Бесстрашный воин и поэт

   Иногда природа распоряжается так, что в отдельных людях закладываются выдающиеся качества, проявлению которых способствуют какие-либо неординарные обстоятельства, резко изменяющие нормальное течение жизни. Самым сильным подобным обстоятельством, повлиявшим на миллионы людей в 20-м веке, была Вторая мировая война, ставшая для народов Советского Союза Великой Отечественной Войной.

   В этом очерке я хочу рассказать о простом мальчишке – недоучившемся школьнике, ставшим отважным воином, талантливым поэтом и отличным врачом. Если бы всё, что о нём стало известно, не было бы подтверждено документами и свидетельствами очевидцев, можно было подумать, что это выдуманный сказочный герой.

   Он пошёл воевать в 16 лет, причём воевал на передовой в самом пекле боёв. Он был многократно ранен, из его тела извлекали десятки пуль и осколков, а несколько из них так и остались в нём до конца жизни. После тяжелого ранения в ногу её хотели ему отрезать, но он воспротивился этому и хирурги после сложной операции, угрожающей самой его жизни, сумели её сохранить. Пулей ему раздробило верхнюю челюсть, и опять военные хирурги сумели её собрать и восстановить. И после всего этого он всегда возвращался на фронт.
 
   А в промежутках между боями он умудрялся писать стихи о жестоких буднях войны, о себе и своих ровесниках-мальчишках, которым вместо юношеских радостей пришлось воевать, страдать от ран и погибать, не познав прелестных возможностей жизни.
 
  Окончилась война, ему повезло – он остался жив, правда, инвалидом, которому шёл всего двадцатый год. Но на его груди блестели пять боевых орденов, и впереди перспектива может быть нелёгкой, но мирной жизни.

   Передвигаясь на костылях, проявив огромное упорство, окончил школу, мединститут,  стал врачом. Причём, помня самоотверженность врачей, восстанавливающих его после многочисленных ран, он выбрал сложную профессию ортопеда-травматолога, и сам стал ставить пострадавших людей на ноги, в прямом и переносном смысле.

   Но всё же, несмотря на многие свои выдающиеся качества и героизм, прославило его на весь мир одно из написанных им стихотворений, состоящее всего из восьми строк. Но по всеобщему мнению это стихотворение сильнее, чем многие крупные литературные произведения, отразило жестокую правду войны. Вот эти строки.

Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам ещё наступать предстоит.

   Многие годы это стихотворение ходило в рукописи без имени автора, и считалось народным. В качестве такового его включали в литературные  произведения и выступления многие писатели и поэты, а некоторые даже, немного изменив, пытались присвоить себе авторство.

   И только спустя много лет, благодаря выдающемуся поэту и исследователю поэзии Евгению Евтушенко, стало известно имя автора этого стихотворения. Как оказалось, его написал в разгар Великой отечественной войны, в декабре 1944 года,  девятнадцатилетний, но уже бывалый воин-танкист, Ион Деген.  Евтушенко назвал эти восемь строк гениальными, ошеломляющими по жестокой силе правды, и сопроводил это стихотворение своим четверостишием.

     Что сделал стих Иосифа Дегена?
     Разрезал он острее автогена
     Все то, что называется войной,
     Треклятой, грязной, кровной и родной. 

   Тому, что стихотворение Дегена не было до этого официально напечатано и, соответственно, не было широко известно имя автора, была причина, которую я попытаюсь изложить.

   Уже после окончания войны, в том же 1945 году, было устроено литературное мероприятие, посвященное фронтовым поэтам, на котором эти поэты выступали со своими стихами. Пришёл на это мероприятие и двадцатилетний парень Ион Деген, передвигающийся ещё на костылях, и прочитал это своё стихотворение. Сидевший в президиуме знаменитый поэт Константин Симонов, как видно, не понявший тогда глубинный смысл этого стихотворения, посчитал его позорящим Красную армию, и прославляющим мародёрство.

   Мнение такого маститого поэта и общественного деятеля было равносильно правительственному постановлению, и закрыло Дегену возможность публикации, как этого, так и других своих стихов. Это было, конечно, обидно, но не особенно расстроило юношу, т.к. он не считал себя профессиональным поэтом, и все силы отдавал учёбе, а затем врачебной деятельности.

