Глобус! Глава первая! Часть восьмая!

   На следующее утро Филип поднялся вместе с Пелагеей. Спать не хотелось, ломало кости и, чтобы не залёживаться, он и решил подняться. За окном едва начинался рассвет, солнце ещё не взошло. Даже через окно было видно, что на улице идёт дождь, который засекало прямо в окна. Исходя из этого, можно было сделать вывод, что дул довольно-таки сильный ветер. Так оно и оказалось.
   Выйдя из дома вместе с Пелагеей, Филип сказал, укрываясь в брезентовый плащ. – Ядрён корень! Пелагея, смотри, что деется! И что теперь делать с отавой?
   - Ничего! – лаконично бросила хозяйка и побежала в сарай, прихватив с собой ведро.
   Передёрнув плечами, Филип снова вернулся в дом и, ругая непогоду, стал растапливать печь, после чего затопил и лежанку, чтобы внукам было тепло в доме.
   Пелагея вернулась через полчаса, неся почти полное ведро молока. Она молча поставила ведро на стол и вернулась в сени за кринками, чтобы разлить молоко по ним. Положив марлю на горловину, она стала процеживать молоко, лишь иногда бросая взгляд на мужа, который возился возле топки.
   Закончив эту процедуру, она сказала. – Филип, ты бы зря не убивался, идёт дождь, ну и пусть! Ты-то что можешь изменить? Да и чёрт с этой травой, не будет сена, продадим бурёнку, проживём, не тридцать третий чай годок! В школу-то пойдёшь?
   - Обязательно! – тихо произнёс Филип и, сев за столом, положил свою руку на руку жене. – Ты права, Пелагея! Сегодня день всё равно я бы проторчал в школе, а за это время дождь, скорее всего, прекратится, ну, а ветерок подсушит! Ты сегодня мальцов из дома не выпускай, хотя они и сами в такую погоду не побегут!
   В школу Филип пришёл в половине седьмого утра. Сбросив брезентовый плащ с плеч, он бросил его на стол, стоящий в коридоре и посмотрел на сторожа.
   - Ну, что Филипыч! – воскликнул Филип, здороваясь за руку со сторожем. – Не окоченел тут за ночь? Взял бы, да и протопил печь!
   - Ты, Филип, делай своё дело, а печь мне запретила топить директор, сказала, что ты утром явишься, вот ты и явился! – скручивая самокрутку из куска газеты, отозвался дед, которому давно уже стукнуло за восемьдесят.
   - Ну, вот, дед, а говоришь, что у нас молодёжь бестолковая! – весело отозвался Филип и, потерев руки, сказал. – Погода, Филипыч, прямо надо сказать не для сенокоса, но мы не распоряжаемся небесной канцелярией!
   - Это точно, Филипушка! Ты знаешь, я пойду домой раз пришёл, а то что-то мне сегодня не здоровиться, простудило видать где-то! – слегка усмехнувшись, произнёс дед и, пожав руку Филипу, направился к выходу.
   - Дед, накинь мой плащ, а то дождик спорный-то идёт! – кивнув в сторону стола, произнёс Филип и добавил. – Я потом к тебе загляну!
   Дед ушёл, а Филип принялся пробивать дыры в стенах печи и чистить дымоходы. Когда пришла директриса, он уже замазывал глиной те места, где пробивал дыры.
   - Ну, вот, Женя, одна печь готова, сейчас маленько перекурю, да займусь другой! – произнёс Филип весёлым голосом и, поздоровавшись с женщиной, спросил. – Как там погода, дождь не перестал, а то я и не выглядывал?
   - Ой, Филип Иванович! – радостно воскликнула директриса, подойдя к печи. – Какой же вы всё-таки замечательный человек! Спасибо вам, а дождь практически прекратился, слегка моросит, но скоро закончится, небо посветлело, тучи разгоняет ветерок, так что к обеду и солнышко выглянет! Правда прохладно, бежала сюда в одном пиджаке, так даже замерзать стала!
