Реноме

         

            

         Полночь.  В доме тихо. Тишина отражается во мне приятным  постукиванием  часов на стене, мурлыканьем прижавшейся к ногам кошки и воспоминаниями о прошедшем дне..
      Слабый свет лампы. Смотрю на стрелки.  Когда засну?  Не спится.  Часы уже не те –   раньше были ходики с маятником и картинка с тремя медведями на циферблате.  Сегодняшние же электронно-механические. В них стрелки, движутся электромоторчиком  через щестеренки, в них нет качающегося в обе стороны маятника я тяжелой гирькой на цепочке, но и эти тикают как старые  с гирькой...  Ее заменила батарейка. Даже уже и не часы вроде. Электроника.
      Не нужен мне светящийся циферблат и современный дизайн. Часы купили мы за их сходство с уютными старинными,  я их с женой долго  выбирал в магазине. По стуку выбирал.
      
    Хорошо слушать тишину как музыку. Расслабишься и  приходит на ум  далекое прошлое. Воспоминания расползаются тонкими ручейками.  Текут и текут воспоминанья.

    Вижу тетку Саню, любимого человека. Ей где-то за сорок.
    Меня она   любила.  Она приходила к нам в гости, садилась на лавку возле печи, а я всегда  около нее рядом располагался. Нравилось  мне возле нее сидеть, потому что от нее дух шел приятный. Она работала на бумажной  фабрике в цехе, где тряпье рубили машинами-тряпкорубками. Потом  мелкое тряпье долго варили   в больших чанах с какими-то добавками и получалась каша. Кашу разливали тонким слоем по мелкой латунной сетке. Получалась бумага. Рыхлая, из нее  промокашки для школьных тетрадок делали.
    Тетка Саня  стояла около такой машины,  через ее руки шли иногда  почти  новые, целые вещи:  платья,  мужские рубашки, солдатские ватники, какое-то другое вторсырье. Она  что-то могла отбросить в сторону и принести домой. Поэтому и дома у нее стоял тот же  фабричный дух.Потом я понял, что это дух плесени, загнивающего тряпья.  Она и нам иногда что-то отдавала, но даже после капитальной стирки запах бумажной фабрики не выветривался, оставался надолго. Этот запах  мне нравился очень. Мне было приятно сидеть около тетки, я был около нее вроде кошки. Кошка всегда любит сидеть возле доброго  человека.
    
    Мне  лет десять-одиннадцать. Зима. На мне желто-зеленая солдатская фуфайка, подарок  тетки, подпоясанная ремешком  со звездой.  Оберни такой ремень вокруг руки, и никто к тебе не подойдет.  Ватник  мне, понятно, великоват, да кто же на это внимания обратит - трудные послевоенные годы.  Мне  он нравился. Я  походил на бравого солдата.
 - Озябнешь, к тетке Сане зайди, только  снег в дом не тащи, - наставляла меня бабушка. Ей хотелось, чтобы и на улице я был под приглядом.
     В доме у тетки  мужика не было, жила она с молодой  дочкою,  незамужней. Любому дому, говорила она, работящий мужик нужен, без него дои хиреет. Подрастай скорей,  за дело возьмешься, п то в доме доску прибить некому. Каждый, даже самый мелкий ремонт доставался им с  трудом. Я чувствовал себя здесь маленьким хозяином.   
   
    Еще перед глазами Валерка Чухомин.  Мы с ним одногодки, одного роста, но он крупнее меня. Я  слабак, с бледным лицом и  мягкими шелковистыми волосами, явно ему проигрываю. Мало бываю на улице, книжки читаю, в детскую библиотеку хожу часто. 
   Валерка - друг детства. Нет, не друг.  Мы так и не стали закадычными  друзьями.   Отдалил нас один случай. И виной тому  я сам, винить больше некого.
            
     Была зима, легкий морозец румянил щеки, и  мы  с ним были в компании  ребят, где оказались самыми маленькими. У  приятеля  были санки, а я без санок. Помню, как мы таскали их за собой попеременке, скатывались с невысокой горки, держась один за другого или один уступал очередь другому.
    Горка спускалась вниз от дома  тетки Сани, и  по ней шла широкая утоптанная дорожка, по которой  было легко скользить. Мы раскатывали ее до блеска  и   часто  падали в снег. Тропка часто обледеневала.
         
     Тетки дома не было.Возле ее дома  ватага ребятишек. Ворота были прикрыты,  и возле  щеколды вместо замка торчала палка, говорящая, что хозяев нет дома. Санок в доме тетки я не нашел.
     Выручил и на этот раз меня Валерка. У него были санки и мы решили кататься  на его санках . 
      
     Я ложился на  деревянные рейки, и санки мчались вниз.
   -  А чьи это санки?  спросил меня  одни из старших парней.
   –  Его! - я показал на друга.
   -  А что так ты на его санках катаешься?  Отдай ему! Свои иметь надо.
   -  Вот прокачусь и отдам.
   -  Валерка, возьми санки  у него.   
   -  Моя очередь.
   -  Какая такая твоя очередь? Валерка, дай ему в нос.
Валерка потянул за веревочку, но я санки держал крепко.
   -  Не отдает?   А ну, дай ему!  Дай!
    И Валерка вдруг и в самом деле ударил меня в нос. Я отпустил санки  и бросился на обидчика. Санки покатились вниз, а мы свалились в снег. Парень нас подзадоривал, друзья наблюдали за нами.
   - Ты, Валерка,  его сильнее, -   услышал я тот же голос. Это раззадорило меня, и я так стукнул друга, что у него из носа закапала кровь. У меня тоже лицо было уже в крови, но большой парень нас не останавливал, продолжал хохотать над нами.
Я приложил снег к разбитому носу и пошел домой в слезах.
   - Санки-то че  бросил?  Иди за ними, Валерке отдай! А ну!
   Я вернулся,  взял санки, привез их на горку, отдал и побрел домой.