    Теперь немного из биографии Иона Дегена. Родился он 4 июня 1925 года на Украине в городе Могилёв-Подольский, в еврейской семье медиков. Его отец Лазарь Деген был простым  фельдшером, но считался великолепным диагностом. Для согласования того или иного диагноза, в сложных случаях, его приглашали даже дипломированные врачи в профессорском звании. В русско-японскую войну он служил в русской армии военным фельдшером, и был награждён тремя георгиевскими крестами. Трудно даже представить, что мог совершить военный фельдшер, да ещё еврей, чтобы заслужить такие награды.

   Когда он овдовел, то женился на влюбившейся в него медсестре, которая была моложе его на 36 лет, и в свои 59 лет стал отцом Иона. Умер он, когда сыну было всего 3 года. Уважение к нему было настолько велико, что хоронить его собралось много людей, приехавших из разных мест. И самое удивительное, что на его могиле прочитали свои молитвы не только еврейский раввин, но и священники католической, православной и мусульманской веры.

   Мать Иона, рано оставшись без мужа, воспитывала сына одна. Она его любила, но была с ним достаточно строга, и частенько наказывала за различные мальчишеские проделки. Жили они довольно скромно, т.к. зарплата больничной медсестры была небольшой. Поэтому он с 12 лет стал подрабатывать помощником кузнеца, и уже через год мог самостоятельно подковать лошадь. В  школе он учился хорошо, увлекался литературой, зоологией и ботаникой, активно участвовал в общественной жизни.  По его собственным словам, «рос юным фанатиком, беззаветно преданным коммунистическому строю».
 
   15 июня 1941 года после окончания 9-го класса Ион поехал вожатым в пионерский лагерь, а через неделю его, да и весь лагерь, застала начавшаяся война. Причём известила их об этом непросто информационным сообщением, а разрывами бомб и снарядов, наступающих вражеских войск. Возраст Иона не подлежал мобилизации, поэтому его с другими ребятами поместили в эшелон, предназначенный для эвакуации.
 
   Ион и его друзья, такие же 16-ти летние мальчишки, воспитанные в патриотическом советском духе, хотели защищать Родину, а не отсиживаться в тылу. Они сбежали из эвакуационного эшелона и вступили в создаваемый  «Истребительный батальон», который формально не входил в состав регулярной армии, а считался военизированным подразделением, помогавшим армии. Этим объясняется и то, что в него принимали школьников старших классов и других людей, неподлежащих по каким-либо причинам обязательной мобилизации.

   Всему этому «воинству», никогда не державшему в руках оружие, выдали ружья, карабины, гранаты и кое-как объяснили, как ими пользоваться. В первом же бою большинство из этих необученных в военном отношении людей погибло, не принеся эффективной пользы. Оставшихся же в живых, в том числе и Иона, включили в состав регулярной армии, не обращая внимания на несоответствующий возраст.

   Эти события, ставшие началом его войны, он отобразил в стихотворении, так и названным «Начало», отрывок из которого я представляю.

Девятый класс окончен лишь вчера.
Окончу ли когда-нибудь десятый?
Каникулы – счастливая пора.
И вдруг – траншея, карабин, гранаты,
И над рекой дотла сгоревший дом.
Сосед по парте навсегда потерян.
Я путаюсь беспомощно во всём,
Что невозможно школьной меркой мерить.
 
   Немцы стремительно наступали, его воинская часть попала в окружение, из которого с боями едва вырвались. Он был ранен, попал в госпиталь и после выздоровления вернулся в действующую армию. И уже, как бывалый воин, определён в разведку. При очередном выполнении задания в тылу противника был снова ранен, а после выписки из госпиталя направлен на учёбу в танковое училище, которое окончил с отличием, в звании младшего лейтенанта.
 
   Вся дальнейшая его служба проходила в танковых войсках, в которых он последовательно был командиром танка, командиром взвода танков и командиром танковой роты. Он непосредственно участвовал в боях, уничтожал вражеские танки, сам неоднократно горел в танке, терял друзей и не раз был на волосок от гибели.

