Adieu, Мама

Тот год начался попадосом на ровном месте, трещиной на лобовом и болезнью матери. Стекло могло подождать, а вот к матери пришлось ехать. И ехать немедленно.
Сыновней и материнской любовью наши отношения назвать сложно. Я не прислушивался к её проклятьям, как она к моим предложениям. Но сын у неё один и она у меня тоже одна так, что особого выбора не было. Заказав билеты на первый подвернувшийся журавлик Люфтганзы, белым лебедем полетел на родину.
Давно предлагал ей переехать ко мне и пять лет назад всё-таки уговорил. Но через четыре месяца безотчётного страха перед стиральной машиной, бездушной железякой никак не желавшей работать без включения в сеть и слёз из-за треклятого, то шпарившего, то окатывавшего холодной водой термосмесителя в душе с одной ручкой вместо двух вентилей, мне стало понятно, что мама, пережившая блокаду, видевшая в жизни мало чего хорошего была бОльшим патриотом, чем все президенты вместе взятые. Делать было нечего, я сдал родную мать незнакомой стюардессе из сервиса Air France, сопровождающего детей, больных и пожилых. Мама, напоследок обозвав меня французским бомжом, вернулась наконец к «смесителям, как у людей»

Скоро будет месяц, как я здесь на той-же планете Земля, но только в иной ментально-временной плоскости. В той, другой параллельной я позвонил шефу и сказал, что мой отпуск затянется пока не стабилизируется состояние матери. На другой стороне плоскости вежливо ответили:
--Bien sur, reste tant qu'il faut..* и положили трубку.
За окном февраль, идёт снег и жизнь в этой плоскости катится своим чередом. Народ ездит на трамвае, ругается, ходит в гости, смеётся, флиртует. Молчаливая данность, которой плевать на Эвклида с его плоскостной геометрией, неслышно бродит меж ними. Иногда она нехотя бьёт наугад, то инфарктом однокурсника, то женой друга детства, то сторчавшимся на глушняк подельником. С недавнего времени её удары ложатся всё ближе и ближе.
Проснувшись и некоторое время лёжа с закрытыми глазами, я долго соображал где я? В какой плоскости? Заслышав грохот компрессора старого холодильника, понял, что именно в той. Окончательно прейдя в себя, сел и громко спросил:
--Мам, ты пить хочешь?
Спрашивал для проформы, знал, что после госпиталя её постоянно мучила жажда, но жидкость была ограничена, из-за отёков.