   Но тетя Саня встретила меня  по дороге, она  с работы шла.  Увидев меня, в крови,  взяла за  руку  и повела к себе.   Ребят возле дома  уже не было.  Умыла меня, посадила  за стол, поесть дала:
-  Незачем  бабушку с матерью пугать. Кровь-то у ворот , это что, ты упал? Что случилось?
 Я сказал: - Маме даже не расскажу.
   
    Дома пришлось все объяснять матери.  У Валерки саночки легкие, алюминиевые.  А у нас дома огромные, самодельные, на них стоит плетеный ивовый  короб,  и  мы на них снег со двора  увозим. Такие за собой не повезешь.
-  Что ж,  санки-то не твои! – со вздохом сказала мать.
-  Но, мам,  он разрешил мне на них кататься.
   У меня уже не было  обиды на Валерку, я сильный тоже. Я не путал свое и чужое. Просто у меня санок нет. И мне такие не купят. Это  я знал.
   Но я вдруг ясно  понял, какую подлость со мной проделал  старшеклассник.
   
     Прошло немного времени  и раздался стук в ворота.  Я выглянул в окно, Возле ворот стояла валеркина мать. Моя мама  пошла открывать,  и я поневоле  поплелся во двор со своим  распухшим носом, следом за матерью.
    Я  понял,  она меня считала зачинщиком. Мама тут же  пошла в дом, вынесла варежки мои с пятнами крови.
- Твой сын  моему  нос разбил  видишь,  варежкой стукнул – сказала мать Валерки, увидев на них кровь.
- Не варежкой, я его  кулаком. Он мне первый  кулаком стукнул, ему Сережка велел -    сказал я, шмыгая носом.
  Увидев мой  распухший нос, мать Валерки поняла,  что ее сын тоже не лыком шит, успокоилась и перевела разговор на другие дела. Только все на меня поглядывала. И я вдруг почувствовал, как из моих глаз полились слезы.  Когда  дрались, их не было.
   
    Объяснение обеих матерей  устроило. Ребятишки вечно дерутся, миролюбиво сказала мать.
   - Не  подходи к нему, - посоветовала мне мать после, - Они богаче живут.  Сейчас денег нет. Вот будут деньги, я тебе санки куплю.
    Санок мне не купили. Больше я старался у него ничего не брать. А дружба как-то сама собой прекратилась. Я стал Валерку сторониться, и он тоже ко мне не подходил. Что было причиной?  Едва ли эта драка. Наверно ему мать сказала, с голодранцами не водись. Так я думал.  Было обидно, и  от таких мыслей неприязнь возрастала.
   
     Как ни странно, больше нигде я не проявил  своих бойцовских качеств. Напротив,   я  ребят всегда мирил. И приобрел к себе уважение в  ребячьей стае. Не верховодил, но меня слушали. Я всегда говорил:  давай разберемся, что и почему, какая причина. Умен не по годам, с издевкой говорили  старшие ребята. А я все время говорил всем, что нас на драку подначивают.  Моего врага, этого провокатора, уже все знали. Надолго он себе  репутацию  в ребячьей среде испортил.
     Не понимаю, почему не возникло у  него желания надавать мне  тумаков, хотя я здорово его реноме подпортил... Про реноме  мне двоюродный брат рассказал. Это когда худая слава либо тебя стороной обходит, либо прилипнет, как смола. Тогда это было совсем непривычное слово. А старший брат любил непонятные слова  Это и мне  стало нравиться. Понятными  они становились после  разъяснения.  Мне нравилось то, что они думать помогали.

     Отдалил меня не этот случай, а неравенство в  семьях. Соседи лучше жили, и по-другому на жизнь смотрели. Более легко,  у них меньше нужды было.
    Учился Валерка не лучше меня.  А вот одет был гораздо лучше,  О нем заботились больше, потому что  папка его в каких-то начальниках на заводе ходил. И это меня от него уводило. Не ровня я ему. Соревноваться с ним в одежде было в классе никому не по силам. Но мне тоже хотелось внимания к себе со стороны девчонок. Это  в третьем-то-четвертом классе, сейчас смешно даже. Что мальчишки скажут, как горох отскочит, но не дай бог, девчонки дразниться начнут...
     В классе умных ребят было немало, и как-то само собой  вышло, что сложился  небольшой кружок друзей-товарищей.  «По одежке  встречают, да по уму провожают» - с гордостью говорила бабушка, которая была всегда полностью на моей стороне. -  «Учись, Колька, и выбьешься в люди». 
     А Валерка все более отдалялся от меня, и по учебе, и по мыслям. Если нельзя довериться человеку, то и дружбы не будет.

    Встретил я как-то через много лет того старшеклассника. Узнали друг друга.  И сразу это слово в памяти всплыло. Реноме... Вот ведь, вроде столько  лет прошло, а слово прочно приклеилось и не уходит. Может,  человек другой стал. Но доходила до меня худая слава. Все в человеке закладывается сызмалетства.
   Разговорились. Он тоже этот случай помнит. Жаль, говорит, так вышло...


Рецензии