Ах, Одесса... 1992

Ах, Одесса!
Господи, неужели это всё было! Неужели я это всё видел своими глазами и уже больше никогда не увижу. Я написал это в 1992 году, когда СССР уже развалился, но все «радости» были еще впереди.
"Ах, Одесса!
Когда я думаю о Питере-Ленинграде, в моей памяти встает город-музей и люди, говорящие с тобой так, как будто сами они драгоценные экспонаты. Но вот я вспоминаю Одессу и вижу город южного солнца и южных людей, шумных, легких в общении, всегда имеющих, что сказать, объяснить, даже, если ты в этом не очень нуждаешься.
Я люблю этот город не потому, что люблю Бабеля или Жванецкого. Скорее, наоборот: их я люблю, наверное, еще и потому, что ощущаю у них аромат города, в котором не жил никогда, если не считать двух недель в восьмилетнем возрасте (разве это жизнь?).
Возможно, это гены. Но, скорее всего, память о людях, чаще всего, московских евреях «с Украины», которые почему-то всегда, особенно в детстве, ко мне хорошо относились. Мне дороги их открытость, врожденное чувство юмора, жизнерадостность, «жовиальность», как говорил Бабель. Они «не могут молчать», им «больше всех надо». А как излагают...!
Вот я стою в магазине, и откуда-то из-под плеча ко мне обращается незнакомая женщина лет 60-ти: «Что Вы смотрите на эту сумку, - говорит она очень заинтересованно. - Вы не видите, что здесь липучка? Куда Вы положите кошелек? Вот смотрите, у меня тут змейка. Я иду в собес, у меня тут документы. А здесь кошелек, тут у меня еще змейка».
«Привоз». Ряды(!) торгующих брынзой. Одна из них: «Берите, хороший сыр, овечий...». И вдруг откуда-то сзади женский голос: «Ой, не смешите меня, скажите это тому, кто не знает». Та спокойно улыбается, как бы говоря: «А я и не тебя смешу...».
Или такой эпизод. После конференции нас пригласили в частный ресторан, тогда, наверное, единственный в Одессе. Вино, брынза, язык..., На эстраде юный скрипач играет что-то виртуозное. Соседка мне объясняет, что по вечерам здесь бывает даже стриптиз. «Работает там у них одна, но такая худючая, и раздевается ну совсем без фантазии. Я как увидела, говорю мужу: «Ой, не могу, дайте мне зеркало».
Между прочим, платили за обед хозяева. И когда я «встрял», мне объяснили: «Да вы не волнуйтесь. Директор нашей библиотеки - член депутатской комиссии, и она как раз их сейчас проверяет. Так что всё в порядке».
Словом, тепло мне, душевно было в Одессе. Может быть, это ощущение корней, чего-то такого, чего мне, наверное, не хватает, как витаминов северянину? Может быть. Впрочем, я никогда не испытывал особой ущербности от того, что всю жизнь называл мачеху своей матерью.
P.S. Кстати, ту площадь, на которой я жил с мамой в 1952 году я-таки случайно, но нашел. Потому, что там до сих пор катают детей на пони. А то, что там стоит прекрасный памятник графу Воронцову – забыл напрочь. И называется эта площадь теперь не Советской Армии, а, как и раньше, Соборной. Видать, большой собор там стоял. Есть где покататься маленьким гражданам другой страны.                1992. Осень"