   - Ничего, это с непривычки! Конечно, такая жара стояла и, вдруг, упала на половину, вот и холодно! – сказал Филип добродушным тоном и, почесав затылок, продолжил. – Ты меня извини, Женечка, но если дождь не закончится, да не подсушит крышу, то я не смогу сегодня подправить трубы, а вторую печь через пару часов сделаю, не сомневайся!
   Через некоторое время стали приходить учителя, всего их было человек восемь, пришли и несколько баб помогать им с приборкой. В здании стоял сплошной гомон и смех, а Филип рассказывал им свои байки.
   - Бабы, вот отгадайте загадку! – смеясь, произнёс Филип, распрямившись у печи.
   - Ну, давай свои загадки, Глобус, они у тебя все с каким-то намёком! – отозвалась одна из них и засмеялась.
   - Да какие намёки, сами послушайте! – продолжая улыбаться, произнёс он. – Маленькое жезло во всё влезло!
   Бабы, да и учителя вместе с директрисой засмеялись. Смеялись долго, до слёз.
   - Ой, уморил ты нас, Глобус! – наконец-то произнесла одна из женщин. – Что же это за такое жезло, что во всё влезло? Небось твоё хозяйство? И как это твоя Пелагея терпит?
   Снова все засмеялись, а Филип, продолжая улыбаться, сказал. – Вот были вы дурами, ими и остались! Это всего на всего имя, поняли? У любой вещи есть своё название, вот оно и влезает в неё!
   - Да, Филип Иванович, мастак вы по приколам! – смеясь, отозвалась директриса и, подойдя к нему, спросила. – Ну и как? Печь-то готова, а то нам надо порядок начинать наводить?
   - Евгения Петровна, не сумлевайтесь, я сейчас трубы подправлю и можете распоряжаться печами по своему усмотрению! Вы только после этого сначала их протопите, но не сильно, да прибирайтесь, ну, а завтра можете и белить начинать! – отозвался Филип и, поболтав ещё несколько минут с бабами, закончив с трубами, отправился домой.
   Филипыч жил по пути, поэтому Филип решил сразу же и зайти за плащом. Он был ему необходим в случае, если дождь пойдёт во время сенокоса. Когда он вошёл к деду во двор, то увидел, как тот возился возле телеги, меняя дышло, без конца ругаясь. Вообще-то дед бы мастер по этому поводу, так витиевато никто в деревне материться не мог и что самое интересное, на него никогда не обижались, а, наоборот, всегда смеялись, с таким выражением он это произносил.
   - Филипыч! – улыбнувшись, произнёс Филип, подойдя к нему. – Я думал ты тут дрыхнешь, а он с телегой возится! А чего так поносишь мать и боженьку?
   - Глобус, ты хоть меня не доставай! – улыбнувшись в ответ, отозвался дед и, почесав затылок, добавил. – Да вот готовлю к сенокосу, а тут дышло полетело! Моя старуха меня послала и ушла в сельпо, а у меня ни хрена не получается!
   - Не ругайся, страдалец, давай подмогну, что ли! – смеясь, произнёс Филип и, согнувшись возле телеги, стал помогать деду.
   Провозились больше часа, но зато поменяли дышло, смазали дёгтем колёса. Когда они вытирали старой тряпкой руки, во двор вошла и жена Филипыча. Его жена была моложе хозяина почти на пятнадцать лет, ей недавно стукнуло семьдесят, а звали её в деревне Анисья.
   - Привет, Филип! – пробурчала она, неся в руках авоську с хлебом и ещё с чем-то! – Подмог моему непоседе? У меня язык заболел говорить ему, чтобы хочь немного отдохнул, так нет же, свербит у него в одном месте!
   - Анисья, ты меньше болтай, лучше стол накрой, да не шибко, надо с Глобусом по стаканчику пропустить! Не отпускать же его не солоно хлебавши! – недовольно отозвался дед и, подмигнув Филипу, добавил. – Хорош руки стирать, пойдём в хату!
