Глава 29. Возвращение в повстанческий лагерь

«…Баенник – хозяин бани, он живёт там и частенько безобразничает. Вот рассказывали мне наши повстанцы такую историю. Затопили они как-то баню, стали воду туда носить. Принесут воды, нальют её – кажется, что много. Пойдут ещё раз воды принести, возвращаются – а воды опять нет, будто выливает кто-то. И так несколько раз носили, пока не додумались, что баенник, видимо, не хочет, чтобы сегодня мылись. Ну а что оставалось делать? Так и ушли, не помывшись. А баню, получается, зря топили. Вообще, баенник у нас своенравный, ещё любит он подшучивать, особенно над женщинами. Так, жена Тихомира, собиралась одеваться после того, как помылась. Смотрит во все стороны, а одежды не видит, будто унёс кто-то. Так и бежала в одном полотенце до дома. А на утро пошла в баню – одежда лежала точно на том месте, куда она её вчера положила...»

Эту историю рассказывал Богдан гномам в то время, когда Даня и Сияна вернулись в деревню. Увидев, как молодые люди входят в комнату, мужчина резко замолчал.

- Ну, а что же было дальше? – спросил один из гномов, сидевший спиной к выходу и не видевший вошедших.
- Потом расскажу, - ответил Богдан, вставая со стула. Он обнял сестру и поздоровался с юношей за руку. – Как путешествие? – спросил он, обращаясь к молодым людям.
- Всё хорошо, - ответил Даня, - мы достигли цели своего путешествия.
- Мы принесли тебе лечебные ягоды, - сказала Сияна. –  Сделаю тебе отвар, и ты быстро пойдёшь на поправку.
Девушка сняла с плеч свой колчан и сунула руку в один из его карманов. Там лежали, спутавшись между собой, ожерелья из красных ягод. Не распутывая их, она разорвала одно украшение и вытянула из него несколько ягод, после чего она небрежно засунула ягодные нити обратно в карман колчана. С этими несколькими бусинами она вышла из хижины на поиски места, где можно было бы сделать отвар.
- Когда мы вошли, ты рассказывал какую-то интересную историю, - начал Даня, обращаясь к Богдану.
- Да. Про то, как баенник в нашей бане шалит, - отвечал тот. – Ха! Угрюмый малый!
- В бане повстанцев живёт баенник? – поинтересовался юноша, присев на свободный стул рядом с мужчиной.
- Послушай, Даня, в Аристарии в любой более-менее нормальной бане есть свой баенник, от этого никуда не деться. Это сама сущность бани. Ну, конечно же, и в нашей бане тоже есть баенник.
- А его кто-нибудь когда-нибудь видел?
- Понимаешь ли, Даня, такие существа как баенники, домовые, лешие не очень-то любят общаться, и тем более с людьми… - Богдан осекся, поняв, что тема разговора уходит не в то русло, а потом продолжил: - Да что мы о всякой ерунде говорим! Ну?! Нашли вы Ирий?!
- Да, – скучающе произнёс Даня.
- И как там? Молочные реки, кисельные берега? – усмехнулся мужчина.
- Зря смеёшься! Все легенды оказались правдой! И гуси-лебеди там тоже есть, - утвердительно покачивая головой, ответил юноша на колкость Богдана.
- И вы нашли ирийских птиц?
- Нашли.
- И что они сказали?
- Сказали, что моя мать Добромила жива, и чтобы её освободить мне нужно взять у баенника его шапку-невидимку.
- Как?! Царица жива?! – нахмурился Богдан.
- Алконост пропела, что Добромила – пленница в волоярском замке. Замок сторожит аспид, и его нужно победить.
- А можешь подробнее мне всё рассказать? – всё спрашивал мужчина.
Даня вкратце рассказал повстанцу обо всём, что произошло в Ирии (кроме их с Сияной поцелуя, конечно же, и дальнейшего выяснения отношений между ними). Но как ни старался юноша сжать свой рассказ, всё равно он получился длинным. За это время Сияна уже успела найти у гномов комнату, подобную кухне, и заварить там красные ягоды.
- Ты хочешь сказать, что во дворе сейчас стоят два единорога: чёрный и белый? – недоверчиво переспросил Богдан.

В ответ на вопрос Даня вскинул брови и утвердительно покачал головой.
В этот момент в комнату вошла богатырка с кружкой горячего красного отвара. От кружки шёл белый пар, а запах красных ягод быстро заполнил всю хижину. Сияна подала отвар  брату и сказала: «Пей!»