   Но, несмотря на весь этот танковый ад, а нахождение в танке во время боя можно сравнить с нахождением в адском котле, он старался при любой возможности запечатлеть происходящее, в поэтических строках. Он написал много правдивых стихов о событиях, которые пережил сам, и по ним можно было бы составить большой литературный обзор. Но я не литературовед и приведу в этом очерке только отдельные отрывки из его стихов, оказавших на меня наибольшее впечатление.
   Вот отрывок из стихотворения, написанного им сразу после одного из боёв.
      
     Ни плача я не слышал и ни стона.
     Над башнями надгробия огня.
     За полчаса не стало батальона.
     А я все тот же, кем-то сохраненный.
     Быть может, лишь до завтрашнего дня.

   В одном из боёв его танк подбили, раненный и частично обгорелый он с трудом успел выбраться из танка до того как в нём взорвались боеприпасы. Его оглушённого отбросило далеко от танка, где его затем подобрали и отвезли в медсанбат. Ремонтная команда, которая затем очищала танк от оставшегося в нём человеческого месива, нашла там его оторвавшийся погон и посчитала его также погибшим, и на обелиске, установленном на братской могиле, выгравировали и его имя. Уже в мирное время он приводил на свою «могилу» жену и сына.
   Привожу отрывки из двух стихотворений, написанных им об этом.

     На фронте не сойдешь с ума едва ли,
     Не научившись сразу забывать.
     Мы из подбитых танков выгребали
     Все, что в могилу можно закопать.

Когда из танка, смерть перехитрив,
Ты выскочишь чумной за миг до взрыва,
Ну, всё, – решишь, – отныне буду жив
В пехоте, в безопасности счастливой.
И лишь когда опомнишься вполне,
Тебя коснется истина простая:
Пехоте тоже плохо на войне.
Пехоту тоже убивают.
 
  Члены экипажей танков, подвергаясь постоянной опасности, и находясь в тесной близости, были связаны между собой узами дружбы, наподобие родственных. Вот отрывок из его стихотворения, говорящего о такой дружбе.

Воздух – крутой кипяток.
В глазах огневые круги.
Воды последний глоток
Я отдал сегодня другу.

Но если сожжёт меня зной
И пуля меня окровавит,
Товарищ полуживой
Плечо мне своё подставит.

   Большинство воевавшей молодёжи, такой же, как Ион, получивших воспитание при советской власти, были атеистами, не верящими в бога. Но на войне, всё время подвергаясь смертельной опасности, они перед боем, всё же, мысленно обращались к кому-то свыше с мольбой остаться в живых. Вот, как Ион рассказывает об этом.

Есть у моих товарищей танкистов,
Не верящих в святую мощь брони,
Беззвучная молитва атеистов:
– Помилуй, пронеси и сохрани.
Стыдясь друг друга и себя немного,
Пред боем, как и прежде на Руси,
Безбожники покорно просят Бога:
– Помилуй, сохрани и пронеси.

   В юношеском мозгу воина-поэта, как и у его воюющих ровесников, было полное непонимание того, кто же виноват в происходящих событиях уничтожения, несвойственного природе.

Дымом
Всё небо
Закрыли гранаты.
А солнце
Блеснёт
На мгновенье
В просвете
Так робко,
Как будто оно виновато,
В том,
Что творится
На бедной планете.

  Но, несмотря на все ужасы войны, на каждодневную возможность погибнуть, сквозь видимые им раны, нанесённые природе, Ион, всё же, успевал любоваться жизнью.

Осколками исхлёстаны осины.
Снарядами растерзаны снега.
А всё-таки в январской яркой сини
Покрыты позолотой облака.
 
А всё-таки не баталист, а лирик
В моей душе, и в сердце, и в мозгу.
Я даже в тесном Т-34
Не восторгаться жизнью не могу.

 Была у него на фронте и первая любовь. Девушка-разведчица спасла его от гибели, вытащив вовремя из танка, и между ними возникли чувства. Они стали встречаться, читать друг другу стихи, и думали о совместном будущем. Смелый в бою он едва решался её поцеловать. Они любили и желали друг друга, но, будучи оба совершенно неопытными, боялись, что в случае интимных отношений она может забеременеть, и её отчислят из армии. Затем военные судьбы их разошлись. Вот отрывок из стихотворения, навеянного этой любовью.

