Старая Ковна
Костел Витовта, начало XVв. Каунас, Литва.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
СТАРАЯ КОВНА
Содержание:
Ворота в Литву. Ковенский замок. Страстная суббота 1362 года.
Призрачный гарнизон.
Битва при Рудау, 1370. Первый виток междоусобицы, 1377-1382.
Литовский беглец, 1382. Первое отступничество, 1384. Это не измена, это политика.
Военный музей.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«В Каунасе всегда холодно, в любое время года, даже летом. Наверное, это от того, что здесь ветрено. А ветрено, возможно, потому, что город стоит в месте слияния двух рек - Немана и Няриса…».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . ВОРОТА В ЛИТВУ.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Топкое место.
Священный огонь погас, забытый юной жрицей-вайделоткой, которая должна была его поддерживать, но вместо этого слишком задержалась на любовном свидании. За столь ужасный проступок ее должны были умертвить, но старый жрец, постигший жизненную мудрость лучше прочих, спас девушку. Он устроил костер над глубокой ямой. Во время огненной казни, обвитая дымом от сырых дров, жрица словно под землю провалилась.
Говорят, ее звали Алексота, или, может быть, Милда. Ей навредила мачеха, это она на нее донесла. Мачехи часто такие злые… Потом спасенная красавица родила ребенка, которому дала имя Кунас. Основанный им на мысу в месте слияния рек Немана и Няриса город получил название в его честь.
Нет, кажется, все было не так. Кунасом звали одного из трех сыновей Палемона, патриция, прибывшего на берега Немана прямо из Рима. И тут же еще род Колонна, отсюда герб Гедиминовичей - Колюмны. Хотя кто только не старался вывести свою родословную от благородных римских корней…
В польских хрониках говорится, что Кунас (Кунос, Конас), сын Палемона-Либона, погиб под городом Слонимом во время сражения с князем Ярославом Владимировичем (тем самым, Мудрым) в 1040 году, а замок свой он основал на 10 лет раньше, в 1030 году. Как меланхолично констатируют историки, «достоверностью эти сведения не отличаются, наиболее ранний отзвук данной версии восходит к 1280 году».
Совсем прозаично – на языке балтских племен, которые здесь обитали, в названии города угадывается обозначение «низкое, топкое, болотистое место». Топями и прочими болотами местный антураж славился издавна.
Каунас… Однако до XX-того века это была Ковна. Или, в полонизированной версии, Ковно. И Нярис был Вилией (то ли великая, то ли извилистая река, скорее второе; возможна еще волчья тема: волки - вильцы). Отсюда Вильна, основанная Гедимином на Вилии и ставшая Вильнюсом только в 1939 году.
Орденские хронисты называли город Кауве (Герман Вартберг, Ливонские хроники) или «Caudepil» - «Каувдепил» (Торнский анналист), повторяя, как считается, местный топоним (у балтов «pils» – укрепленное городище). В Хронике Быховца это «Куносов замок», тогда уже хорошо знали легенду о Палемоне, - собственно, в этой хронике она и приводится.
Издавна гербом Ковны было изображение тура. Откуда взялся этот символ? Ах да, та жрица, нарушившая обет, согрешившая любовью, видела во сне «быка в доспехах и с крестом между рогов», что было растолковано как пророчество о рождении ею необычного ребенка, которому судьба предначертала совершить великие дела – основать город, например. Правда, крест между рогов тура появился только в конце XV века, после Крещения Литвы, что прослеживается по городским печатям. А в густых окрестных лесах когда-то водились туры. Из шкуры только-только добытого тура делали пояса-обереги для воинов. Позднее символ, украшавший в старину городские печати Ковны, был забыт, но затем возобновлен вновь, в 1935 году, когда белый тур с золотыми копытами и крестом на голове на красном фоне стал официальным гербом Каунаса.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Ворота в Литву.
Город находился на границе территории, которую некоторые современные исследователи считают, в отличие от Жемайтии – Низкой земли и Аукшайтии – Высокой земли, собственно Литвой, а это в основном Виленский край. После того, как два самых талантливых сына-наследника Гедимина, Ольгерд и Кейстут, договорившись между собой, провели перестановку прочих братьев относительно земельных владений и властных притязаний, что стало залогом длительной внутренней стабильности Литовского княжества, во владения Кейстута вошла и Ковна (Троки, Городна, Берестье, Ковна, Жемайтия, при этом Ковна – Каунас – принадлежность Жемайтии).
Если посмотреть на карту, становится очевидным, что Ковна занимала важное стратегическое положение: только захватив этот город, рыцари Тевтонского ордена, обосновавшегося в Пруссии, могли пройти вглубь литовских земель, к самой столице - Вильне. Ковна - это были «ворота в Литву».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . КОВЕНСКИЙ ЗАМОК.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Плен князя Кейстута. 13 марта 1361.
Известно, что в 1360 году между Литвой и Орденом началась новая война. В то время Орден возглавлял великий магистр Винрих фон Книпроде, его противниками в Литве были великие князья (короли, как их называли тевтонские хронисты) - Ольгерд и Кейстут.
Ливонская хроника Германа Вартберга гласит: «В том же году (1360), поcле Воздвижения св. Креста (14 сентября), литовские короли с двумя отрядами жестоко опустошили.... и сожгли церкви. Хвастаясь, они возвратились с добычею домой.
В 1361 году, после дня апостола Матвея (24 февраля), литовцы завоевали подступом церковь Леневерде; с добычей и пленными они возвратились домой. В то же время, разделив свое войско, они были перед Митовом.
В 1361. В том же году, в субботу накануне Юдики (13-го марта), литовский король Кейнстут был взять в плен в одной из битв пруссаков с литовцами и привезен в Мариенбург.
В 1361. В том же году, после Мартинова дня (после 11 ноября), пленный Кейнстут, незамеченный, убежал из замка Мариенбурга и возвратился домой в свою землю».
Торнский анналист: «В 1361 году Кейстут, литовский король, был схвачен (перед Вербным воскресеньем) в Прусской земле и в этом же году достойным сожаления образом бежал из замка Мариенбург (16 октября).»
Кейстут около года находился в тюрьме в Верхнем (Высоком) замке Мариенбурга (камеру для высокопоставленных пленников, в которой его содержали, можно видеть в Мариенбургском замке и сегодня, только почему-то под названием «камера Витольда», то есть Витовта… так все перепутывается со временем). Затем князю устроили побег - доверенный слуга магистра, крещенный прус или литовец (даже имя называют – Адольфо, хотя в хронике этого нет), открыл дверь его комнаты и вывел его из замка.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Знамя с черным петухом.
В Кёнигсберге хранилось некогда взятое в качестве военного трофея БОЕВОЕ ЗНАМЯ князя Кейстута, с изображением скачущего вороного коня, а на нем - черный петух. Вороной конь и черный петух, как об этом рассказывают, были символом Каваса (или Кавляса), языческого литовского бога войны, которому посвящался месяц март. Перед сражением Кавлясу приносили в жертву черного петуха. Знамя в Кёнигсберге - это был не единственный трофей подобного рода. В Таллине (ранее Ревель), в церкви Святого Олая хранилось знамя, отнятое рыцарями у литовцев, с бронзовым петухом.
Неизвестно, когда знамя Кейстута попало в руки орденских рыцарей. Сражений было много, и не все удачные для литовцев. Наиболее вероятно все же, что знамя было взято в плен в тот несчастливый для Кейстута день, когда он сам попал в плен, и второй приходящий на ум вариант – в битве при Рудау возле Куршского залива в 1370 году, когда литовцы были разбиты.
Знаковый трофей до нашего времени не дошел, канул где-то в прошлых веках, осталось только известие.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Страстная суббота 1362 года.
Зимой 1361 года комтур замка Рагнит, Генрих Шенинген, получил от великого магистра Винриха фон Книпроде приказ добыть сведения об укреплениях литовского замка Caudepil на правом берегу Мемеля (Немана).
Город, основанный некогда в удобном месте – на стрелке между руслами двух рек, Немана и Вилии (причем обе реки здесь одинаковые по ширине), был защищен крепостной стеной. Оплот обороны - самый замок - находился в глубине городской застройки. По тем временам он был очень мощный – «выведенный в камне», в плане квадратный, обнесенный двойными стенами, хотя и без башен, но впечатляющими – 2 метра в ширину, 13 метров в высоту, расстояние между стенами порядка 30 метров.
Пока команда из Рагнита собирала запрошенные разведданные, великий магистр занялся организацией очередного Крестового похода с участием иностранных рыцарей из Чехии, Италии, Англии и Дании. Среди знатных пилигримов, пополнивших отряд орденских гостей, традиционно выступавший под знаменем (хоругвью) святого Георгия, хронисты называют имена графа Герарда Вирнебура и господ Шпоргейма и Гогенлоэ. Крестоносное войско выступило из Кёнигсберга, где располагался сборный пункт, ранней весной 1362 года, во главе находились сам Книпроде и епископ Бартоломей.
Об этом военном предприятии сообщают несколько орденских хроник, в том числе Ливонская хроника Германа Вартберга, «Хроника земли Прусской» Виганда фон Марбурга и Торнский анналист.
Вартберг сообщает, что «великий магистр пришел к названному замку с войском на кораблях во вторник перед днём Юдики (29-го марта) и осадил его, думая, что в нем находятся убежавший король Кейнстут. Но замок, выведенный из камня и укрепленный также высокими стенами, трудно было завоевать, особенно когда в то же время явились оба короля со всей своей силой. Наконец, после продолжительных трудов и долгое время повторяемых битв, замок был покорён накануне Пасхи (16-го апреля)».
Если верить Вартбергу, бои за Ковну продолжались 19 дней. Также пишут про 25 дней. В любом случае это была не мгновенная, но достаточно быстрая победа орденских рыцарей, хотя и доставшаяся им в результате «многих трудов и битв».
