Антон Павлович Чехов Про собачку-милашку, но сегод

Антон Павлович Чехов  «Про собачку-милашку, но сегодня»

Через главную площадь идет прокурорский надзиратель Кузмич в новом кителе и с папкой в руке. За ним шагает рыжий мордоворот с дипломатом, доверху наполненным конфискованным баблом. Кругом тишина… На площади ни души… Открытые двери супермаркетов и ресторанов глядят на свет божий уныло, как голодные пасти; около них нет даже бомжей.
– Так ты кусацца, падлюга вшивая? – слышит вдруг Кузмич. – Братва, не пущай иё! Нынче не велено кусацца! Держи! А… а!
Слышен собачий визг. Кузмич глядит в сторону и видит: из офиса дипутата Олийныка, прыгая на трех ногах и оглядываясь, бежит собака. За ней гоницца мужик в голубой крахмальной рубахе и расстегнутом лапсердаке. Он бежит за ней и, подавшись туловищем вперед, брякаицца на землю и фатаит собаку за задние лапы. Слышен вторично собачий визг и крик: «Не пущай,стерьву!» Из дверей высовываются сонные хавальники, и скоро коло офиса, словно из земли выросши, собираецца толпа.
– Никак смута, ваша честь!.. – говорит испуганно рыжий мордач.
Кузмич делает полуоборот налево и шагает к несанкционированному сборищу. Коло самого офиса, видит он, стоит вышеописанный чмурило в расстегнутом прикиде и, подняв вверх правую руку, показывает толпе окровавленный палец. На обкуренной морщинистой харе его как бы написано: «Ужо я порву тебя, стерва!», да и самый палец имеет вид знамения победы. В этом человеке Кузмич узнает золотых рук мастера Кернесенко-Мутилова с Харькова. В центре толпы, растопырив передние ноги и дрожа всем телом, сидит на земле сам виновник скандала – белый борзой щенок с острой мордой и желтым пятном на спине. В слезящихся глазах его выражение тоски и ужаса.
– По какому это случаю тут? – спрашивает Кузмич, врезываясь в толпу. – Почему тут? Это ты зачем палец?.. Кто кричал?
– Иду я, ваша честь, никаво жеж не трогаю… – начинает Кернесенко-Мутилов, кашляя в кулак. – Насчет лицензии у Владимира Яныча, – и вдруг эта подлая ни с того ни с сего за палец хвать… Вы меня извините, я человек, который работающий… Работа у меня атвецтвенная. Пущай мне заплатят, потому – я этим пальцем, может, неделю не пошевельну… Этого, ваша честь, и в законе то нету, шобы от твари терпеть… Ежели кажный буит кусацца, то лучше и не жить на свете растак…матьивовьёп…кабыздохи клятые…
– Гм!.. Харашо… – говорит Кузмич строго, кашляя и шевеля бровями. – Хорошо… Чья псина? Я этого так не оставлю. Я покажу вам, как собак распускать! Пора обратить внимание на подобных господ, не желающих подчиняться постановлениям Верховной Рады! Как оштрафуют его, мерзавца, так он узнает у меня, что значит собака и прочий бродячий скот! Я ему покажу кузькину мать!.. Васёк, – обращается Кузмич к рылатому, – узнай, чья это собака, и составляй протокол! А собаку истребить надоть. Немедля! Она, наверное, бешеная… Чья это собака, спрашиваю?
– Это, кажись, гаранта нашиво! – говорит кто-то из толпы.
– Гаранта? Гм!.. Сними-ка, Васёк, с меня китель… Ужас как жарко! Должно полагать, перед дождем… Одного только я не понимаю: как она могла тебя укусить? – обращается Кузмич к Кернесенко-Мутилову – Нешто она достанет до пальца? Она маленькая, а ты веть вон какой здоровила! Ты, должно быть, расковырял палец гвоздиком, а потом и пришла в твою дурацкую башку идея, чтоб соврать. Ты ведь…мать тваю… известный народ! Знаю вас, чертей!
– Он, ваша честь, цигаркой ей в харю для смеха, а она – не будь дура и тяпни иво… Вздорный человек, ваша честь!
– Врешь, кривой! Не видал, так, стало быть, зачем врать? Их честь умный господин и понимают, ежели кто врет, а кто по совести, как перед Богом… А ежели я вру, так пущай судья Курвеев рассудит. У него в законе сказано… Нынче все равны… У меня у самово брат в налоговиках огинаицца… ежели хотите знать…
– Не рассуждать!
– Нет, это не гарантовая… – глубокомысленно замечает синеносый ротозей с расстегнутой матнёй. – У гаранта таких и нету отродясь. У него всё больше легавые…
– Ты это верно знаешь?
– Верно, ваша честь…
– Я и сам знаю. У гаранта собаки дорогие, породистые, а эта – черт знает что! Ни шерсти, ни вида… вшивоподлость одна только… И этакую собаку держать?!.. Где же у вас ум? Попадись этакая собака в Данетске или Львове, то знаете, что было бы? Там не посмотрели бы в закон, а моментально – не дыши! Ты, Кернесенко-Мутилов, пострадал и дела этого так не оставляй… Нужно проучить! Пора…
– А моть быть, и гарантовая… – думает вслух рылатый помощник. – На морде у ей не написано… Намедни во дворе у него такую видел.
– Вестимо, гарантовая! – говорит голос из толпы.
– Гм!.. Надень-ка, брат Васёк, на меня пальто… Что-то ветром подуло… Знобит… Ты отведешь ее к гаранту и спросишь там. Скажешь, что я нашел и прислал… И скажи, чтобы ее не выпускали на улицу… Она, может быть, дорогая, а ежели каждый свинья буит ей в нос цигаркой тыкать, то долго ли испортить. Собака – нежная тварь… А ты, болван, опусти-то руку! Нечего свой дурацкий палец выставлять! Сам виноват, урод!..
– Повар гарантовский идет, его спросим… Эй, Мыкыта! Поди-ка, милый, сюда! Погляди на собаку… Ваша?
– Выдумал! Этаких у нас отродясь и не бывало!
– И спрашивать тут долго нечего, – говорит Кузмич. – Оно бродячая! Не)( тут долго разговаривать… Ежели сказал, что бродячая, стало быть, и бродячая… Истребить, вот и все.
– Это не наша, – продолжает Мыкыта. – Это гарантовово друшка, что намеднись приехал. Наш не охотник до борзых. А друззяка ихний охоч…
– Да разве дружок ихний приехали? Владимир Владимирович? – спрашивает Кузмич, и все лицо его заливается улыбкой умиления. – Ишь ты, господи! А я и не знал! Погостить приехали,с белокаменной,однако?
– В гости…
– Ишь ты, господи… Соскучились по друшку то… А я ведь и не знал! Так это ихняя собачка? Очень рад… Возьми ее… Собачонка ничего себе… Шустрая такая… Цап этого за палец! Ха-ха-ха… Ну, чего дрожишь? Ррр… Рр… Сердится, шельма, цуцик этакий былавник…
Мыкыта зовет собаку и идет с ней от офиса… Толпа хохочет над Кернесенко-Мутиловым.
– Я еще доберусь до тебя! – грозит ему Кузмич и, запахиваясь в фирменный китель, продолжает свой путь по главной площади страны.