     Мы нежность отдаем с неслышным стоном.
     Мы не успели нежностью согреть
     Ни наших продолжений нерожденных,
     Ни ту, что нынче может овдоветь.

   Подобные истории были почти у всех воюющих мальчишек, не успевших до войны познать чувства любви и совершить какие-либо запоминающиеся поступки. Вот отрывок из стихотворения, написанного им о том своём поколении. 

     В жару и в стужу, в непролазь осеннюю
     Мальчишки гибли, совершая чудо.
     Но я, не веря в чудо воскресения,
     Строкой посильной воскрешать их буду.
     Рассказывать о них, о не оставивших
     Ни формул, ни стихов, и ни потомков.

   Он не причислял себя к, так называемым, фронтовым поэтам, которые, в качестве военных корреспондентов от различных газет и журналов, приезжали на фронт и в относительной штабной тиши узнавали о «героических» событиях». А затем, в меру своего таланта, профессионально описывали их, частично фантазируя от себя для повышения значимости описываемого события.

   Он же был «летописцем», находящимся «внутри» боевых военных событий, о героичности которых не думал, а просто излагал собственные переживания происходящего, в стихотворной форме.

Я не писал фронтовые стихи
В тихом армейском штабе.
Кровь и безумство военных стихий,
Танки на снежных ухабах
Ритм диктовали.
Врывались в стихи
Рваных шрапнелей медузы.
Смерть караулила встречи мои
С малоприветливой Музой.

   Окончил он войну, можно сказать, героически. По официальным сведениям экипаж танка, которым он непосредственно командовал, уничтожил 12 вражеских танков, «Тигров» и «Пантер», 4 самоходных орудий, типа «Фердинанда», а также большое количество пушек, пулемётов и живой силы противника. Сам он сбился со счёта и точно не знал количество уничтоженных им вражеских танков. Он исходил из того, что за каждый лично уничтоженный танк начисляли 500 руб., ему в итоге по этому пункту начислили 8500 руб., получалось 17 танков, минимум.

   За свои военные подвиги он был награждён орденом боевого Красного знамени, орденом Отечественной войны первой степени, двумя орденами Отечественной войны второй степени и медалью «За отвагу», не менее почётной любого ордена.
Его даже дважды представляли к званию Героя Советского Союза.

   В первый раз, после боя, в котором танковый взвод под его командованием уничтожил 18 немецких танков. Второй раз, при героизме, проявленном им при штурме Кенигсберга. Причём, в этот раз к такому званию его представил сам командующий 3-м Белорусским фронтом генерал армии Иван Черняховский. Но оба раза этого звания ему не дали, ограничиваясь орденами, что было также почётно.

   Причины отказа могли быть разными, вплоть до неудачного стечения обстоятельств, такие случаи бывали в то время. А может быть повлияла не авторитетная его национальность или определённым органам стали известны его стихи, неудобные для начальства. Во второй раз, отрицательным влиянием могло оказаться то, что представление исходило, именно, от Черняховского, которого по слухам недолюбливал Сталин, и погибшего вскоре при загадочных обстоятельствах.

   Можно также добавить, что за свои боевые деяния он был причислен к танковым ассам, и в соответствии с танковой иерархией ассов Красной Армии находился на 16-м месте. Но самое главное для него было то, что он оправдал, полученное в армии прозвище «счастливчик», и остался жив, несмотря на многочисленные случаи, почти не оставляющие шансы для этого.

   За всё время войны, начиная с побега из эвакуационного эшелона, у него была потеряна связь с матерью. Она искала его, делала запросы в различные инстанции, но всё безрезультатно. Наконец, в конце войны до неё дошли сведения, что он служит в танковых войсках, и даже стал большим командиром. И она решилась написать письмо с запросом о сыне на имя самого Сталина. До Сталина, конечно, такое письмо не допустили, но сына её отыскали и сообщили, что он живой и находится после ранения в таком-то госпитале. Она приехала к нему и помогала восстанавливаться после тяжелого ранения.
 
   И так, после многочисленных операций и длительного лечения в госпитале, получив инвалидность, на костылях и с двумя оставшимися в теле пулями, бывший воин-танкист, не имеющий законченного образования и какой-либо специальности, вступал в большой гражданский мир. А этому воину-инвалиду не исполнилось ещё и двадцати лет.