Итак, орденское войско на кораблях поднялось по Неману до Ковны во второй половине марта. Тевтоны ожидали также прибытия помощи из Ливонии, но ливонский магистр Арнольд был занят собственными предприятиями и привел корабли с военными отрядами только во второй половине апреля. Однако справились и без него…
Для штурма Ковны немцы использовали две огромные осадные деревянные башни (кажется, на немецком они назывались «бергфрид»), возвышавшиеся над городскими стенами, а, кроме того, устроили подкоп, в результате которого одна стена рухнула, открыв осаждающим доступ в город. Уцелевшие воины городского гарнизона и горожане укрылись в замке. Первый штурм замка был предпринят 10 апреля (в Вербное воскресенье), но защитники его отбили и держались еще пять дней.
Хроника Германа Вартберга: «Наконец, после продолжительных трудов и долгое время повторяемых битв, замок был покорён накануне Пасхи (16-го апреля). В плен были в нем взяты сын короля Кейнстута, начальник замка с его сыном и 37 других; остальные, около 2 000 отборных и сильных людей, погибло от огня и меча. Из братьев пали 7, а из других 20». (Говоря о потерях крестоносцев, хронист по традиции пишет только о погибших орденских и знатных рыцарях, не упоминая рядовых.)
Крестоносцы разбили стены замка таранами и подожгли его в нескольких местах, в результате предпринятый штурм увенчался успехом. Это произошло «накануне Пасхи», то есть в Страстную субботу, а на следующий день победителями на развалинах был сооружен временный алтарь и совершено Пасхальное богослужение, в честь великого праздника и славной победы над язычниками. Стоит представить себе, как выглядело торжественное молебствие посреди обугленных руин. А ведь его участники не сомневались, что богу это угодно.
Хроника Вартберга не сообщает имя плененного «сына короля», но из хроники «Торнские анналы» известно, что это был Waidot. Имя интерпретируют как Войдат (хотя иногда также Витовт, что, однако, едва ли соответствует истине). Хроника Быховца, называя Войдата в числе других сыновей Кейстута, уточняет, что он умер молодым…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Ковенский замок.
XIV век выдался для Ковны очень тяжелым, ожесточенные бои продолжались не одно десятилетие, в связи с чем здесь обеими враждующими сторонами возводились укрепления, которые становились оплотом обороны и базой для нападений. Замки, и деревянные, и каменные, и литовские, и немецкие, и в самой Ковне, и в ближних окрестностях, росли, словно грибы под дождем, только дождь-то все моросил кровавый. Ковенский замок, Ново-Ковенский замок, Готтесвердер, Новый Мариенвердер, Риттерсвердер, Навгардер, Метембург… вон их сколько можно насчитать.
Укрепления переходили из рук в руки, разрушались и возобновлялись, причем под разными названиями, так что в этой путанице разобраться не так просто. Сегодня исследователям известны пять старинных городищ, но стоит учесть, что некоторые старые замчища размыла речная вода, уничтожив их следы…
Каким-то чудом от одного из литовских укреплений Ковны до наших дней дошла каменно-кирпичная башня с частью стены – сегодня это достопримечательность Каунаса, «Каунасский замок, сооружение XIV века» (не путать с «русской Ковенской крепостью, сооружением XIX века», хотя Каунасский замок также называют Ковенским, почему так – смотрим выше). Он находится в районе старого города, на стрелке между речными руслами.
Сооружение классифицируют как «самый старый каменный замок Литвы», хотя это не совсем тот замок, который, как показали археологические раскопки, был заложен в Ковне еще в XIII веке, своей планировкой напоминая вторую древнейшую крепость Литвы – Медининкай, и который весной 1362 года взяли и сожгли крестоносцы. Однако он находится именно на том самом месте, будучи неоднократно возобновлен здесь после очередных разрушений и наконец, после того, как его при подходе неприятеля взорвали в 1401 году сами защитники, вообще капитально перестроен в первое десятилетие XV-того века. Уцелевшая башня датируется 1410 годом, это время разгрома Тевтонского ордена при Грюнвальде и владычества в Литве великого князя Витовта.
Далее были и длительный мир, и новые войны, к тому же к их разрушительному действию присоединялась стихия, в виде наводнений. Однажды (а именно в первой половине XVII века) половодья снесли с лица земли уже хорошо подмытую и расшатанную северную часть замка, начиная с башни над Вилией, которая рухнула первой (1611 год).
Ближе к концу XVII-того века, в результате перенесенных невзгод различного характера, замок представлял собой груду развалин, по мере надобности использовавшихся для строительства: в начале XIX-того века - улиц и дорог, а еще на сто лет раньше, в 1750 году, - хлебных печей, когда во время Семилетней войны русские войска проходили через разоренный шведами Ковно, направляясь в Пруссию воевать с Фридрихом II, и озаботились тем, чтобы накормить умирающее с голоду местное население.
Только уже в XX-том веке было решено сохранить то, что осталось от замка, а там и до музея дело дошло – 1965 год. В настоящее время строение продолжает использоваться в туристических целях.
Два яруса башни, внизу каменной, выше кирпичной, и часть таких же стен, внешней и внутренней, а еще бороздящие почву фрагменты вала и рва – вот и все, что уцелело от прежних лихолетий. Впрочем, могло ведь не уцелеть и этого.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Призрачный гарнизон.
Ветер, который всегда особенно свободно гуляет над обширными водными массивами, подобными, например, месту слияния рек Немана и Вилии-Нярис, имеет свойство довольно громко свистеть и выть в развалинах… Посетителям музейной руины обязательно рассказывают легенды о призраках, которые здесь обитают, выдавая свое присутствие стонами или иным загадочным шумом. Тесновато им, наверное, приходится после утраты большинства замковых строений.
«Говорят, что в подземельях замка язычниками были живьем замурованы 32 крестоносца, несших католическую веру… - но мы-то знаем, как они ее несли… если вспомнить, что они натворили здесь однажды в старину на Страстную субботу, так и не жалко нисколько. - Сверху же был положен неподъемный камень. Теперь души крестоносцев не могут освободиться от плена и вынуждены блуждать по замку, - как уже отмечалось, тут теперь и блуждать-то особенно негде. - Сдвинуть камень и освободить их может только человек без единого греха, который до сих пор так и не явился», - жаль, что нет безгрешных, но в данном случае это, наверное, к лучшему: ни к чему освобождать подобных узников.
Иначе призраков в замке связывают с королевой Боной Сфорца, уж больно плохую репутацию она себе заработала – злая мать и еще более злая свекровь, отравительница и вообще иностранка. Так вот, однажды она будто бы оставила в замке солдат для его охраны, а потом о них забыла: «Местные жители считают, что бедные солдаты все еще стоят под Каунасским замком и готовы его защитить, если в этом возникнет необходимость. Говорят, некоторые посетители своими ушами слышали отголоски их разговоров».
Все эти байки объединяет то обстоятельство, что речь идет не об одном-двух призраках, но о целых призрачных гарнизонах. Не мудрено – в старину здесь погибло столько людей. Плохо верится, что все проходит бесследно.
«В 1362 году верховный магистр с большим войском и лучшими людьми земли пришли на судах к замку Caudepil, взяли его в канун Пасхи и сожгли вместе с почти 2500 защитников, уведя в плен сына короля…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . БИТВА ПРИ РУДАУ. 1370
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Новая Ковна. Готтесвердер.
Вскоре после трагедии Страстной субботы, поблизости от прежней, сожженной крестоносцами Ковны, но ниже по течению, на Неманском острове Выргалле напротив устья Невяжи (Невежис), князь Кейстут построил каменно-кирпичный замок, НОВУЮ КОВНУ, по типу цитадели (жилые помещения, совмещенные с периметром оборонительных стен), - 1364 год.
По этому поводу в 1367 году Орден организовал очередной военный поход, традиционно привлекая под свои знамена западно-европейское рыцарство. Осада замка Новая Ковна длилась две недели, замок был взят и разрушен, защищавший его гарнизон погиб, местность перешла под контроль Ордена.
В 1369 году великий магистр Тевтонского ордена Винрих фон Книпроде на месте разоренной литовской цитадели в устье Невяжи приказал возвести замок Готтесвердер (Gottes-Werder), т.е. Божий остров, который должен был стать базой для следующих нападений, приближенной к литовским владениям и стратегической Ковне вплотную.
Однако почти сразу Готтесвердер подвергся атаке. Ольгерд и Кейстут пять недель осаждали замок, взяли его и разрушили до основания, хотя затем им пришлось отступить, оставив эту территорию немцам. Готтесвердер позднее был возобновлен захватчиками и еще послужил им, пока снова не стал жертвой бесконечной войны.
К этому времени, то есть к 1369 году, Кейстут восстановил разрушенный в 1362 году прежний, старый городской замок Ковны на мысу-стрелке между Неманом и Вилией. Следующая осада этого замка, устроенная Винрихом Книпроде, успеха рыцарям не принесла - замок выстоял.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Битва при Рудау. 17 февраля 1370.
В связи с непрекращающимися атаками орденских рыцарей на Ковну и не только, «литовскими королями» было решено нанести им упреждающий удар прямо в их владениях. Зимой 1370 года Ольгерд и Кейстут организовали масштабный поход на Кёнигсберг.
17 или 18 февраля 1370 года произошло крупное сражение между войсками Тевтонского ордена (великий магистр Винрих фон Книпроде, великий маршал Пруссии Хеннинг Шиндекопф) и Великого княжества Литовского (оба великих князя, Ольгерд и Кейстут), возле деревни РУДАУ (Рудава, ныне Мельниково), где находился одноименный замок, - немного севернее Кёнигсберга, на Самбийском полуострове. В сражении участвовали сыновья великих князей, Ягайло и Витовт, обоим было в то время лет по 20.
Войска Ольгерда перешли Куршский залив по льду и возле замка Рудау соединились с подошедшими отрядами Кейстута. Целью похода был штурм Кёнигсберга, но рыцари загодя узнали о вражеском наступлении от пленных, захваченных в ходе военной разведки великим маршалом, в связи с чем магистр успел собрать войско и вывел его навстречу основным литовским силам, которые потерпели поражение, правда, настолько сильно потрепав при этом немцев, что победа последних недалеко ушла от поражения первых. Иногда вообще пишут, что при Рудау победили литовцы, и это не так уж неправильно.
Орден понес серьезные потери: в частности, были убиты три комтура и маршал Хеннинг Шиндекопф, а также был захвачен орденский обоз, что в целом, как справедливо замечают исследователи, составило для литовцев существенную пользу и прибыль… к тому же уцелели оба литовских главнокомандующих со своим окружением.