Богдан молча взял кружку двумя руками и выпил всё до дна. Он отдал пустую ёмкость сестре, а затем попробовал подёргать плечом. Боль больше не чувствовалась. Затем повстанец стал делать рукой круговые движения, разминая раненное плечо. О чудо! Мужчина стал абсолютно здоровым! Богдан скинул с руки рукав своей рубахи, оголив с некогда раненное плечо, и посмотрел на рану: она стала постепенно исчезать прямо на его глазах, пока полностью не пропала, оставив после себя лишь тонкий едва заметный шрам.

– Неплохие такие ягоды! – сказал Богдан, удивлённо наблюдая за исчезающей раной.
– А то! – воскликнула Сияна. – Ты бы видел наших скакунов!
– Даня только что рассказал мне о них, - ответил мужчина. Убедившись, что рана полностью исчезла, он вновь просунул руку в рукав. – Мне уже не терпится посмотреть на них.

Улыбнувшись, богатырка кивнула головой в сторону выхода. Девушка не заколола свои локоны, и когда она кивнула, одна прядь упала ей на лицо. Поправляя волосы, она ненароком бросила взгляд на Даню, который тоже в этот момент смотрел на неё. Увидев, что юноша тоже смотрит на неё, она быстро отвела взгляд. Улыбка с губ Сияны резко сошла, она выглядела немного растерянной. Из-за своего смущения девушка незамедлительно направилась к выходу.

Вслед за ней к выходу пошли Даня и Богдан. Повстанцу очень хотелось посмотреть на единорогов. Он никогда не видел живьём этих животных, только когда-то читал о них в книгах.

Мужчина вышел из хижины и увидел двух крылатых единорогов, пасущихся рядом. Оба скакуна были прекрасны, их крылья были опущены и немного волочились по земле. Их изящные формы напоминали молодых мустангов, и только торчащий изо лба рог и крылья выдавали в них другой, совершенно иной вид фауны.

– Это единороги?! – вопросил Богдан, не веря своим глазам. – Считалось, что они все давно вымерли! А чёрный… Я думал это легенда!
– Легенда оживает! – сказала Сияна, подойдя к брату и хлопнув его по плечу. – Подойди, он не кусается, – предложила богатырка, имея в виду Индрика. – Ну, по крайней мере, меня он не кусал.

Богдан осторожно подошёл к чёрному единорогу и стал гладить его по гриве, приговаривая: «Хороший, хороший».

Даня вышел из хижины и опёрся спиной о косяк двери, сложив руки на груди. Он молча наблюдал за тем, как Богдан восхищался крылатыми единорогами. Дав мужчине немного времени полюбоваться на прекрасных скакунов, Даня сказал:
– Нам пора возвращаться к повстанцам!

* * *

Богдан вместе с Сияной взобрались на Индрика, Даня оседлал Графа. Им понадобилось несколько часов, чтобы верхом на крылатых единорогах добраться до лагеря южных повстанцев (пеший путь до Северных гор занял чуть больше двух седьмиц). Холодный ветер дул в лицо. В Аристарии очень резко похолодало, а может быть, просто так казалось – деревня гномов обогревалась внутренними горными источниками (теми же, что раскаляли плавильные печи на нижнем уровне подземной части деревни), а Ирий – это райская земля (как считалось), и там всегда была прекрасная тёплая и солнечная погода. На равнинной части Аристарии ноябрь взял полноправные бразды правления. Местные называли этот месяц листопадом. И это название оправдывало себя: листва деревьев уже выкрасилась в жёлтые и красные цвета и интенсивно опадала. Ночами уже прихватывал морозец, по утрам на опавших листьях красовался белый иней.

В повстанческом лагере троих путешественников встретил Елизар. Он так же, как и в день, когда они отправились в путь, сидел на лавке возле своей хижины, правда, на этот раз он затачивал не нож, а кинжал. На его плечах висел светлый зипун с меховой нашивкой на воротнике, на ногах красовались сапоги из овчины, закрывавшие всю голень (сильно потрёпанные и потерявшие вид, но зато тёплые). Он был очень рад, что племянник всё-таки решил остаться в Аристарии. Елизар встал с лавки, отложил точило в сторону, а кинжал спрятал в ножны, и обнял по очерёдности всех троих. Богдан и Сияна сразу же отправились отдыхать с дороги в свои покои. Даня же остался со своим дядей. Он присел рядом с мужчиной на лавке и стал рассказывать ему обо всём, что с ним приключилось: и о разрушении западного лагеря, и о воздушном шаре, и об Ирии, и о райских птицах.