°===°
Когда прилетел у меня, видавшего виды, заныло под сердцем и бессильно сжались кулаки при виде матери сидевшей на кровати. Ноги у неё страшно опухли и нехорошо порозовели,
--Давно в больницу надо было положить. Прошипел я бывшей жене:
--Без тебя ни в какую, говорит заколют. Говорит, дома хочу умереть. Помедлив, добавила: Тебя ждала.
--Ждала, блин .. Вызывай скорую. Мам, ты как?
Улыбнувшись сморщенным, как печёное яблоко, лицом, без вставных зубов мама походила на старушку-колдунью из кукольной постановки:
--Слава богу, приехал. Вот напасть, Вова, ноги не слушают совсем. Люда бруснику привезла. Мочегонное. Морсу мне свари.
Через час после звонка в квартиру ввалился мужик в засаленной фуфайке МЧС и объявил:
--Надо госпитализировать.
И мы поехали в больницу.
===
Татьяна, кругло сбитая, крашенная блондинка в толстых шерстяных чулках, нянечка-санитарка в госпитале, куда положили мать. С посетителями Танюха общается в неопределённом ментОвском императиве: Взял! Покатил! Ну что-же вы? Ножками, ножками ..
И ещё она занимается мягким больничным рэкетом: Не трындите, мужчина! Ну что я сделаю? Вас много, я одна.. Последнее принуждает меня засылать в больничный общак. Одинокой санитарке тоже надо как-то жить. И растить сына.
Торопливо пряча деньги, она уточняет:
--Это за неделю?!
--За неделю, за неделю .. Потом зашлю ещё. Ты, главное, подгузники меняй.
--Всё сделаем в лучшем виде.
Пообещала она и наклонившись к матери бодро крикнула, как глухой:
--Как дела баушка? И мне:
--Вы не беспокойтесь, мужчина. Я поморщился:
--Слышь-ты, подвязывай с «мужчинами» Делай, что говорят и дуру не вздумай включать. Та кивнула и заторопилась:
--Сейчас постельное на новое заменю.
Люблю-ли я свою мать?! Если честно, то не знаю. Задавать ей неадекватные, как изъясняется санитарка Таня, вопросы мне не стоит, но следующие две недели я ездил в госпиталь для ветеранов ВОВ и проводил там с матерью почти весь день. Возил её на процедуры, сам менял подгузники, обтирал влажной салфеткой. Мне было не в тягость подмывать лоно из которого когда-то появился на свет. Это было меньшее, что мог сделать для своей матери. Через два дня после прибытия и «проникновенного» разговора с зав.отделением наконец-то поставили диагноз: аритмия, острая сердечная недостаточность, диабет во второй стадии и нехватка гемоглобина. Гемоглобин подняли за неделю на сорок единиц эритроцитными капельницами. Через десять дней отёки немного спали, оставалась физиотерапия. Всё потихоньку налаживалось и мать захотела вернуться домой раньше срока. Каждый день спрашивала: Когда заберёшь меня отсюда?
Мы сидели на больничной койке, я гладил её по костлявым, разбитым артрозом плечам.
--Как приедем, первым делом помою тебя. Помнишь, как ты в Милане, на пересадке в туалете захлопнулась?
Она смотрела в окно и улыбалась, как видела что-то:
--Вова, забери меня завтра. Сил моих нет. Они специально открывают окна. Жуткий сквозняк и кашель никак не проходит.
--Хорошо. Завтра, так, завтра. В девять приеду.
Когда мы выгружались из такси, старушки у подъезда, здороваясь, печально покивали головами. Поднимались на лифте с соседом по лестничной клетке, тоже Владимиром, моих лет мужиком. На его вопрос: Где мы были? Я ответил, что возвращаемся из больницы. Мать стукнула меня по ноге, чтобы я замолчал. Она не хотела, чтобы кто-то знал о её слабости. Войдя в квартиру тяжело опустилась на банкетку у двери и вздохнула:
--Господи, как хорошо дома. Помедлив немного добавила со старушечьей подозрительностью:
--Думала, не заберёшь меня из больницы.
Ничего не ответив, я пошёл в ванную смывать выступившие слёзы.

°===°
--Может поешь чего-нибудь, вчера щи из свежей капусты сварил. Так ты хочешь пить или нет? Повторил вопрос, входя в её комнату.
Мама лежала на боку, подложив под щёку по-детски сложенные ладони и казалось крепко спала. Похорошев лицом, с расправившимися морщинами, словно улыбалась во сне. Подходя к постели, я заметил чуть высунутый, будто дразнясь, кончик языка и понял.
Понял, что теперь остался один на всём белом свете. Эгоистичный испуг потерявшегося ребёнка первое, что пришло мне голову.
--Ну вот, ну вот.. Заклинившей патефонной иглой перескакивало через бороздку и шипело в мозгу. Так и не свозил её в лес, за грибами .. А ведь обещал, сука, ещё той весной. Тварь ты..
Сжав зубы, спазматически дёргая диафрагмой, растирал кулаком слёзы. Опустившись на корточки рядом с кроватью, механически отметил время 02:30 и позвонил в менты. Теперь не было неопределённости и я вдруг почувствовал облегчение, тут же обозвав себя уродом.
Потом пришёл участковый, составив акт, вызвал труповозку.