Хроника Германа Вартберга описывает сражение и его пред-историю так: «Когда в ту же зиму распространился слух о союзе литовцев и русских с другими союзными народами, великий магистр послал главного маршала на разведку. Последний встретил их, в Сретение (2 февраля), врасплох и разбил их на голову, причем в плен было взято 220 человек. Но пленные сообщили ему верное известие о сборе большого литовского войска. Только одну ночь оставался он там и возвратился тотчас же к великому магистру, который вследствие этого собрал тотчас же в Кёнигсберге земское ополчение из братьев и туземцев тех земель, однако не всех, так как ему было неизвестно, когда и где литовцы вторгнутся в страну. Они же пришли со всей силой со многими тысячами в воскресенье Exurge domine, которое пришлось на 17 февраля, ранним утром в землю самаитов к замку Рудову. В полдень против них вышли великий магистр и главный маршал, и произошла битва, в которой пало около 5500 храбрых мужей, большею частью русских, не считая тех, кои, рассеявшись по пустыне, погибли от холода. Так Везевильте, благородный боярин, погиб от мороза. Из наших же пали главный маршал, командор и замковый командор Бранденбургский, командор Реденский с двадцатью другими орденскими братьями и несколькими другими знатными людьми из Пруссии; из иностранцев пали три храбрых мужа, а именно Арнольд Лареттский с двумя другими рыцарями; общая потеря наших не превышала 300 человек».
Другие немецкие хронисты записали, что «При Рудау произошла битва, беспощадная для обеих сторон», погибло 200 рыцарей и 11 тысяч литовцев, не считая пленных. История битвы была описана и прозой, и стихами… «маршал тогда пал, словно живой лев»… стихи, правда, и в подлиннике плохие, и в переводе соответственно такие же.
Упоминания хронистов насчет национальности противостоявших тевтонам воинов – русские, литовцы – заставляет вспомнить эту историческую путаницу, ее причины и следствия.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . ПЕРВЫЙ ВИТОК МЕЖДОУСОБИЦЫ. 1377-1382.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Смена власти. 1377 год.
Несмотря на ожесточенность борьбы (хроники изобилуют описаниями военных предприятий, которые не прекращались хотя бы на год), дела Литвы при фактическом двуумвирате великих князей-братьев (хотя номинально великим князем всей Литвы считался Ольгерд, и Кейстут поддерживал официоз, чтобы не нарушать традицию) – дела шли неплохо, иначе у них бы не получалось и отражать нападения, и устраивать походы, и на западе, и на востоке. И там, и там решительные победы достигнуты не были, но напор очень впечатляет. Сложись все немного иначе – кто знает, и Москва была бы взята, и Кёнигсберг также.
Но потом Ольгерд умер, 24 мая 1377 года, стар он уже был. После чего очень скоро в Литве началась МЕЖДОУСОБИЦА, длительная и разорительная. Хотя поначалу ничего не предвещало.
Виганд Вартбергский (Ливонская хроника) пишет о смерти великого князя: «В том же году, в то же время (после Троицы, 24 мая), умер Альгарден, главный литовский король. При его похоронах, сообразно литовскому суеверию, было совершено торжественное шествие, с сожжением различных вещей и 18 боевых коней».
Отсюда следует, что великого князя похоронили по языческому обряду. Хотя есть предположение, что хронист соврал насчет языческой тризны, чтобы очернить вражеского предводителя в глазах христиан, поскольку такого быть не могло, ведь Ольгерд давно крестился. Однако же фактом остается и его возврат в язычество, в результате чего княгине Ульяне досталось тайно оплакивать казненных им трех Виленских мучеников.
Наследником Ольгерда стал его сын от второго брака, Ягайло, причем поначалу Кейстут поддержал племянника (как поддерживал старшего брата, его отца, то есть продолжая прежнюю линию), и они успешно действовали сообща.
В 1377 году орденские рыцари впервые атаковали столицу Кейстута – Троки (Тракай), а зимой 1378 года дошли до Берестья (Бреста), вышли к реке Припяти, вторглись в Упитскую землю со стороны Ливонии и грозили непосредственно Вильне. Ягайло и Кейстут, выступая совместно, остановили вторжение и затем заключили с Орденом мир, подписанный в Троках 29 сентября 1379 года, о ненападении на некоторые земли княжества, сроком на десять лет. (Орден давал обязательство не нападать на христианские области, на юге и на востоке, в то время, как языческий северо-запад оставался под угрозой нападения, в связи с чем война не прекратилась, но ее границы были сужены.)
Между тем не все настолько лояльно отнеслись к новоиспеченному великому князю, как его дядя на первом этапе его правления.
Выдвигаются разные версии относительно того, почему Ольгерд назначил своим наследником не старшего сына от первого брака, Андрея, а старшего сына от второго брака, Ягайло.
Закона о наследовании в Литве не было, все находилось во власти великого князя – и его окружения, разумеется, хотя в землях Прибалтики существовал обычай передавать имущество отца его старшему сыну. На Руси власть великого князя переходила старшему в роду, а это обычно был брат умершего, а не сын («лествица»). Закон о передаче верховной власти старшему сыну ввел здесь только Дмитрий Донской, но после его смерти он был оспорен в пользу обычая следовать «старине», что привело к длительной распре, закончившейся только при его внуках.
В этом месте обычно рассуждают о том, насколько на Ягайло влияло это самое окружение, наиболее яркими представителями которого были его мать, княгиня Ульяна, и некто Войдило, муж сестры (происхождение этого персонажа неясно, но свою роль он сыграл, хотя со сцены сошел быстро). Но Ягайло и сам был не прост.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Куликово поле. 8 сентября 1380.
Итак, партия сложилась, великий князь Ольгерд, умирая, вроде бы сказал свое слово, его вдова – княгиня Ульяна Тверская, женщина властная и энергичная, расстаралась, и Ягайло стал великим князем Литовским, после чего против него тут же восстал старший единокровный брат Андрей, князь Полоцкий, которого такой расклад не устроил (это вообще было не совсем прилично, ведь Андрею, старшему сыну Ольгерда, было уже лет 50, а Ягайло только 30). Андрея Полоцкого поддержал его родной брат Дмитрий Брянский, оба князя обратились к Москве, в связи с чем, когда в 1380 году великий князь Московский Дмитрий собирал войска для битвы с ханом Мамаем, они привели свои полки на Куликово поле, чтобы поддержать союзника.
Как гласит Задонщина: «О, соловей, летняя птица, вот бы тебе, соловей, пеньем своим прославить великого князя Дмитрия Ивановича и брата его князя Владимира Андреевича, и из земли Литовской двух братьев Ольгердовичей, Андрея и брата его Дмитрия, да Дмитрия Волынского! Те ведь - сыновья Литвы храбрые… Молвит Андрей Ольгердович своему брату: - Брат Дмитрий, два брата мы с тобой, сыновья Ольгердовы, а внуки мы Гедиминовы…»
Битва произошла и закончилась разгромом татарских ратей, в которой помимо татарской конницы основную ударную силу составляли генуэзские наемники-пехотинцы.
Ягайло собирался выступить на стороне противника Москвы, то есть хана Мамая, и войско собрал, и в поход отправился, но так и не явился на поле боя, выждав его окончания в окрестностях и потом, согласно предположению, ограбив обоз измученных победителей, чтобы не возвращаться в Литву с пустыми руками…
Предположительно, Ягайло побоялся ввязываться в битву, так как неподалеку стояло еще одно войско – князя Рязанского Олега Ивановича, который занял настолько двусмысленную позицию, что никто и тогда точно не знал, и сейчас до сих пор не знает, кому же он в тот момент был союзником, а кому угрожал… то ли он собирался поддержать татар, однако не поддержал их… то ли охранял москвичей от вмешательства в сражение литовцев на татарской стороне, однако явных доказательств тому не имеется…
После разгрома на Куликове поле Мамай бежал, Ягайло остался без союзника, а его враги вместе с москвичами представляли реальную силу, от которой исходила угроза его власти в Литве. Продолжая ту же линию «нелюбви» с Москвой, немного позднее Ягайло заключил договор со следующим золотоордынским ханом, Тохтамышем, получив от него в 1381 году ярлык на великое княжение, - формальный жест доброй воли, так как Литва никогда не являлась данницей Золотой Орды. Но у Тохтамыша, хотя он и разгромил Москву через два года после Куликова, лишив на тот момент времени московских союзников из Литвы поддержки, имелась своя серьезная проблема, по имени Тамерлан; этой проблеме ему и пришлось посвятить свои дни. Без союзника, готового предоставить реальную помощь, великому князю Литовскому Ягайло в Вильне было неуютно.
Между тем Кейстут, хотя и поддерживал племянника, но не безусловно: молодой великий князь вместе с его окружением не чувствовали себя рядом с ним с полной уверенностью.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Тайное соглашение. Февраль-май 1381 года.
В этих условиях Ягайло решил сделать своим союзником Орден, поэтому в феврале следующего, 1381 года он, действуя за спиной дяди, договорился о пятимесячном перемирии с Орденом, имея в виду защиту своих наследственных земель и Полоцка, только что отторгнутого им у князя Андрея, а также те неудобства и осложнения, которые в виде последствий этого договора получит Кейстут.
Согласно положениям договора, Ягайло соглашался не препятствовать Ордену воевать с Кейстутом и его сыновьями, при этом в тексте документа оговаривалось, что для отвода глаз Ягайло мог оказать Кейстуту некоторую помощь в борьбе с рыцарями.
Поскольку Ягайло, выговорив право неприкосновенности для своих земель, разрешил при этом рыцарям воевать дядюшкино имение, в следующем, 1381 году, крестоносцы вторглись в земли Кейстута – Жемайтию и Трокское княжество. Чтобы брать замки, рыцари в первый раз взяли с собой в поход пушки – бомбарды. Первым познакомившийся с артиллерией замок Навяпилис был взят и разрушен, хроники говорят о трех тысячах пленных. И дальше тоже было весело.
Но тайный договор Ягайло и рыцарей тайным оставался недолго, у Кейстута в Ордене нашелся осведомитель, который проинформировал его о предательстве племянника. Это был комтур орденского замка Остероде, Гюнтер Гоенштейн.
