больно это всё! Скорей бы до магазина доехать, водки купить и домой. «Где же выход? Господи, смилуйся! Любонька моя, зачем же ты меня оставила здесь? Почему не забираешь к себе? За что наказываешь?»
Пока ехал, вспомнил одни из последних общих «посиделок» с семьёй. Когда ещё Люба жива была. Отмечали день рождения одной из невесток. Старшей как раз. Вот уж точно: муж и жена – одна сатана. Сынок старшенький сам прижимистый, чтоб не сказать жадный. Такую же себе жену нашёл. Как придут «в гости» (а всякий праздник у родителей в доме отмечали – нет, чтобы к себе позвать), так всего «под обрез» наготовят: ни кусочка, ни пол тарелочки не останется после застолья. Чтобы там салат какой, бутерброды или полбутылки вина можно было в холодильник поставить? Никогда. Если что и не доедят, то с собой заберут в пакетиках и кастрюльках. Прямо, как немцы какие. Вот как!
Зашёл в магазин. Знают дядю Пашу местные продавщицы. Магазинчик сельский, небольшой. Молча подают с прилавка бутылку «горькой». Никогда дядя Паша в долг не брал, такой ерунды за ним не водилось отродясь. За это – отдельное уважение. Одна Тонька, молодая и наглая, брезгливо морщилась, завидев Павла Петровича. Спрашивается, ей-то чего? На выручке только в лучшую сторону отражается, а больше что? Нет, свои какие-то мысли…
Доехал до дома. Калитку открывает – и слёзы из глаз. Сколько раз его Любонька эту дверь открывала, встречая то с работы, то просто из магазина вернувшегося? Хоть продавай дом! А дальше что? Куда? А собачки, кошки, что вместе подбирали и лечили, выхаживали? Их куда? Опять на улицу? Нет уж, до конца придётся лямку тянуть. Авось, заживёт рана-то. Ой-ли? Подбежал Шарик, прыгает вокруг деда. Выскочил из-под лавки кот Мурлыка, зевая, подошёл за своей порцией ласки. Мчится с огорода Чукча, поджав хвост и припадая к земле… «Эх вы, зверьки! Сейчас накормлю, погодите малость…»
Зашёл в дом, оглянувшись на дверь в сарае, откуда в один дурной день выходил с той верёвкой, на которой пытался повеситься в местном лесу. Оборвалась тогда верёвка. «А лучше бы выдержала», –подумал дядя Паша. Может, тогда Люба была бы жива. Постоял минуту, глядя на двор, на одичавшие без женского присмотра кусты роз, на враз замолчавших животных, будто и они поняли его душевное состояние. А может и поняли? Кто их знает?
Достал Павел Петрович бутылку из кармана пиджака, отвинтил пробку, постоял в раздумье. Была мысль закрыть обратно, не пить. Но нет – глотнул прямо из бутылки, занюхал рукавом. «Не пошло что-то…» – не было настроения. Собачки размахивали хвостами, преданно глядя в глаза своего кормильца, а только кот сидел спиной к хозяину: равнодушие сквозило в его позе.
– Ты глянь…Паршивец эдакий! А ну-ка, повернись сюда, нахалюга! Мурлыка, твою мать! А вот не дам тебе молока сегодня!
Кот вовсе поднялся и ушёл куда-то. Плевать он хотел на этого идиота в пиджаке. Даст молока, куда денется! А ещё слушать его? Себе ладу дай, старый дурак!
Внезапно Павлу Петровичу пришла в голову одна идея. Как-то в молодости он баловался стихами, а бывало и байку мог сочинить «в тему». И решил он себя занять таким образом. Почему нет? Напечатать не напечатают, а душу излить на листке бумаги можно. Взял из тумбочки лист, ручку, сел к столу.
«Горькая доля Павла Петровича.» Так и озаглавил свою историю, которую вы уже знаете.

В.Дегтярский