На следующий день отбирая вещи для похорон, услышал булькнувшее SMS. «Завесь зеркала» гласило Ольгино, моей двоюродной сестры, сообщение.
В шкафу осталось много абсолютно новых вещей, которые я присылал. Теперь складывая ненужное барахло в мешок, сознался себе, что с моей стороны это было закамуфлированной попыткой откупиться за то что уехал, оставив её одну.
--Возьмите, пожалуйста, здесь всё новое. Мать так ни разу и не надевала. Уговаривал я сиделку Надежду Ивановну.
Не так много остаётся после нас, мешок поношенной обуви и какие-то тряпочки грустно подтверждают экзистенциальные смыслы.

--Володя, отпевание будем делать?
--Ты считаешь это необходимо?!
--Во всяком случае, хуже от этого не будет.
Мама пережила блокаду, в эвакуации пятнадцатилетней девчонкой впроголодь вкалывала на лесозаготовках, позднее став членом ВКП(б) вряд ли верила в сказку о бродячем философе. А вот в отца обрекшего сына на муки в угоду собственному честолюбию, почему-то мне верится легко. Теперь все теологические споры теряли смысл и я, чувствуя что мама была-бы не против, кивнул Ольге: Давай, чтобы всё было по-людски. Кремацию назначили на пятницу.

Похожий на прапора-отставника, старичок-служка появившийся перед отпеванием, расставляя свечки, принялся поучать, как надо себя вести при ритуале. Строго глянув на тётю Валю, всю жизнь мучившуюся больными ногами, которую я усадил на стул, сказал, что стоять нужно всем. Тётка сделала попытку подняться, но я остановил её жестом и посмотрел на мужичонку так, что Ольга предупредительно сдавила мне локоть. Дьякон, здоровенный молодой боров заплывший жирком ревностно соблюдающего все посты, гнусавым речитативом и дымом кадила заполнил небольшое помещение часовни так, что не продохнуть. Я с беспокойством поглядывал на тётку. Валя, Ольгина мать, была старшей сестрой, но первой ушла младшая Тоня. Сёстры любили друг друга и от этого часто ссорились. Но как-то раз мать рассказала мне что, когда отправляли в эвакуацию старшая сестра принесла ей буханку хлеба.
--Сама голодная прошла через весь город из Щемиловки (так называли предместье у Володарского моста, где они жили) к Финляндскому вокзалу, чтобы проводить младшую сестрёнку.
Мама всю свою жизнь хотела, чтобы все оставили её в покое. И наконец она обрела то, что хотела. Как-то давно, после моего очередного столкновения с законом она крикнула:
--Уж, лучше-бы ты сразу умер, я оплакала один раз и забыла. Она была импульсивной и частенько в запале говорила, то о чём после жалела потому что по сути была добрым человеком. Не в пример ей, я наоборот стараюсь молчать потому, что знаю несколько не очень добрых, с позиций христианской морали, способов выживания реализовать которые мне не составляет большого труда, но НЕ любить свою мать для меня также противоестественно, как желать зла самому себе. Чувство схожее с инстинктом самосохранения, а может быть это первый шаг к «возлюби ближнего, как самого себя» Кто знает? Если мы сами не уничтожим полностью наш вид, что вполне вероятно, то когда-нибудь эта христианская доктрина впитается в нашу кровь на уровне ДНК. Но сейчас слишком рано говорить об этом. Так почему я чувствую себя виноватым?
Подойдя к гробу для последнего прощания, погладил торчавший из-под косынки каштановый вихор. После больницы я покрасил ей волосы и подстриг коротко, как пацана. А помыть, как обещал, не успел. За меня это сделали чужие люди.

===
Ночью, лежа на вытертом, но крепком, как саркофаг диване, иногда сквозь бред телевизора слышу, как кто-то щёлкает выключателем на кухне, ворчит:
--У себя во Франции командуй. И шаркает тапками.
Но когда просыпаюсь, понимаю, что это сон.
Прощай, мама..

==
*Конечно, оставайяся скольно потребуется..

2013.02