Гоенштейн, которого Хроника Быховца называет «некий пан, комтур Остродский, по имени Либестин», приходился Кейстуту кумом, так как был крестным отцом дочери Кейстута, Анны-Дануты, когда она приняла католичество, чтобы выйти замуж за князя Януша Мазовецкого. Комтур Гоенштейн остался верен дружеским отношениям с князем Кейстутом (кроме того, он, видимо, был просто честным человеком, которому вероломство претило) и сообщил ему о происках Ягайло.
В октябре 1381 года Кейстут выступил в поход на Пруссию. В это время Ягайло был занят подавлением восстания в Полоцке, где он, используя военную помощь крестоносцев, ставил своим наместником младшего брата Скиргайло (заменив им смещенного князя Андрея). Скиргайло был принят полочанами скрепя сердце, хотя тот даже специально для того, чтобы задобрить своих потенциальных подданных, крестился в православие, с именем Иван (Иоанн).
Зная, что Ягайло сосредоточился на Полоцке, Кейстут внезапно изменил маршрут следования, направившись к столице – Вильне («Он скрытно пришёл туда, делая вид, будто желает опустошить христианскую землю [то есть продолжая поддерживать видимость своей экспансии против Ордена], и выслав вперёд некоторых людей с оружием под одеждой»). Подобную тактику очень любил применять Ольгерд, про цель походов которого никто никогда ничего не знал до последнего… впрочем, описанный прием, случалось, с успехом использовали и другие, включая и диверсионный отряд «с оружием под одеждой».
Витовт, отряды которого находились в войске Кейстута, чтобы принять участие в походе против немцев, не поверив в предательство Ягайло, о котором сообщил Гоенштейн, отказался поддерживать отца в его вдруг обозначившемся новом начинании, покинул его и увел свои войсковые силы обратно, по направлению на Дорогичин и Гродну (поскольку он уже несколько лет был удельным князем Гродны, получив этот город и эту область от отца в удел). Во всяком случае, так рассказывает об этом Хроника Быховца. Согласно Хронике, Витовт и Ягайло были большими друзьями.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Низложение Ягайло. Осень 1381 года.
Маневр Кейстута вполне удался. Без труда захватив и Вильну, и Ягайло, и его архив, в котором нашелся тот самый уличающий документ, Кейстут убедил сына в своей правоте, после чего тот немедленно вернулся, как уточняет Хроника Быховца, за один только день, и, надо думать, повинился перед отцом.
Хотя неведение Витовта относительно происков Ягайло согласно мутным обстоятельствам произошедшего иной раз ставят под сомнение – в таком случае и его нежелание верить в вину брата также может выглядеть сомнительно. У Витовта могли быть свои причины если не участвовать в делах брата, то закрывать на них глаза… однако ситуация складывалась таким образом, что вилять уже не получалось. Не исключено, что его просто обманули… Позднее Витовт зарекомендовал себя в качестве способного политика, то есть умного и коварного, у которого всегда в рукаве был запасной козырь, но, вероятно, он таким не родился.
Плененный Кейстутом Ягайло очень обрадовался приезду брата. Возможно, он надеялся, что тот за него заступится. Впрочем, Кейстут не был склонен к жестоким репрессиям. Он только казнил Войдилу (повесил), по достоинству оценив его старания в деле с орденскими рыцарями, а кроме того, как предполагают, считая его брак со своей племянницей бесчестьем для семьи (говорят, что Войдила был из «худородных»).
Определенная Кейстутом мера наказания виновному племяннику была довольно мягкой – после того, как Ягайло согласился быть низложенным… а что он еще мог тут поделать… и в письменной форме признал дядю великим князем Литовским, он в качестве удельного подчиненного князя был отправлен в Витебск и Креву, владения его отца, которые теперь по наследству переходили ему (Крева, центр Нальщанской земли, была получена Ольгедом в удел от отца, князя Гедимина, а Витебск – это приданое его первой жены, княжны Витебской). Вместе с Ягайло в путь отправились его мать, княгиня Ульяна, и младшие братья. Эскорт до Кревы возглавлял Витовт.
Конфликт в великокняжеской семье казался улаженным. Соответственно и государство могло свободно вздохнуть.
В Полоцке, население которого не желало смириться с нововведениями Ягайло, известие о перемене власти восприняли в позитивном ключе, после чего полочане с удовольствием выдворили из своих пределов ставленника Ягайло, его младшего брата и помощника - Скиргайло… цитата из современного автора, перефразировавшего известие хроники: «полочане посадили его задом наперёд на шелудивую, паршивую, плешивую и вшивую (сразу столько слов с шипящей буквой «ш») кобылу, и вытолкали из города»… и в Полоцк вернулся князь Андрей Ольгердович, встреченный с ликованием, а униженный Скиргайло сбежал в Ливонию под защиту крестоносцев.
Остальные Гедиминовичи формально признали Кейстута великим князем.
Однако Кейстуту не суждено было удержаться на великокняжеском столе. Междоусобица разгоралась, подобно костру, в который все время подбрасывали дрова… подобно тому языческому погребальному костру, который складывали для Кейстута его враги, вскоре запылавшему на холме под Вильной, испепелив его тело среди многолюдной языческой тризны…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Мятеж. Июнь 1282 года.
Ягайло не был верен своей вынужденной присяге и не собирался сидеть сложа руки, «он подговорил виленских мещан, Ганулевых слуг, и засели они в Вильно»... В мае 1382 года мятеж против Кейстута поднял князь Дмитрий-Корибут Ольгердович, родной брат Ягайло. Кейстут потребовал, чтобы Ягайло выступил с ним на Корибута, но тот и не подумал послушаться, ведь тут как раз в Вильне и взбунтовались немцы, эти самые «Ганулевы слуги», его сторонники. Мятежники овладели городом, весь гарнизон был уничтожен.
Торнский анналист уточняет, что в это время Витовт находился в Троках с матерью и женой, предаваясь несвоевременному отдыху, тогда как Кейстут, отправляясь на Корибута, оставил на него Вильну. Впоследствии жизненные обстоятельства отучили его расслабляться напрочь… в смысле отдохнем после смерти, тем более что она часто ближе, чем кажется…
Когда читаешь о дальнейшем в Хронике, то создается впечатление, что все – и Ягайло, и Кейстут, и Витовт, и орденские рыцари, и соседи-мазовшане, вдруг все разом сорвались со своих мест и куда-то понеслись… события и впрямь разворачивались очень быстро.
12 июня 1382 года Ягайло прибыл в Вильну из Витебска со своим войском, купец Ганул открыл ему ворота. Кейстут, находившийся в походе против Новгород-Северского княжества (удел Корибута), получил известия о событиях в Вильне от Витовта, который собрал в Троках войско и попытался отвоевать Вильну, но потерпел поражение и отошел обратно в Троки, а затем, ввиду приближавшихся с севера, из Ливонии, согласно договоренности с Ягайло крестоносцев и войска самого Ягайло, двинувшегося на него от Вильны, он вынужден был отступить на Гродну, оставив Троки защищаться самостоятельно.
6 июля в замке Бражуоле около Трок Ягайло и представители Тевтонского ордена заключили краткосрочное, до 8 августа, перемирие, согласно которому крестоносцы обещали не вступать в соглашение с Кейстутом. Необходимость БРАЖУОЛЬСКОГО СОГЛАШЕНИЯ для Ягайло состояла в том, что крестоносцы не считали себя связанными прежними договоренностями и могли поддержать любую из сторон в расколотой междоусобной войной Литве.
Ягайло приступил к осаде дядиной столицы, Трок, продолжавшейся порядка месяца, Кейстут же приехал к сыну в Гродну, держать совет. Там в это время собралась вся семья князя.
Хроника указывает, что Кейстут отослал свою жену, княгиню БИРУТУ, подальше от театра боевых действий, в Берестье, надеясь на помощь зятя, князя ЯНУША МАЗОВЕЦКОГО, но помощи, однако, отнюдь не последовало, так как Януш, следивший за событиями в Литве, «забыв добро и приязнь тестя своего и тещи своей», вскоре напал на земли Кейстута и Витовта, воспользовавшись тем, что они остались без защиты. (Любопытно, что позднее ответный рейд на польские владения возглавил уже Ягайло, власть ведь снова сменилась, а князь Януш для Ягайло был врагом вдвойне – и как зять Кейстута, и как враждебный сосед.)
Вероятно, надеясь благодаря создавшейся ситуации присоединить Подляшье к своим владениям, князь Януш после своей военной акции оставил в разоренных Дорогичине, Сураже и Каменце-Литовском польские гарнизоны. Только город Берестье (Брест) взят поляками не был: «Осадил Брест и, не добыв его и не захватив свою тещу, пошел прочь». Наверное, для Бируты было бы лучше, если бы в случае падения крепости она попала в плен к зятю.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Вероломство. 10 августа 1382.
Далее Кейстут отправился в Жемайтию, собрал там войско и двинулся освобождать Троки. К нему на соединение выступил из Гродны Витовт. Брат Кейстута, Дмитрий-Любарт Гедиминович, поддержав его против Ягайло, привел войска из Волыни, где он княжил, имея резиденцию в Луцке.
И вот 3 августа под Троками, только десять дней назад, 20 июля, захваченными Ягайло и Скиргайло (который, конечно, уже вернулся к брату из Ливонии), в результате чего там теперь находился их гарнизон, разумеется, не открывший ворот Кейстуту и его сыну, два войска стояли, готовые к бою: Кейстут, Витовт и Любарт во главе жемайтов и гродненских и волынских полков, а напротив Ягайло и крестоносцы Ливонского ордена под руководством магистра Вильгельма фон Фримерсхайма…
Как с печалью гласит об этой последней подробности Хроника Быховца: «С ним помощь прусская и немецкая, хотя ранее немцы обоим были неприятелями, князю великому Кейстуту и князю великому Ягайлу». Грозное знамение времени, поскольку теперь крестоносцы будут постоянно вмешиваться во внутренние литовские дела, выступая то на одной стороне, то на другой, преследуя свои собственные цели и стремясь извлечь из вражды братьев как можно больше пользы для себя, и это будет продолжаться довольно долгое время… такова цена междоусобицы… Ордену за помощь в войне с Кейстутом Ягайло обещал отдать Жемайтию, «литовский клин».