   В итоге Филип засиделся у Филипыча до самого вечера, домой явился навеселе, напевая песни по дороге. Про плащ он естественно забыл. Пелагея лишь вздохнула, посмотрев на мужа и, махнув рукой, отправилась в дом кормить внуков.
   - Что за дела? – недовольно пробурчал Филип и, сплюнув под ноги, отправился под навес, где и отрубился, едва коснувшись старенькой подушки.
   Кобылу Пелагея отгоняла вместе с внуками. Покормив детей, она уложила их спать и, выйдя во двор, пошла под навес, проведать мужа. Присев рядом с ним на влажное сено, пододвинув под себя часть тулупа, она вздохнула и, погладив его по голове, вытерла уголком своего платка капельки слёз в уголках глаз.
   Вздохнув снова, она сказала. – Филипушка, ну зачем ты себя губишь? Ты же знаешь, как я тебя люблю, а помрёшь от этой самогонки, что мне без тебя-то делать? Как хочешь, но я наложу на себя руки!
   Филип молчал, лишь громко посапывая во сне. Он был в полной отключке, не видел даже никаких снов. Посидев рядом с мужем ещё минут сорок и, когда стало темно, укрыла его тулупом, снова вздохнула и направилась в дом.
   Проснулся Филип, когда на улице начинало сереть, но солнце ещё не выходило. Может быть он бы ещё и спал, но замёрз от сырого воздуха, да и температуры, которая едва набирала десять градусов. Вся река была в тумане, он длинной косой заходил и в деревню, окутывая крайние дворы белесым полотном. Был он до того плотным, что ничего нельзя было увидеть сквозь него. Передёрнув плечами и, укутавшись в тулуп, он поднялся. Кряхтя до невозможности, он увидел рядом с собой бутылку самогона, наполовину наполненную мутной жидкостью. Рядом с ней стояла большая миска с салом, молодым луком, только что сорванным с грядки, хлеба и свежих помидор. Он почесал затылок и, улыбнувшись, снова расположился на своём ложе. Голова болела так, что было даже больно смотреть.
   Неожиданно для себя, он подумал, посмотрев в сторону реки. – Да! Каково там Тимофею-то? Хотя, что с ним сделается, он привычный!
   Когда он выпил и, стал закусывать, из дома вышла Пелагея с ведром. Она вначале не увидела, что муж проснулся, но, бросив взгляд в его сторону, снова вздохнула и, молча, направилась в сарай доить корову. Петухи вовсю горланили по всей деревне, куры тоже кудахтали, гоготали гуси, крякали утки, даже овцы и то блеяли. По всей округе раздавался собачий лай. Закусив хорошо тем, что припасла для него Пелагея, Филип поднялся и, поёживаясь от холода, направился так же в сарай. Когда он вошёл туда, Пелагея уже сидела на маленькой скамейке и доила корову.
   Подойдя к ней сзади, он обнял её и, поцеловав жену в голову, сказал. – Пелагея! Извини меня старого дурня! Помог Филипычу с ремонтом телеги, он и затащил меня в хату! Ну, не мог я ему отказать, ты же его знаешь!
   - Филип, я тебя знаю! – спокойно отозвалась Пелагея, продолжая доить корову. – Ты мне скажи, какого чёрта ты к нему поплёлся? Неужели тебе больше заняться нечем?
   - Милая! Пелагея, поверь, я зашёл к нему, чтобы забрать плащ, который дал ему, так как шёл дождь! – произнёс Филип и снова поцеловал жену в седые волосы.
   - Ну и где твой плащ? – невозмутимым тоном, спросила Пелагея и, усмехнувшись, добавила. – Хорошо, что хоть сам добрался! Ты-то себя как чувствуешь? Знаешь же, что надо и хозяйством заниматься, а то всё на меня сгрузил, а я уже не двужильная, спина стала доставать! Ты как хочешь, но хоть иногда и мне помогай, да с сенокосом надо что-то делать!