   Многие инвалиды войны, будучи в его положении, впадали в депрессию и спивались. Но, наш герой, наблюдая в госпиталях самоотверженность врачей, многократно резавших и сшивавших его тело, соединявших из осколков его кости, и каждый раз восстанавливавших его физическую сущность, мечтал также стать таким же врачом.
 
   Но, чтобы получить профессию врача, надо поступить в институт, а для этого, как минимум, надо иметь аттестат зрелости. А он до войны окончил только девять классов, и за четыре года войны подзабыл многое, что и знал. И он обложился учебниками, самостоятельно подготовился и сдал экзамены за 10-й класс экстерном. А затем сдал вступительные экзамены и поступил в Черновицкий медицинский институт, который окончил с отличием.
 
   А было это в конце 1951 года, когда в советской стране, которую он, не щадя себя, защищал, во всю разгорелось пламя государственного антисемитизма, а в Украине, где он находился, в особенности. Его распределили в какую-то сельскую больницу врачом-терапевтом. Он же, хотя, как инвалид войны, имеющий право на свободный диплом, соглашался ехать в любое место, но только на должность врача-ортопеда. Он объяснял это тем, что хочет помогать восстанавливать здоровье таким же как он инвалидам войны, имеющим, в основном, травмы ног и рук. Но во всех инстанциях, куда он обращался, ему отказывали в его просьбе. И только после того, как он случайно встретил однополчанина, ставшего офицером КГБ, узнавшего в нём прославленного танкиста, вопрос был улажен.

   Начались трудные годы становления профессии  и набирания опыта. Он занимался практической ортопедической хирургией в больницах и одновременно медицинскими исследованиями в НИИ. Он не боялся браться за самые сложные и рискованные операции, и ему сопутствовал успех.

   Однажды в его больницу на скорой помощи привезли молодого мужчину, рабочего, у которого на производстве, каким-то образом, отрезало руку в области предплечья. Ни у кого из врачей, даже у профессора, не было опыта  по воссоединению отрезанной руки с телом, и никто не отважился взяться за эту операцию.

   А он, как когда-то бесстрашно ходил в атаку, взялся за эту рискованную операцию. Не было хороших инструментов и материалов, не было подобного опыта, и ему приходилось импровизировать в процессе проведения операции. И, несмотря на скептицизм и неверие окружающих, операция прошла успешно, и рука срослась с телом.
   Этот случай, да и последующие успешные операции значительно повысили его врачебный авторитет, особенно, у больных. И ещё, больные заметили, что в отличие от других врачей, просящих их для проверки пошевелить пальцами рук или ног, Деген просто нюхает эти части тела. Объяснялось это тем, что отмирающая человеческая плоть имеет характерный запах и по нему можно определить состояние раны, в т.ч. начинающуюся гангрену, без сложных анализов. Он заметил использование этого способа у полевых хирургов в медсанбатах, а уж запах гниющего человеческого тела он помнил хорошо.

   Успешно шла и его научная деятельность. В 1965 году он защитил кандидатскую диссертацию, а в 1973 – докторскую. Причем, тема его докторской диссертации впервые в стране, а может быть и в мире, была посвящена магнитотерапии, т.е. он теоретически обосновал влияние магнитного поля на человеческий организм, что позволило целенаправленно осуществлять соответствующее лечение. И ещё, он стал заниматься гипнозом, и это стало у него получаться, что ощутимо помогало процессу лечения. Способность к гипнозу, как видно, передалось ему генетически от отца, обладавшего этой способностью.

   И всё же, несмотря на успехи в профессии, на благодарность больных и уважение однополчан, он вынужден был уехать из страны, с которой его скрепляла пролитая им за неё кровь. Причиной этого, к сожалению, был антисемитизм. Попытаюсь изложить, хотя бы, некоторые факты этого явления, бывшие в его жизни.

  До войны, в период своего детства и юности, каких-либо признаков антисемитизма он не ощущал. Он вообще не чувствовал какого-либо своего отличия от остальных ребят. Почти такая же обстановка сохранялась и в первой половине войны. Во второй половине войны антисемитизм стал ощущаться, что проявлялось, в основном, в отношениях с начальством, и получением наград.