Вот-вот должна была начаться битва, но Ягайло предложил переговоры, прислав к дяде и двоюродному брату своего посла, все того же Скиргайло, который пригласил обоих князей в стан к своему старшему брату, дав гарантии безопасности… Есть мнение, что у Кейстута и Витовта войска было мало, это указывается и в Торнских анналах, поэтому они согласились на переговоры.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Убийство князя Кейстута. 15 августа 1382.
Все эти и последующие события довольно живо описаны в Хронике Быховца, хотя читать о предательствах и убийствах не самое приятное занятие: «…и князь великий Витовт со своим отцом великим князем Кейстутом оба поехали в войско к Ягайло, надеясь на те присяги. Князь же великий Ягайло нарушил те присяги, говоря: «Поедем в Вильно и там заключим договор», и так войска, ничего не предприняв, разъехались. А когда приехали в Вильно, то князь великий Ягайло своего дядю великого князя Кейстута заковал и послал в Крево, и посадил в башню, а князя великого Витовта оставил еще в Вильно. И там, в Крево, на пятую ночь, великого князя Кейстута удавили коморники великого князя Ягайла, один из них назывался Прокша, который давал ему воду, а были и другие: брат Мостер (крестоносец) и Кучук и Лисица Жибентяй. Такой был конец великого князя Кейстута. После смерти великого князя Кейстута великий князь Ягайло послал в Крево Витовта с женою и велел его крепко стеречь в комнате. Мстя за Войдилу, которому он отдал свою сестру, двоих велел на колесе изломать, одного, Видимонта, дядю матери великого князя Витовта… и прочих многих бояр казнил, мстя за Войдилу».
Вместе с Витовтом в плен попал его младший брат, Товтивил. По сообщению хрониста Ордена, Виганда Марбургского, имя второго казненного на колесе – Бутрим, это двоюродный брат Бируты. Дата смерти Кейстута устанавливается согласно записи Торнского анналиста: «Около праздника Вознесения Марии», - 15 августа. Значит, схвачен он был 10 августа, а через пять дней убит. Войско Кейстута и Витовта, оставшись без командиров, было распущено, вероятно, по приказу вернувшего себе титул и власть Ягайло, против которого брат Кейстута, Любарт, выступать в создавшейся ситуации не стал.
Скиргайло, посланный старшим братом в Кревский замок, нашел Кейстута мертвым. Ягайло объявил, что Кейстут повесился сам, однако слухи об убийстве уже распространились. Чтобы снять с себя подозрения, Ягайло устроил дяде пышные похороны… погребальный костер под Вильной, принесение в жертву усопшему боевых коней, различных вещей, оружия, драгоценностей… брошенные в костер рысьи и медвежьи когти… сытая и пьяная тризна…
Остается неясной судьба жены Кейстута, Бируты. Есть свидетельство, говорящее о том, что она разделила трагическую судьбу мужа… Но легенда гласит, что Бирута не умерла. Она вернулась в свое святилище и служила богам до самой своей смерти, а потом ей самой поклонялись как богине… и помнят ее, и поклоняются ей до сих пор… там, в том краю, где некогда шумели зеленые дремучие леса, где в болотах жили священные ужи, где волны Балтики омывают белые песчаные пляжи и, словно свой особенный дар земле, по сей день выносят в своих ладонях чудесный камень теплого золотистого цвета – янтарь…
Неизвестно, какую участь готовил Ягайло Витовту, своему брату и недавнему другу… окружающие предполагали, что, если он «будет сидеть здесь (в Кревском замке) дольше, то ему будет то же, что и его отцу»… но Витовт ускользнул из рук Ягайло до выяснения данного обстоятельства.
Ко всему этому можно еще добавить, что убийство Кейстута легло черным пятном на репутацию Ягайло. Делу не помогло и то обстоятельство, что позднее в этом был обвинен Скиргайло, которой тогда командовал в Креве, - якобы это лично он устроил дядино убийство, причем Витовт опять же якобы поверил в это и, сведя со Скиргайло счеты (его кончина в самом деле несколько мутная), с Ягайло сотрудничал уже со спокойной душой (поскольку он сотрудничал, и плодотворно, только позднее описываемых событий). Что касается мотивов Скиргайло, так это он выслужиться хотел перед старшим братом, переусердствовал, стало быть. В одном из вариантов рассказа вдохновительницей самоуправства Скиргайло была выведена мать братьев, вдова Ольгерда, княгиня Ульяна.
В свое время эти слухи могли распускаться всеми заинтересованными лицами – и самим Ягайло, и Витовтом, которому, заключившему с Ягайло союз (точнее: много раз заключавшего разные союзы), нужно было сохранить лицо в общественном мнении (не мог же он протянуть руку убийце отца, все-таки он был князем и рыцарем).
В наше время за реабилитацию своего короля взялись польские историки. Была выдвинута оригинальная версия, оригинальнее той, которую взяли на вооружение в старые времена (то есть все свалить на Скиргайло), и состоит она в следующем: Ягайло мог быть младше, чем принято считать, причем существенно, а манипулировать 20-летним князем куда легче, чем 30-летним, и, в таком случае, указующий перст снова обвинительно упирается в княгиню Ульяну. Зачем ей была нужна смерть Кейстута? Да не любила она деверя, и все тут.
Омолодить Ягайло на десяток лет для поляков было бы предпочтительнее еще по той причине, что припозднившееся (и даже очень) отцовство короля порождает естественное в таком случае сомнение в законности происхождения династии Ягеллонов, а вопрос династии еще куда важнее, чем вопрос убийства родственника, пусть даже этим родственником был знаменитый князь Кейстут, гибель которого в свое время вызвала большой резонанс.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Довидишковский договор. 31 мая 1380.
Ключевым моментом, с которого началась междоусобная вражда между Ягайло и его дядей Кейстутом, а далее сыном Кейстута, Витовтом, продлившаяся целое десятилетие, можно считать заключенный Ягайло в 1380 году договор с Тевтонским орденом.
Специально для того, чтобы дело осталось тайным, после переговоров, проходивших с февраля, когда была достигнута предварительная договоренность, рыцари устроили развлечение - охоту, на которую явились Ягайло с его советником Войдилой, а также, что интересно, были приглашены Витовт с его приближенным Иваном Гольшанским (за которым была замужем старшая сестра жены Витовта, Анны, - Агриппина).
Со стороны Ордена присутствовали великий комтур Рюдигер фон Эльнер, комтур Эльбинга - Ульрих фон Фрикке и фогт Диршау - Альбрехт фон Люхтенберг. Во время охоты, продлившейся пять дней, Ягайло и представители Ордена осуществили все формальности, связанные с заключением договора - 31 мая 1380 года.
Причем документ сохранился до нашего времени… большой, плотно исписанный старинной латынью желтоватый лист, с двумя висячими восковыми печатями, все, как положено… а ведь без этой бумаги, возможно, не состоялось бы подписание другого, эпохального документа – о Кревской унии…
В историографии договор носит название Довидишковского, поскольку был заключен в деревне Довидишки (в тексте документа - Daudiske, хронист Виганд Марбургский записал - Dowidisken). Даже как-то символично, что населенного пункта с таким названием нет и не было ни в Литве, ни в Пруссии (как ни искали историки-краеведы – обнаружить не удалось). Писцы что-то напутали, вероятно… В качестве альтернативы неведомым Довидишкам сегодня выдвигают деревню Шаудинишки. Да это и не столь важно.
Важны не заставившие себя ждать последствия той великокняжеской охоты, произошедшей однажды погожим майским днем в окрестностях каких-то безвозвратно затерявшихся в лесах и в истории Довидишек, деревеньки, про которую известно только то, что она, вероятно, находилась где-то между Инстербургом и Ковной.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . ЛИТОВСКИЙ БЕГЛЕЦ. 1382
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Крева-Мариенбург.
«…и князь великий Витовт со своим отцом великим князем Кейстутом оба поехали в войско к Ягайло, надеясь на те присяги. Князь же великий Ягайло нарушил те присяги, говоря: «Поедем в Вильно и там заключим договор», и так войска, ничего не предприняв, разъехались. А когда приехали в Вильно, то князь великий Ягайло своего дядю великого князя Кейстута заковал и послал в Крево, и посадил в башню… И там, в Крево, на пятую ночь, великого князя Кейстута удавили… Такой был конец великого князя Кейстута. После смерти великого князя Кейстута великий князь Ягайло послал в Крево Витовта с женою и велел его крепко стеречь…» Хроника Быховца.
Ягайло не знал, что делать с двоюродным братом, а когда он чего-то не знал или не хотел, он тянул и выкручивался до последнего. Хотя уже вовсю ходили слухи о казни. Но все разрешилось неожиданным образом - Витовту удалось бежать.
Сначала он отправился в Мазовию, но князь Януш Мазовецкий, женатый на его сестре Анне-Дануте, встретил его холодно. В духе времени об этом говорили так: Витовт отказался принять от него крещение (католическое – православным Витовт уже был), поэтому Януш как бы с чистой совестью предложил шурину убираться восвояси. С другой стороны, бедная родня, крещеная она или нет, как-то не особенно бывает дорога.
Ян Длугош в «Истории Польши» говорит о некрасивом поступке Януша в отношении собственности шурина: «ибо князь мазовецкий Януш, на которого он полагался больше как на близкого свойственника, выполнял обязанности гостеприимства к изгою и другу менее ласково и любезно, чем это пристало положению того и другого, и даже, говорят, отнял у него золотую чашу, а такая обида никогда не могла бы изгладиться в его сердце»…
В самом деле, мелочные унижения могут задеть болезненней и помниться дольше.
Брат Януша, Земовит Плоцкий, также на помощь не пришел. Хорошо хоть, не захватили в плен и не выдали Ягайло. Витовту ничего не оставалось делать, кроме как, забрав с собой семью, отправиться из Черска уже прямо в прусские владения Тевтонского ордена, в Мариенбург, хозяева которого, готовые поддерживать любые беспорядки в Литве, приняли его с большей заинтересованностью, чем польские родственники. Хотя поначалу дело не слишком заладилось, поскольку рыцарям как раз было не до того.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Конрад фон Ротенштайн, 2 октября 1382.