Весть о том, что лагерь западных повстанцев разбит, сильно расстроила Елизара. «Теперь мы стали слабее… Слабее…», – сказал он, узнав о страшной вести.

– И ещё, самое важное, – продолжал свой рассказ Даня, – Добромила жива. Она в плену у Велислава.
– Все думали, что она погибла в тот страшный день, – сказал Елизар.
– Я должен освободить маму, – с уверенностью в голосе произнёс юноша. – Алконост пела о какой-то шапке-невидимке, которая есть у баенника. С её помощью я смогу попасть в волоярский замок.
Елизар удивлённо приподнял брови:
– Баенник, говоришь… Нехорошо ссориться с ним, – в задумчивости произнёс мужчина. – Да и так просто с ним не заговоришь. Он на глаза-то не появляется почти.
– Елизар, это очень важно. Без этой шапки я не доберусь до мамы, – буквально взмолился Даня.
– Время нужно... – повстанец по-отечески положил на Даню руку. – А сейчас пойдём ко мне в хижину. Ты, наверное, замёрз, а в твоей хижине даже печи нет. Я же не знал, вернёшься ты или нет, поэтому не давал задания повстанцам строить у тебя печь.

Они вместе встали с лавки и пошли в хижину Елизара. В простеньком жилище было очень тепло, даже немного жарко. Когда Даня уходил в путешествие, печи ещё не было, но она отлично вписалась в интерьер хижины его дяди, простого богатыря, как будто сошедшего со страниц русских былинных сказаний.

Юноша снял с плеча потёртую походную сумку, которую ему дал Елизар перед путешествием в Северные горы. Он открыл её, чтобы вытащить скатерть-самобранку, но под руку как всегда попался котелок. В этот раз Даня лишь улыбнулся одним уголком рта, нащупав назойливую вещь. Юноша вытащил из сумки этот котелок и передал его Елизару со словами благодарности (он ни слова не сказал о том, как на протяжении всего пути его раздражал этот котелок). Дядя, кивнув, взял вещицу и положил его на печь рядом с другой посудой. Даня, вынув из сумки скатерть-самобранку, расстелил её на стол и заказал у неё самовар с горячим сладким чаем, лимон и баранки, после чего уселся за стол на один из стульев.

Елизар, наливая из самовара горячий чай в кружки, стал рассказывать:
– Тихомир как-то поделился историей одной. Значит, дело было так: мылись они с мужиками в бане. Собирались уходить, а тут Тихомир заметил, что на каменке шапка какая-то сушится. Он вышел в предбанник и спросил, кто на каменке шапку оставил. Никто не признал. – Елизар поставил кружку с чаем перед Даней и сел рядом на соседний стул. Сделав глоток чая, мужчина продолжил: – Тихомир решил забрать эту шапку – вдруг кто искать будет. Вернулся – смотрит, а шапки уже той нет. А из бани он последний выходил, и никто в баню не возвращался. Вот и делай выводы. А может это и была та шапка, про которую тебе райские птицы напели.
– Очень может быть! – с воодушевлением сказал Даня и потянулся за баранкой. – Нужно предупредить повстанцев, – сказал он, откусив кусочек угощенья, – пусть каждый день люди ходят в баню, и каждый день внимательно осматривают каменку.

* * *

Сияна сидела на кровати в своей комнате, поджав под себя ноги. На ней была одежда, в которой она обычно ходила тренироваться: чёрные штаны, а сверху свободная красная рубаха, затянутая плотным чёрным кожаным корсетом, служившим своего рода лёгким доспехом. Обстановка в комнате была по-спартански проста, удобна и без всяких излишеств. Справа от входа стоял незамысловатый шкаф для одежды, такие шкафы стояли во всех хижинах, потому что делал их один человек – повстанец по имени Деян. Было ли это его имя или его так прозвали, за то, что он очень деятельный (мастер на все руки) Сияна точно не знала. Но когда-то ей пришлось бороться на мечах и с ним за право оставаться незамужней девицей. На правой со стороны двери стене располагалось большое окно. По утрам в это окно заглядывало солнце, будя своими лучами спящую богатырку, но сейчас было пасмурно. Возле окна располагалась простая деревянная кровать. Возле кровати у противоположной от двери стены стоял деревянный стол, которым девушка пользовалась ещё в старом лагере. Чуть дальше находилась стойка с большим количеством полок, заполненных разными видами оружия и снаряжением для сражений: три лука разной длины, стрелы деревянные и светящиеся, два колчана, несколько ремней с креплениями для ножен, шлем (который она редко надевала, хотя в день первой встречи с Даней он был на ней), кольчуга, части доспехов лёгких и тяжёлых, кинжалы, её меч. Теперь на одной из полок со снаряжением появился меч Агны. В паре локтей от стойки со снаряжением висело небольшое прямоугольное зеркало, в которое Сияна смотрелась не очень-то часто, только при крайней необходимости (в основном для того, чтобы причесаться и поправить одежду).
Сияне и Богдану, как брату и сестре, определили одну большую хижину с тремя комнатами: одна для Сияны, одна для Богдана, одна комната с печью, служившая одновременно кухней, прихожей и местом для проведения повстанческих собраний. Печь была выложена в центе жилища, и от неё обогревались все комнаты. За всё то время, пока не было Богдана (предводителя южного повстанческого движения), Елизар взял бразды правления лагерем на себя. За это довольно короткое время повстанцы успели обустроить новый лагерь и подготовить его к зиме. Исключением была хижина Дани, больше напоминавшая временное сооружение.