   Сильный антисемитизм он почувствовал, когда после войны вернулся в свою родную Украину. Антисемитизм проявлялся, как в административном, так и в бытовом плане. Поступить в институт в Украине еврейскому юноше было почти невозможно. Лично ему не могли помешать, т.к. участники войны, награждённые орденами, тем более инвалиды войны, шли вне конкурса. На словесные же оскорбления и физические действия он, бывалый воин, отвечал по законам войны.

   Пока он передвигался ещё на костылях, он бил обидчика одним из костылей. Когда сменил костыли на трость, то пользовался в подобных случаях ею. А трость у него была непростая. Её основа состояла из стальной трубы, залитой свинцом. Такую тяжесть он постоянно использовал для тренировки мышц, ну а когда она опускалась на обидчика, то отбивала у того охоту к дальнейшему взаимодействию.

   Во время учёбы в институте с ним произошёл следующий случай. В студенческой библиотеке он стоял в очереди за книгами. Группа студентов из пяти человек, также стоявших в очереди, стали приставать к нему, обзывая «жидом», а один даже ударил его в лицо. Тогда он поднял свою трость и вступил с ними в драку. Ему, конечно, досталось, но и он их избил здорово, а некоторых даже покалечил.

   Началось следствие, но библиотекарша засвидетельствовала, что пятеро студентов напали на него первыми. Выяснилось также, что с войны в мозгу у него осталась немецкая пуля, которая могла способствовать агрессии, и дело замяли. Но, все остальные антисемиты усвоили, что к этому еврею-инвалиду лучше не приставать.

   О случае, по всей вероятности на антисемитской почве, при распределении после окончания института, я уже писал. Подобный случай произошёл у него и при поступлении в аспирантуру. Куда бы он не тыкался, ему везде отказывали. Но война научила его упорству. Он поехал в Москву, и опять же, с помощью однополчан пробился в какую-то высокую инстанцию, из которой Киеву дали соответствующее распоряжение, и его приняли в аспирантуру какого-то медицинского НИИ.

   В этом НИИ у него также приключилась история, которая могла окончиться для него весьма плачевно. Во время заседания Учёного совета директор НИИ, сам не участвующий в ВОВ, с ухмылкой обратился к Дегену с вопросом, что не в эвакуации ли в Ташкенте, споткнувшись, он повредил ногу и на тамошнем базаре купил себе ордена. Тогда Деген, отставив в сторону свою знаменитую трость, которой можно было даже убить, на виду у всех членов Совета, врезал кулаком ему по морде так, что она залилась кровью. Затем, покрыв директора трёхэтажным матом, как делали танкисты, стреляя по врагу, вышел, ожидая скорого ареста. Но, всё обошлось, как видно, директор сам не захотел выставлять себя в неприглядном свете.

   В 1975 году японские учёные, заинтересованные в теории магнитотерапии, пригласили Дегена в свою страну на Международную конференцию. И хотя они обязались взять на себя все, связанные с этим, расходы, его не отпустили. Не отпустили его даже в социалистическую Польшу, когда его пригласили прочитать там курс лекций. И ещё, несмотря на то, что он был уже доктором медицинских наук, автором 90 научных трудов, и имел международный авторитет, ему не давали
соответствующую его статусу должность, он всё ещё был простым доктором больницы.
   Поэтому, когда открылась возможность, он подал заявление на отъезд в Израиль. Сразу же после этого ему предложили кафедру в Томском университете, но было уже поздно, и он отказался. В 1977 году он с семьёй репатриировался в Израиль.

   В Израиле медицинская комиссия установила его инвалидность в 84 процента, и он имел возможность не работать и жить на пенсию. Но, он хотел продолжать работать и ему предоставили такую возможность в одной из медицинских клиник.

   От самостоятельных научных исследований он отказался, т.к. для этого в Израиле надо было иметь гранты, получение которых было связано с оформлением различного рода бумаг, хлопотами и доказательствами, что он не умел и не любил делать. Он решил заняться врачебной практикой, тем более, когда увидел имеющиеся инструменты для сшивания кровеносных сосудов, для сращивания костей и прочие, о которых он мог только мечтать. Увидев их, он чуть не заплакал от сожаления, что у него таких не было в Союзе, ведь скольких людей он мог бы ещё вылечить.