Так получилось, что Витовт обратился за помощью к орденскому государству, когда там происходила смена власти.
24 июня 1382 года, то есть незадолго до смерти Кейстута (15 августа), в возрасте 72-х лет скончался и был похоронен в Мариенбурге, в усыпальнице великих магистров Тевтонского ордена - часовне святой Анны, 22-ой великий магистр Винрих фон Книпроде, сильный политический лидер и опытный полководец, державший в своих руках власть над Орденом в течении трех десятков лет.
Рыцари занялись выборами нового главы, и в том же году 2 октября (либо в день святого Франциска, 4 октября) 13 рыцарей-выборщиков избрали магистром старого, 65-летнего рыцаря Конрада Цолльнера фон Ротенштайна, не имевшего ни связей внутри Ордена, ни политического опыта и, вероятно, на самом деле не получившего всей полноты власти, так как при нем произошло как бы разделение сфер влияния между ним и его будущим преемником, великим маршалом Конрадом фон Валленродом.
Фон Ротенштайн занимался внутренними делами Ордена, при этом ВАЛЛЕНРОД был военным руководителем орденских братьев, так что война с Литвой стала заботой этого последнего.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Договор на Дубисе, 31 октября 1382.
31 октября 1382 года на неманском острове в устье реки Дубисы после шестидневных переговоров великий князь Литовский Ягайло и маршал Тевтонского ордена Конрад фон Валленрод подписали договор, утверждавший обещания, которые Ягайло дал Ордену ранее, во время войны с Кейстутом.
Дубисский договор содержал три акта. По первому Ягайло должен был креститься по католическому обряду и в течение четырех лет крестить Литву, по второму Жемайтия отдавалась Ордену до реки Дубисы, по третьему создавался военный союз на четыре года… при этом Ягайло обязался не начинать войну без разрешения грозного союзника… в общем, он в какой-то степени становился зависимым от Ордена…
Все три акта подписали сам великий князь и его пять братьев (из которых принято отдельно упоминать одного – Скиргайло, бывшего первым помощником старшего брата), а также свою подпись поставил Ганул, виленский купец, активный сторонник Ягайло, а, кроме того, еще один акт, о Жемайтии, подписала княгиня Ульяна.
Но договор в силу не вступил. Пять раз великий магистр фон Ротенштайн назначал дату ратификации, но Ягайло отказывался от встречи. Не хотелось ему прогибаться под Орден, хотя других вариантов, вроде бы, и не имелось.
Последняя встреча была назначена на 19 июля 1383 года на том же острове, где проходила первая. И опять ничего не вышло.
В Торнских анналах (Торнская хроника) говорится: «В этом же году магистр вместе с рыцарями, прецепторами и епископами Генрихом Вармийским и Иоанном Помезанским прибыл 19 июля к острову Христмемель (Kersememel), желая вести переговоры с Ягайло, Скиригайло и другими их братьями, ибо ранее эти двое твёрдо обещали креститься. Но Ягайло, упорствуя в прежнем языческом нечестии, не захотел проехать к магистру верхом всего две или три мили, твердо зная, что магистр из-за мелководья Мемеля (Немана) не сможет пройти к нему. Поэтому названный магистр, видя их хитрость и коварство, которые, как говорили, произошли по внушению их матери, русской по имени Ульяна, ранее выступавшей как благоговейная покровительница христиан, отказал в доверии королю Ягайле и всем примкнувшим к нему и его братьям…»
Есть предположение, что не только Ягайло, «упорствуя в прежнем языческом нечестии», а также в связи с тем, что его матушка была против, не приехал на встречу, но и сам магистр застрял в пути нарочно, поскольку в Ордене уже склонились к решению столкнуть литовских князей друг с другом лбами, сочтя такой ход более выгодным, чем ждать, когда Ягайло наконец решится на ратификацию договора, от чего он так явно и упорно увиливал уже столько времени.
Надо думать, Витовт, находясь в Пруссии, не терял времени, не сидел сложа руки, искал для себя союзников и добивался помощи тевтонов, склоняя их на свою сторону… убеждая их, что он тот, кто им нужен, что на него можно ставить, что он не подведет… Он пообещал Ордену в случае возврата своих наследственных владений стать орденским вассалом и передать рыцарям Жемайтию и Ковенскую область, причем большую часть, нежели Ягайло – по самую реку Невяжу, в устье которой стоял, угрожая Ковне, орденский замок Готтесвердер.
Вскоре Орден объявил Великому княжеству Литовскому войну - 30 июля 1383 года. С этого времени Витовт был занят тем, что «с помощью немцев начал воевать Литовскую землю…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Перебежчики.
Орден уже делал попытки отколоть от семьи литовских властителей наследного принца, чтобы использовать его в своих целях, и это происходило неоднократно.
Подобный случай имел место в начале XIV века, когда Орденом был пригрет знатный литовский перебежчик, перешедший под его крыло в 1289 году. Дальнейшие события развернулись там же, под стратегической Ковной, в 1316 году: «Когда умер великий князь Литовский Витень, магистр Тевтонского ордена Карл Беффарт фон Триер, используя в своих целях Пелюзу - незаконного претендента на литовский престол, напал на Жмудь, взял Юргенсбург (прежде замок Карсовен в Карсовии-Курляндии, ныне – Юрбаркас), разорил Медникский (Ворненский) уезд и осадил Каунас (Ковну). Крестоносцы таранами разрушили стены города, вырезали жителей и захватили в плен Гастольда с небольшой горсткой оставшихся воинов. В результате тевтонцы захватили почти всю Жмудь…»
Но затем Ковна была отвоевана, и противостояние под стенами Ковенской крепости, то есть там, где находились «ворота в Литву», продолжилось, с учетом прежних интриг с орденскими ставленниками.
Хроника Вартберга рассказывает, что в 1365 году, «в день св. Иакова (25 июня), сын Кейнстута, короля литовского, пришел с пятнадцатью вассалами язычниками в замок Кёнигсберг, был крещен и получил имя Генриха». Хроника также упоминает, что перебежчик участвовал в походе великого магистра на литовцев, что впоследствии император Карл IV возвел его в герцогское достоинство, а немцы поднесли ему много подарков. Затем к этому человеку из Литвы бежал и его сын-подросток.
Путь Генриха, называемого немцами королем или князем Литвы, прослеживается по немецким хроникам до 1377 года. 1381 год – последнее упоминание о нем хрониста, но непонятно, был ли он на тот момент еще жив. Кто из сыновей Кейстута стал предателем, оставшись в истории под именем Генрих, сведений не имеется, есть только разные предположения.
И вот теперь, с появлением в Ордене Витовта, рыцарям давался новый шанс того же рода. Борьба между братьями, Витовтом и Ягайло, могла, безусловно, быть им выгодной. С этого времени целых десять лет Витовт и Орден периодически сотрудничали, оказавшись связаны между собою, а для Литвы наступили тяжелые времена – междоусобица во всей красе, с привлечением заинтересованных соседей.
Ян Длугош в своей «Истории Польши» говорит: «Найдя с их стороны (орденских рыцарей) благосклонные прием и обхождение и пользуясь правом гостеприимства в течение нескольких лет, он (Витовт) научился немецкому языку и усвоил нравы их и правила внутреннего порядка; они же окружали его милостью и вниманием охотнее и сверх ожидания, не столько по обязанности к изгою, сколько ради собственной пользы, так как думали, что действия против литовцев пойдут успешнее, если будут исходить от его имени и под его водительством».
Первая междоусобная война в Литве (ее также называют гражданской войной), в которой Витовта против Ягайло поддерживал Орден, происходила с 1382 по 1384 год.
Вторая междоусобная\ гражданская война с теми же участниками – с 1389 по 1392 год. Последствия были потрясающие – обезлюдели целые области.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Гражданская война. Осень 1383 года.
11 сентября 1383 года крестоносцы вторглись в Литву. К ним присоединился Витовт с отрядом первых добровольцев. Согласно данным хроник, их набралось не так уж мало – говорится о трех тысячах жемайтов, но вооружены они, надо думать, были как обычно, то есть в основном плохо. У Витовта, потерявшего все свое достояние, средств исправить это не имелось. Даже золотую чашу родственники отобрали.
Великий магистр фон Ротенштайн сам повел рыцарей в поход, взял и разрушил городской замок в Ковне, а далее захватил Троки, которые формально передал во владение Витовту. Охрана Трок была поручена немецкому гарнизону; согласно Торнскому анналисту, в этот гарнизон входили «достопочтенный брат Иоанн Рабе, фогт епископа Помезанского, и с ним – два брата ордена и более 60 христиан, храбрейших воинов»… и далее: «оставив их под защитой всемогущего Бога, магистр двинулся с войском к Вильне, целиком предав город огню».
Однако осада укреплений сожженной немцами Вильны, Нижнего, Верхнего и Кривого замков, прошла неудачно, город взят не был из-за нехватки пороха и других боеприпасов, поэтому магистр 22 сентября повернул со своим войском назад, сочтя поход оконченным.
Ягайло и его младший брат Скиргайло очень скоро после этого, 24 сентября, подоспели с крупными силами под Троки, осадили крепость и с помощью двух осадных и одной метательной машины сильно разрушили стену, заставив рыцарей, увидевших невозможность дальнейшей обороны этих развалин, сдаться. Гарнизону обещали свободу выхода, 3 ноября крепостные ворота открылись, а на следующую ночь крепостная стена рухнула. Если бы она рухнула накануне, немцы не спаслись бы от гибели или плена.
Таким образом, первый поход против Ягайло удачей не увенчался, Витовту не удалось укрепиться в Литве, ему пришлось вернуться в Пруссию.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Новый Мариенбург. 1383-1384.
После своего повторного появления в Пруссии Витовт крестился в католичество, 21 октября 1383 года, в замке Тапиау, будучи наречен при этом именем Виганд (так звали крестного отца Витовта, комтура замка Рагнит Виганда фон Бальдерсхайма, который, кстати, вскоре погиб). Теперь немцы в документах именовали его не Vitoldus (также встречаются варианты написания Witowd, Witaut, Wytat), а Vigand, добавляя титул – герцог Трокский.