Волосы Сияны были мокрые (после прибытия в лагерь Богдан велел растопить баню, и девушка с братом по очереди там помылись), несколько прядей упали на плечи, остальные распластались по подушке. Рядом на столике лежал амулет «символ Рода в солнце», в руках богатырка держала красную книжку, на обложке которой было написано «Былины о борьбе с нечистой силой». Эту книжку она взяла в пещере аспида в Северных горах в качестве компенсации за чувство холода, который она тогда испытала. Девушка перелистывала страницы, разглядывая рисунки, сделанные искусным художником: вот изображения аспида с чёткими прорисованными линиями крыльев, двух хоботов, зубов, а вот изображение богатыря в пластинчатых доспехах. В книжке лежало перо птицы Алконост, Сияна приспособила его в качестве закладки. Богатырка взяла перо и стала крутить его двумя пальцами. «И зачем оно нужно? – думала она. – Если бы я по глупости не подобрала бы его в райском саду, то смогла бы задать вопрос птицам. А так, только зря путешествовала». Хотя, конечно, не зря: она помогла наследнику, будущему царю Аристарии в достижении его цели. Это ли не долг аристарийской богатырки? О том, что произошло между ней и Даней в Ирии, она старалась не думать, хотя это у неё плохо получалось. Сложно состязаться с призраком соперницы, тем более что Сияна никогда и не соперничала на любовном фронте и не знала, как это делать. Вот отбиваться от навязчивых предложений руки и сердца мужчин – пожалуйста. А здесь ей даже посоветоваться было не с кем: мать умерла, а подруг она себе не нажила, только потому, что у неё всегда были разные интересы с дочерьми повстанцев: никто из них не разделял любовь к оружию и тренировкам. Девушки из лагеря обсуждали одежду, цветы, рукоделие и парней, а у Сияны от этих разговоров начинался приступ зевоты. Ну не разговаривать же о своих чувствах с Богданом, который и так утомил её своей чрезмерной опекой.

Раздался стук в дверь. Сияна положила в книжку перо, закрыла её и небрежно бросила на стол, а потом сказала, не вставая с кровати:
– Войдите!
В её комнату вошёл Богдан.
– В повстанческом лагере планируется собрание, – сказал он. – Даня хочет обсудить с повстанцами посещение Ирия. Так что собирайся и выходи в комнату собраний.
– Хорошо, – ответила девушка и кивнула головой, после чего брат покинул её комнату, закрыв за собой дверь.

Сияна встала с кровати и подошла к зеркалу. Она стала внимательно рассматривать своё лицо, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую (чего она никогда не делала). Затем она потянулась за гребнем и стала расчёсывать свои длинные смолисто-чёрные волосы. Ей вспомнилась причёска Агны, которая так ей понравилась, когда они бились на плато близ Северных гор. Богатырка подумала, а почему не попробовать сделать такую же причёску сейчас? Из верхних прядей своих волос она заплела по три тоненьких косички с каждой стороны и завязала их красными шерстяными ниточками.

Со стола девушка взяла свой амулет «символ Рода в солнце», талисман из деревни гномов, который она сделала своими руками. Богатырка редко с ним расставалась, вот и теперь она надела его, после чего направилась к двери.

Выйдя из своей комнаты, Сияна оказалась в кухне-прихожей, где располагалась большая русская печь, побеленная смесью из мела и молока. В комнате уже толпились несколько повстанцев, пришедших на собрание раньше всех, и о чём-то разговаривали.