   И он занялся лечением людей, применяя свое виртуозное хирургическое умение, методы магнитотерапии и гипноза, и конечно, с использованием новейших медицинских инструментов и приборов. Он занимался этим ещё двадцать лет, в течении которых лечил коренных израильтян, репатриантов и поселенцев, молодых и стариков, взрослых и детей, евреев, арабов и людей других национальностей, живущих в стране и приезжающих в неё специально на лечение. Благодаря своему высокому профессионализму и внимательному отношению к больным вне зависимости от их статуса, он имел, как говориться, большой авторитет.

   Кроме уважения за свою врачебную деятельность, он пользовался авторитетом, можно даже сказать, славой, как отважный воин Второй мировой войны, и его неоднократно чествовали по этому поводу.  Он единственный из людей, не служивших в израильской армии, был включен в перечень героических израильских танкистов.

   В Израиле он впервые сумел издать свои военные стихи и написать новые. Писал он и прозаические произведения, в основном, о войне. Его произведения издавались не только в Израиле, но и в США, России, Украине, Австралии и других странах, где были русскоязычные читатели. Он был не сторонник перевода их, в особенности стихов, на другие языки, т.к. считал, что при этом будут потеряны многие смысловые нюансы, понятные только на русском языке.

   В России об Ионе Дегене стали писать, и его имя стало там, более или менее, известным только в последнее десятилетие, и то, в основном, как автора стихотворения, помещенного первым в этом очерке. На встречу с ним в Израиль стали приезжать известные российские писатели, поэты, журналисты, режиссёры и другие общественные деятели.

   Поэт Евгений Евтушенко на встрече с ним рассказал, что Константин Симонов, перекрывший когда-то Иону возможность публикации своих стихов, оказывается спас его от ареста. Дело в том, что эти стихи, хотя и не были официально опубликованы, были известны соответствующим органам. И в одном из них они заподозрили, что в отрицательном смысле говориться о Сталине, и готовили арест автора, со всеми отрицательными последствиями. Вот отрывок из этого стихотворения.

Случайный рейд по вражеским тылам.
Всего лишь взвод решил судьбу сраженья.
Но ордена достанутся не нам.
Спасибо, хоть не меньше, чем забвенье.
За наш случайный сумасшедший бой
Признают гениальным полководца.
Но главное – мы выжили с тобой.
А правда – что? Ведь так оно ведётся.

   Органы подумали, что под «гениальным полководцем» имеется в виду Сталин, и Симонов сумел их убедить, что для 19-ти летнего лейтенанта, каким был тогда автор, самым большим полководцем мог быть только комдив или комбриг.

   Посетил Дегена и знаменитый артист Вениамин Смехов, и создал о нём фильм «Последний поэт великой войны», в котором он сам был ведущим. Посетил поэта и режиссёр Михаил Дегтярь, создавший затем фильм «Деген», в котором назвал Иона «самым великим из ныне живущих евреев». Среди посетителей был и известный писатель Михаил Веллер, который по согласованию с автором подготовил сборник его прозы «Война никогда не кончается», который вышел в крупнейшем издательстве «АСТ». При встрече  Веллер сказал: - «Ион Лазаревич, Вы написали одно из лучших стихотворений о войне. В этих замечательных, трагических и страшных восьми строчках, по мнению многих настоящих фронтовиков-окопников, и заключена вся жестокая правда о войне».

   В последние годы жизни Иона Дегена часто приглашали на различные заседания, конференции, интервью, связанные, в основном, со Второй мировой войной и днём Победы. При этом вручались многочисленные памятные и юбилейные награды Израиля, России и других стран. Он относился к этому довольно скептически, и написал по этому поводу стихотворение, отрывок из которого я привожу.

       Привычно патокой пролиты речи.
       Во рту оскомина от слов елейных.
       По-царски нам на сгорбленные плечи
       Добавлен груз медалей юбилейных.

       Сейчас всё гладко, как поверхность хляби.
       Равны в пределах нынешней морали
       И те, кто б****овали в дальнем штабе,
       И те, кто в танках заживо сгорали.

   Умер бесстрашный воин, талантливый поэт и отличный врач на 92-м году своей легендарной жизни 28 апреля 2017 года.