Рыцари предоставили Витовту орденский замок Мариенбург (Margenborg), одноименный с их столицей, - Новый Мариенбург, как его еще называют для полной ясности. Он был построен летом в 1368 году великим магистром Винрихом фон Книпроде, на Немане (немецкое Мемель), около устья Дубисы, по выражению Хроники Вартберга - «против Велюнской горы».
Новый Мариенбург стал временным домом Витовта и его семьи, а также родственников и свойственников, а также всех, кого новое правительство нового великого князя Литовского ущемляло так или иначе.
У Витовта было два младших брата, Товтивил (Конрад) и еще один, оставшийся известным только по своему католическому имени Сигизмунд (русский вариант - Жигимонт), которому было в то время лет 19. Еще была младшая сестра Рингалла (иногда пишут Римгайла), возраст которой примерно соответствовал возрасту его дочери Софьи (лет 10). В близкое окружение входил свояк князь Иван Гольшанский. Орденские хроники называют еще одного персонажа – Судемунта (либо кровный родственник, либо тоже свояк). И так далее.
Зима 1383\1384 года выдалась на редкость теплой и мягкой, по распутице ходить в походы было невозможно («не было зимы, а потому не было и похода», как сказано в хронике), воины сидели дома, с женами, у кого они имелись при себе, отдыхали и отсыпались, а боевые доспехи и оружие, развешанные на стенах, собирали пыль и копоть от каминов и факелов… Можно себе представить эту странную жизнь в маленьком замке лишенных родины изгнанников, старающихся поддержать и ободрить друг друга… Собственных сил было так мало, а враги и союзники казались такими одинаково грозными… И кто бы мог подумать, что это лишь пролог к будущему могуществу и преуспеванию.
Кастеляном в Новом Мариенбурге служил орденский рыцарь Марквард фон Зальцбах. Близко сведенные друг с другом, Марквард и Витовт стали соратниками и подружились. Дружба продолжалась несколько лет, выдержала серьезные испытания, однако затем обстоятельства сложились таким образом, что из дружбы выросла вражда, из приятельства ненависть… и однажды Марквард был казнен по приказу бывшего друга. Но ведь тогда, в ту дождливую зиму в Новом Мариенбурге около устья Дубисы «против Велюнской горы», в его трапезной, за кубком вина, они еще не знали, не могли знать, что все кончится таким образом, и Витовт еще не перешел всех граней на пути к достижению своей цели. Хотя первый рубеж был уже позади, а первый шаг считают и самым трудным, и самым важным…
В Новом Мариенбурге был организован сборный пункт для стекавшихся к Витовту сторонников. Торнский анналист: «И пришли к нему тогда многие литвины со своими жёнами и имуществом, поскольку ему доверилась жмудь. С помощью прусских рыцарей Ягайло и Скиригайло, производя опустошения, причинили величайший ущерб их землям».
Говорят, Ягайло сделал попытку обратиться к патриотизму двоюродного брата и всех этих людей, указывая на совершаемое ими предательство, нарушение «старины», то есть традиций, ссылаясь на долг, честь и древние летописи. Однако он сам своими поступками нарушил и клятвы, и традиции, вопреки древним летописям, так что его обращение оказалось напрасным.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Кёнигсбергский договор, 30 января 1384 года.
1 января 1384 года великий магистр фон Ротенштайн выдал Витовту грамоту, в которой обещал помогать ему добывать его наследственные владения.
30 января 1384 года в Кёнигсберге Витовт присягнул Ордену как герцог Трокский, признав себя орденским вассалом, и передал рыцарям Жемайтию до притока Немана, Невяжи (Невежиса), вместе с Ковенской областью… так называемый КЁНИГСБЕРГСКИЙ ДОГОВОР… В Кёнигсберге заправлял Конрад фон Валленрод, так что, предположительно, Витовт имел дело непосредственно с ним.
В феврале 1384 года отдельные области Жмуди выразили свою поддержку Витовту, и племенные вожди приехали в Кёнигсберг, чтобы дать согласие на подчинение крестоносцам. Для жемайтов память отца Витовта, великого князя Кейстута, легендарной, культовой личности в этом краю, была еще свежа, они решили не отказывать в помощи его сыну, который к тому же по матери принадлежал к их племени, и оказали ему доверие.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Новый Мариенвердер, май 1384 – ноябрь 1384.
Поскольку предыдущая попытка войны с Литвой для Ордена оказалась неудачной, к новой войне готовились более обстоятельно и осмотрительно. Решено было построить военную базу на важнейшем стратегическом месте, то есть в Ковне.
Кирпичный замок был возведен в месте впадения реки Вилия-Нярис в Неман (немецкие названия рек соответственно Нерге и Мемель), в районе старого укрепления Ковны («там, где был некогда замок Ковна»), подвергшегося нападению и разрушенного в 1362 году, затем восстановленного, но вновь разоренного в прошлую военную кампанию, и ему дали название Новый Мариенвердер («Остров Марии» - это название, как и в случае, с Мариенбургом на Дубисе, было продублировано для новой постройки).
Стройку начали в мае 1384 года и вчерне закончили через два месяца, очень быстро, однако замок и простоял недолго – всего полгода. Причем разломал его тот же, с чьей подачи он был возведен, то есть князь Витовт.
Насколько стройка считалась важной, говорит тот факт, что экспедицию возглавлял лично великий магистр «с большим войском». Замок был выстроен мощной крепостью, согласно Торнскому анналисту «Высота стены над землёй [составляла] четыре вирги, ширина в верхней части – 10 кирпичей» (причем кирпичи тогда делались шире, чем те, которые производят сегодня). Гипотеза современного литовского историка о том, что Мариенвердер был деревянным, не подтверждается данными хроники – замок был из кирпича, причем обычно основание кирпичной стены делали из дикого камня.
Польские источники, которые процитировал в своем монументальном труде «История России» признанный мэтр русской исторической науки Сергей Михайлович Соловьев, приводят следующие подробности возведения Мариенвердера: строительные материалы привезли из Рагнита по Неману на судах, на стройке было занято 60 тысяч рабочих и 80 тысяч лошадей, стены возвели 8,5 метров высотой и 3,5 метров толщиной. Замок был закончен за шесть или восемь недель. Продолжительность стройки кажется мала для такого сооружения, но, похоже, тевтоны умели строить и качественно, и быстро (у них были опытные градостроители, а согнанные на тяжелые строительные работы местные под давлением немецких надсмотрщиков вкалывали до изнеможения)…
Замок находился недалеко от старого литовского Ковенского замка, на рукотворном острове: с двух сторон его защищали воды Вилии и Немана, а с третьей глубокий ров, соединивший обе реки. Судя по описаниям последующего штурма замка в хронике Торнского анналиста, упоминающего, что осаждающие пробили форбург, можно заключить, что замок строился по типовому плану – главное здание и замковый укрепленный двор (форбург, предзамок).
Одна подробность – у Соловьева замок описывается не как Мариенвердер, а как Риттерсвердер, что объясняется следующим обстоятельством: Мариенвердеру судьба отпустила всего полгода существования, а через 7 лет после его разрушения, уже в 1391 году на его месте или рядом был сооружен новый замок, выполнявший ту же роль аванпоста крестоносцев в стратегически важном районе Ковны, но простоял он тоже недолго – около тех же шести месяцев.
Этот следующий замок получил другое название – Риттерсвердер (Ritters-Werder, Рыцарский остров). В связи с тем, что замки стояли в одном районе, может быть, на одном и том же месте, и выполняли одинаковую функцию, они немного путаются. К тому же и судьба у них была похожая – оба были построены с подачи Витовта, оба им и были сожжены.
Хотя история Мариенвердера звучнее и трагичнее, чем история Риттерсвердера, а, кроме того, она относится к первому пребыванию Витовта в Ордене и первому его отступничеству, что касается Риттерсвердера, то он существовал в то время, когда Витовт ушел в Орден второй раз… и второй раз от него отложился… (это может удивлять, но это все политика, политика…)
В Новом Мариенвердере Витовт не командовал и не жил, в отличие от Риттерсвердера, который был его резиденцией и из которого, согласно хронике, он «совершал часто тайные набеги на литовские земли».
Можно еще упомянуть для большей точности, что замок, первым носивший название Мариенвердер, был построен тевтонами еще в 1232-1233 годах, ныне это город Квидзын в Поморском воеводстве Польши. Мариенвердер на Немане (Мемеле) в устье реки Вилия (Нерге) – именно Новый.
В Мариенвердере-Квидзыне вскоре должна была поселиться в замурованной келье около церкви странная женщина, которую однажды чуть не сочли ведьмой, но затем решили, что она не ведьма, но пророчица по воле господа, посланная Ордену святыми небесами, - Доротея из Монтау, вдова данцигского мастерового. Это она однажды увидала, как черти утащили в ад душу «одного господина», в котором современники тут же пожелали угадать магистра Конрада фон Валлерода. Хотя в 1384 году он еще не был магистром Ордена, только его маршалом, и ни его враги, ни тем более черти до него еще не добрались.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . ПЕРВОЕ ОТСТУПНИЧЕСТВО. 1384
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Тайное соглашение.
Итак, на отвоеванном мысу между Неманом и Вилией, среди дымящихся городских развалин, летом 1384 года тевтоны спешно возводили свою твердыню. Торнский анналист сообщает об этой стройке, указывая, что Витовт «коварно и лживо внушал, что, мол, из этого замка легко можно будет при помощи жмуди захватить и подчинить литовские земли». Хотя вначале идея была вовсе не «коварная и лживая», а вполне себе жизненная и оправданная, но тут как раз политический ветер переменился.
Устрашенный грозными приготовлениями, Ягайло лихорадочно искал новых союзников, однако дело не клеилось. С подачи матери, княгини Ульяны Тверской, он обратился к великому князю Московскому Дмитрию Ивановичу (Донскому), обещался креститься в православие, жениться на его дочери и признать его старшинство, но у Москвы были свои проблемы, так что военной помощи оттуда дождаться можно было бы вряд ли… в связи с чем Ягайло, пока тевтоны строили в Ковне свой замок, счел очень своевременным вступить в тайные переговоры с двоюродным братом и начал просить его о мировой.