Богатырка отошла немного от двери своей комнаты и стала вглядываться в лица, высматривая Даню, но он ещё не пришёл. Проходя мимо сестры к длинному столу заседаний, Богдан вскользь приобнял её и сказал:
– О! Причёска, как у Агны? Тебе идёт!
Сияне было неприятно, что брат подчеркнул, что у неё причёска как у девушки-волкодлака, но не стала подавать виду. Она нащупала двумя пальцами одну тоненькую косичку, перевязанную красной ниткой и, нахмурившись, посмотрела на неё. Затем девушка, скорчив недовольную гримасу, небрежно бросила косичку за плечо. Она направилась к столу заседаний и села на своё место (по левую руку от Богдана).

Вскоре в дверях появились Даня и Елизар. На юноше был надет старый заплатанный зипун Елизара тёмно-серого цвета с металлическими петлями и пуговицами. Даня, можно сказать, «утонул» в этой большой мешковатой телогрейке с дядиного плеча (заметно большего плеча, чем у юноши). Он быстро скинул этот зипун и повесил его на гвоздик возле входа.

Направляясь к столу заседаний, Даня здоровался с повстанцами за руку. Наконец, он приблизился к столу и сел на своё место (по правую руку от Богдана, напротив Сияны). Он посмотрел на богатырку, но девушка отвела взгляд в сторону.
– Хорошенькие косички, – заметил Даня, не сводя с неё глаз. – По-моему, у Агны были такие же.
Сияна бросила хмурый взгляд на Даню, а Богдан стал негромко посмеиваться, подперев подбородок кулаком.
– Вы что?! Сговорились что ли?! – сердито сказала богатырка, обращаясь к юноше и своему брату. Её сердитость выглядела одновременно мило и смешно, а не грозно, как пыталась изобразить богатырка. Богдан стал смеяться громче, а Даня лишь неуверенно улыбнулся, не понимая в чём дело.
– Я опять что-то не то сказал? – пробормотал юноша.
– Только что я ей то же самое сказал, – сквозь смех сообщил Богдан, обратившись к Дане.

Сияна закатила глаза и отвернулась от обоих, положив на стол свои локти.
Даня вдруг заметил, что вообще не припомнит случая, когда Богдан смеялся. Брат Сияны ему казался вечно хмурым, занятым только проблемами повстанческого лагеря и нравоучениями сестры. В этот момент повстанец выглядел жизнерадостно.

Затем Даня подумал о том, что какой же разной была внешность у Сияны и Богдана. На первый взгляд и не скажешь, что они были родственниками. Хотя, разрез и цвет глаз у них был одинаковый, но Богдан был светлым блондином, а Сияна жгучей брюнеткой.

Дождавшись, пока все повстанцы займут свои места, Богдан начал вести собрание. С его лица сошла улыбка, и оно приобрело привычное невозмутимое выражение. Он дал слово Дане, представляя его как наследника престола Аристарии Ставрона (Даней его теперь называли только в узком кругу).

Наследник не стал вдаваться в подробности своего путешествия в Ирий и лишь рассказал о райских птицах и о том, что пропели птицы про их царицу Добромилу.

– И вот ещё что, – продолжал юноша свою речь, – нам нужен график обхода бани. – Обхода бани? – недоверчиво переспросил Тихомир. – В бане мыться надо, а не обходить её! – усмехнулся повстанец.
Некоторые из повстанцев (в основном те, которые сидели ближе к Тихомиру) тоже стали хихикать.
– Перестаньте глумиться! – строго сказал Елизар своим громким басом. – Ставрон говорит серьёзно. И вообще, вам уже пора привыкать подчиняться его приказам! Не забывайте, перед вами наследник трона Аристарии! А ты, Тихомир, – обратился богатырь к усмехавшемуся повстанцу, – чего расхихикался?!
– Да я… я… н-ничего… – стал заикаться повтанец.
– Ничего, ничего… – продолжал напирать Елизар. – А не ты ли всем рассказывал историю про исчезнувшую шапку на каменке?!
– Ну я… А причём тут эта история-то?
– А притом, – продолжал Елизар, – нам нужно раздобыть эту шапку.
– Шапку баенника? – переспросил Тихомир, посмотрев на Даню. Юноша кивнул головой. Затем он посмотрел на Богдана, и тот тоже сделал утвердительный жест. Тихомир растерянно пожал плечами и развёл руками.
Было решено – ежедневно протапливать повстанческую баню, каждый день кто-то должен был в ней мыться и стеречь её.