   - Ну, извини! Я же уже попросил у тебя прощения! Больше не буду напиваться, да и вообще, надо прекращать, пока не справимся с делами! – отозвался Филип и, взяв ведро из рук жены, отправился в дом, а Пелагея стала выпускать живность во двор.
   К этому времени солнце одним краем уже показалось из-за горизонта, а вернее из-за ближайшего леса. Поставив ведро на стол, Филип снова вышел во двор. Ему стало лучше после похмелья, голова перестала трещать. Пелагея выгоняла скотину на улицу со двора и Филип, бросив снова взгляд на реку, отправился за своей Звёздочкой. Заодно он хотел сходить и на свой участок, где ему предстояло начать косить траву. От того места, где Тимофей пас коней, до его участка было не больше трёхсот метров, поэтому Филип и отправился туда. Туман немного отступил от деревни, но по реке, и возле самой реки, всё было укрыто плотным одеялом белёсо-синего цвета, а точнее просто серого оттенка. Дорожка вела прямо вдоль реки, по краю довольно-таки крутого обрыва, хоть и не большому, всего метра три, не больше, но обрыву. Идти в таком мареве было небезопасно, но Филип прекрасно знал все повороты, да и тропинки у реки. Добрался до места он благополучно и, осмотревшись по сторонам, довольно пощёлкал языком. Травы здесь были действительно сочными и высокими, что предвещало хороший укос. Единственно, что угнетало Филипа, так это погода, но, когда он заканчивал осматривать участок, солнце, набрав силу, пробило пелену тумана, отчего весь луг заиграл всевозможными красками. Роса блестела на траве и ветках поречки. Птицы тоже радовались новому дню, потому, как вокруг стоял бесконечный гомон пернатых. На небе не было ни единого облачка. Туман стал тоже отступать, обнажив спокойное течение реки, по поверхности которой радостно плескалась рыба.
   - Вот и хорошо! – довольно произнёс Филип и, почесав затылок, добавил. – Пару дней такой погоды и можно приступать, дай бог и подсушит, да и потеплеет!
   Вернувшись к табуну, он застал Тимофея сидящего на обрубке поваленного дерева.
   - Чего тебе, не спится? – усмехнувшись, произнёс он и, поздоровавшись с Филипом, спросил. – Ну и как дела? Я видел, как ты до дома добирался вчера от Филипыча!
   - Не говори! Еле поднялся, хорошо хоть Пелагея стакан самогонки оставила с закуской, а спал я под навесом, так что продрог конкретно! Спать не захотел снова ложиться, решил делянку посмотреть, надо через пару дней начинать косить! Главное, чтобы погода подержала, а то такое ощущение, будто осень подоспела! – отозвался Филип и, забрав свою Звёздочку, повёл её в деревню.
   - Не переживай, хватит ещё и тепла! – крикнул ему вслед Тимофей, на что Филип поднял кулак над головой и, не оборачиваясь, повёл кобылу к дому.
   К этому времени деревня стала пробуждаться, бабы спешили управиться с хозяйством, покормить мужей и детей, после чего им надо было бежать в колхоз на работу. Филип, глядя на баб всегда сокрушался.
   - И откуда у них столько сил берётся! – говорил он всегда, наблюдая за тем, как управлялась с хозяйством его Пелагея.
   - Видно у них доля такая написана богом на роду, чтобы терять мужей на проклятой войне, поднимать детей и продолжать жить, хотя жизнью всё это можно было назвать с большим трудом! – продолжал думать он, ведя кобылу под узды. – Сейчас хоть чуток легче стало, а сколько всего свалилось на их плечи после войны? А ведь сколько калек вернулось домой? И как они были рады им, взваливая на свои плечи ещё и этот груз, а мы, паразиты, ещё на них кричим и окромя проклятой самогонки, ничего не хотим знать!
   Сплюнув с досады, он привёл кобылу, попоил, насыпал в большую, деревянную кадку овса и, потрепав её по загривку, отправился в дом. Там ещё было тихо, значит, внуки продолжали спать.
                13.01.2020 год.


http://www.proza.ru/2020/01/17/1394!