Покровская перевалка

Автор – Багров Леонид Васильевич. Глава книги «Река – моё призвание».
Популярность нашего села Покровское среди волжан объяснялась важностью речной перевалки плотов и других грузов с реки Ветлуги на волжские суда и наоборот. Вырубка леса на прибрежных территориях этой реки и вывоз его в безлесные районы России идет уже несколько веков. Были годы, когда за одну навигацию заготавливалось и сплавлялось сначала по Ветлуге, а затем по Волге после переформировки на рейдах Покровского и Козьмодемьянска до  5 миллионов кубометров этого ценного материала. Многие поколения сплавщиков совершенствовали технологию сплава, создавая такие шедевры в этой области, как волжский плот, управляемый металлическими лотами, и беляна. Сегодня, к сожалению, их можно увидеть только на редких фотографиях знаменитого фотографа конца XIX века Максима Петровича Дмитриева или в музеях речного флота в Нижнем Новгороде.

Чтобы заготовить и сплавить за короткий период весеннего паводка нужный объем лесоматериалов, необходимо было завезти в верховье Ветлуги, к местам лесозаготовок, огромное количество различных грузов: станков, дизельных электростанций, пилорам и иного лесопильного оборудования, автотранспорта и, естественно, горючего и продовольственных, и промышленных товаров. Весь этот поток ценных грузов и материалов шел с перегрузкой на рейде нашего села. В период с мая по июнь ежегодно создавалось и жило бурной жизнью еще одно Покровское — на воде. На рейде, помимо формируемых для волжского сплава плотов, стояли плавучие краны, нефтезаправочные станции, плавмагазины, агиткатера и т.д., бесчисленное количество рейдовых, маневровых и путейских катеров, лесосортировочные сетки, сплоточные машины и другая речная техника.

На многих точках рейда совершались крупные и мелкие операции с лесными грузами, оформлялись документы, почти в каждой избе ночевали приезжие. Большинство шкиперов барж и многие капитаны судов имели постоянную договоренность  об услугах различного характера: обмене грузов на продукты, помывке в банях, помощи в постройке соседского забора, заготовке дров и т.д. Бывало и так, что по вечерам местная молодежь конфликтовала с пароходными командами — кино и танцы, как правило, заканчивались драками.

Для жителей Покровского Волга была истинной кормилицей. Оборотистый человек мог достать на рейде почти любой товар, затем выгодно продать его, обменять или положить в семейные закрома. Некоторые из этих сделок могут показаться сейчас не вполне корректными, но не стоит забывать, что от их результата в те нелегкие времена часто зависело выживание целой семьи.

Способов приобретения или обмена было великое множество. Приведу пару примеров.
После перевозки рассыпавшееся зерно набивалось под сланью, и в каждом рейсе его могло быть до двух тонн. Проблема заключалась в его вывозе на берег и реализации, а это, естественно, было запрещено. Знакомый шкипер под покровом ночи сгружал мешки с пшеницей в лодку своего покровского друга, который реализовал зерно исполу, и оба были довольны. Реализация шла здесь же, на рейде, только уже следующей ночью — зерно обменивалось на какой-либо другой продукт на следующей барже, возвращавшейся из рейса, например, с водкой (партия 100 тонн, процент естественной убыли 0,5). Водка всегда была чистой валютой.

Второй пример — с керосином: по Волге идет баржа с керосином 3000 тонн за буксиром в Горький, у шкипера четверо детей, все хотят молока. Моя мать снаряжает две корзины по 4 крынки с молоком в каждой и помогает мне загрузиться в лодку (на Волге у каждой семьи есть лодка, без нее не выживешь) со словами: «Будь осторожен, сынок, не попади под пыж баржи или под плицы буксира!».
 
При подходе к барже бросаешь шкиперу чалку и задаешь стандартный вопрос: «Есть ли дети, не купите ли молока?». В ответ:«Сколько тебе заплатить?». Отвечаешь: «Нет, дядя шкипер, мать сказала, чтобы без керосина не приезжал». Шкипер: «А где же твои ведра или канистры под керосин?». Ответ: «По колено!». Это означало — давай шланг из бортового люка, спускай ко мне в лодку и лей столько, чтобы было по колено. Лодка была специально подготовлена, туго проконопачена, как у нас говорили, это была «сухая лодка»: ни капли керосина не пропускала за борт.
Емкость «по колено»— это примерно 100–150 литров. Шкипер возмущается, говорит, что, мол, я за 150 литров керосина тебя вместе с лодкой заберу. В ответ он получает заготовленную фразу: «Лодку нет, она всю семью кормит, а вот все 8 крынок молока вместе с корзиной могу отдать. Но если ты, дядя, не согласен, оттолкни нос лодки, за вами идут еще два каравана керосинок (так называли у нас нефтеналивные баржи. — Л.Б.), там возьмут». Матюгнувшись, шкипер лезет за резиновым шлангом, засасывает ртом керосин и, сплюнув за борт его остатки, бросает шланг мне в лодку.Керосин быстро заполняет подсланевый объем, закрывает щиколотки, затем поднимается ближе к коленям. Я кричу шкиперу: «Давай багор!». Он цепляет одну корзину с крынками, затем вторую, быстро отчаливает лодку и багром отталкивает нос в стрежень. Я кричу: «А крынки, корзинки!?». Он отмахивается:«Обойдешься, нахальный парнишка!».

Примерно по той же схеме меняли молоко или картошку на соль с барж-солянок или астраханскую рыбу. Через день-два после удачной сделки мать нагружала мне рюкзак солью или канистрой керосина, которые в военные годы были в дефиците, поэтому в марийских деревнях в десяти–пятнадцати километрах от Волги их можно было обменять на любые сельхозпродукты: мясо, масло, семенное зерно, ткани. Да не осудит нас читатель за это вынужденное ловкачество — порой другого способа выжить у нас просто не было.

А если к этому добавить, что свежую рыбу в реке мы добывали всю зиму, а особенно много — весной в период ледохода, то с полным правом могли называть любимую Волгу матушкой-кормилицей.