Условия в конце концов стали так хороши, что Витовт согласился и принял их. Соглашение было устным, но от этого не менее весомым. На тот момент Витовт победил, использовав Орден как противовес Ягайло. Орденские рыцари, которые собирались использовать его самого подобным же образом, понятное дело, очень огорчились.
Ягайло обещал Витовту вернуть ему его наследственные владения, земли Гродненскую и Берестейскую, с городами Гродна, Волковыск, Берестье, а также, помимо этого, отдать Волынь с городами Дорогичин, Мельник, Бедьск, Сураж, Каменец - и самый город Луцк, столицу Волынского князя Дмитрия-Любарта Гедиминовича, дяди обоих князей, который в прошлом году как раз умер.
Также Ягайло обещал Витовту, согласно его особому требованию, еще одну его отчину – Троки, которыми пока что владел его младший брат и помощник Скиргайло. Для Витовта возврат Трок являлся принципиальным.
Тут, правда, требовалась перестановка – Скиргайло мог взамен Трок получить Полоцк, но сначала из Полоцкого княжества следовало еще раз выгнать князя Андрея Ольгердовича, а полочан снова привести к покорности…
В обмен от Витовта требовалось поклясться Ягайло в верности и сыновнем почтении (равноценно вассальной присяге), предупреждать его о заговорах против него и не сноситься ни с кем посольствами… то есть никакой независимой внешней политики… разумеется, отношения с Орденом должны были быть однозначно разорваны.
Пока длились тайные переговоры между братьями, параллельно, как раз в середине лета 14 июня 1384 года, произошло подтверждение договора между Витовтом и великим магистром, в пограничном замке Новый Мариенбург, согласно которому Орден повторял свое ранее выданное обязательство помочь Витовту возвратить свои земли, а Витовт обещал «помогать и служить» Ордену. В это время, без запинки подписывая этот документ, Витовт уже знал, что на самом деле бумажке грош цена.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Это не измена, это политика. Июль 1384г.
В июле 1384 года Витовт вероломно выступил против Ордена, за что был назван обманутыми им рыцарями «гнуснейшим и нечестивейшим предателем», а также злобным и коварным негодяем, забывшем о верности, чести и порядочности, «так как он происходил от ядовитого и невернейшего корня – своего отца Кейстута».
Эмоциональный подробный рассказ о произошедшем содержат записи Торнского анналиста, его даже жалко сокращать, это сцена из приключенческого романа о благородных рыцарях и разбойниках, причем, согласно видению автора, Витовт из первых уверенно попадает во вторые… хотя рассказ довольно длинный…
В общем, Витовт из своего Мариенбурга на Дубисе подошел к замку Юргенбург (он же Георгенбург – замок на горе св. Георгия, прежде Карсовен, после обновления в 1387 году Байербург, ныне современный город Юрбаркас) с четырьмя сотнями воинов, «9 июля после вечерни, когда братья хотели идти на обед»… собирались обедать, такая трогательная подробность… вызвал к себе вице-комтура замка Дитриха фон Крусте, который «обрадовался его прибытию, ибо надеялся, что он будет приятен»… видимо, герцог Виганд Трокский в смысле «выпить вместе с рыцарями», как ему тут же это предложили, был не самой скучной компанией на свете…
Витовт объяснил, что идет в поход на двинувшегося в направлении Рагнита Ягайло, отклонил приглашение подняться в замок, но отправил туда «одного соучастника своего нечестия» (даже названного хронистом по имени – Судемунт его звали), который на мосту «скрытно и коварно нанёс секирой смертельный удар сзади» своему провожатому и добил его ударом копья…
Ворота закрыть не успели, люди Витовта ворвались в замок и захватили рыцарей в плен. После этого Витовт «коварно повернулся к вооруженному войску… и сжёг замок Юргенбург, построенный для защиты христианства… той же ночью он сжёг переданный ему под защиту замок Мариенбург».
Хроника сообщает, что ранее отлучившиеся из Юргенбурга на заготовку дров слуги успели предупредить об опасности гарнизоны замков Рагнита, Нейхауза и Шплиттерна, иначе их ждала бы та же участь.
Путь Витовта из орденских владений был отмечен пролитой кровью и заревом пожаров. Ян Длугош, «История Польши»: «Братья Ордена, управлявшие замками, были перебиты и брошены в рвы, упомянутые же замки преданы огню; все остальное множество людей, которых он нашел в тех замках, Витовт увел с собой в Литву пленными».
Кастелян сожженного замка Новый Мариенбург, рыцарь Марквард фон Зальцбах, его друг, стал его пленником… «увёл в плен и обрёк на жалкую неволю»…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Конец Нового Мариенвердера, сентябрь-ноябрь 1384г.
С наибольшим трудом Витовт захватил свеже-построенный замок Новый Мариенвердер на Немане в устье Вилии.
Торнский анналист рассказывает, что «Замок Мариенвердер не был тогда предан и, как говорили, по такой причине. На следующий день, то есть 10 июля, вицекомтур и другие рыцари, поднявшись утром… увидели двух человек, плывших на лодке вниз по Мемелю, и позвали их, но те отказались прийти. Вицекомтур послал за ними, так что один из них спасся, а другого задержали и доставили; под пытками он рассказал об измене. А другой, который спасся, сообщил предателю Витовту о взятии в плен своего товарища».
Согласно другим данным, дополняющим этот рассказ, Витовт собирался овладеть замком хитростью и для этого послал в Ковну несколько якобы торговых барж, имеющих на борту спрятавшихся воинов. Именно эту тайну и выдал, не выдержав мучений, схваченный разведчик.
Таким образом, штурм замка Мариенвердер пришлось проводить уже по всем правилам военного искусства, Витовт появился под стенами замка 19 сентября вместе с Ягайло, Скиргайло и крупными силами, замок осаждали три недели, «литовцы осадными машинами и бомбардами разрушили всю оборону, бывшую в верхней части замка, выстроенной наподобие башни, пробили передовое укрепление, которое зовётся форбургом, и при помощи лестниц, которые после того как оборона, как сказано выше, была сокрушена, они вопреки воле христиан силой приставили к [стенам] замка, ворвались туда и, взяв в плен и перебив всех, кто был в замке, огнём и разламыванием до основания разрушили замок».
Торнский анналист также упоминает, что из-за новизны постройки замка в нем испортились припасы и многие были больны… вероятно, из-за царившей сырости… замок был построен в мае-июне, причем второпях, видимо, без учета внутренних удобств, а в сентябре уже подвергся боевому крещению… это помешало делу обороны.
Отряд, который 17 октября привел к замку маршал Конрад фон Валленрод, «из Христбурга, Эльбинга, нижних земель», не сумел помочь осажденным и к тому же испытывал недостатки в припасах, поэтому должен был отойти.
Замок пал, согласно Торнскому анналисту, 6 ноября 1384 года.
В самом финале в замке прогремел взрыв, унесший жизни многих победителей, так как от начавшегося пожара воспламенился порох в погребе… Торнский анналист: «когда замок загорелся, многие литвины сгорели вместе с замком»…
Из других источников можно почерпнуть еще кое-какие сведения об этом деле, хотя они и разноречивы. Есть данные, что при штурме был убит комтур замка Генрих Клее (может быть, ему в голову в самом деле угодил камень из метательной машины, как описано одним беллетристом), в плен попали вице-комтур и 15 рыцарей. Иначе – во время осады погибло около 150 рыцарей и 55 попало в плен. Расхождение в указанной численности убитых и пленных может происходить по той причине, что среди потерь хронисты порой считали только членов Ордена и только рыцарей, выпуская из поля зрения кнехтов и других крестоносцев, воевавших под орденскими знаменами добровольно, в качестве гостей, если среди них не было известных знатных персон.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Новое крещение. Август 1384.
Порвав с крестоносцами, Витовт повторно крестился в православие, причем сразу же, как только вернулся в Литву, до 23 августа 1384 года, о чем свидетельствует сохранившийся документ, помеченный этой датой, в котором Витовт предоставляет городу Троки написанную на русском языке привилегию, называя себя при этом «нареченным во св. крещении Александром» (в прошлый раз, согласно Хронике Быховца, он был Юрием). Православный писатель замечает по этому поводу, что он торопился с крещением, «словно желая смыть с себя скверну»… Более прозаическое объяснение – ему нужно было стать православным, чтобы вступить во владение обещанными ему Ягайло в добавок к его удельной Гродненщине волынскими землями, где ранее заправлял старый Любарт, который тоже был крещен.
Любопытно, что, если это справедливо, то он поступил так напрасно, поскольку этих земель он в 1384 году не получил. Город Луцк, где была резиденция Любарта и где до 1387 года оставался князем его сын Федор, и город Владимир-Волынский, отторгнутый у Федора в 1392 году, Ягайло отдал брату только позднее… вернее, тот их у него вырвал…
Высказывались предположения, что взятое Витовтом при крещении имя Александр отвечало его амбициям (Александр Македонский, Александр Невский), в связи с чем он не стал его менять, когда пришла пора перекреститься в католичество. Так и остался Александром.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . ВОЕННЫЙ МУЗЕЙ.
Дальше все снова произошло совсем не так, как можно было ожидать.
Что касается Ковны, то, поскольку после некоторого затишья война продолжилась, второй по значению город Литвы, который называли «воротами в Литву», вместе с окрестностями, продолжал оставаться эпицентром военных действий, со всеми вытекающими, и еще не скоро появилась возможность перейти к врачеванию военных ран и мирному созиданию.
В современном Каунасе от тех давних времен, помимо руины Ковенского замка, мало что уцелело, да оно и не мудрено, а то, что уцелело, было неоднократно перестроено. Из самых старых и более-менее сохранившихся зданий на слуху такие образцы красивой кирпичной готики, как дом ганзейской конторы (т.н. «Дом Перкунаса»), костел св.Гертруды и костел Вознесения Пресвятой Девы Марии, обычно просто костел Витовта, поскольку он был построен именно им, по сути дела представляя собой памятник сокрушительному провалу его золотоордынского проекта.
Но все это – и проект, и храм, и прочие постройки – имели место уже после того, как все потрясающие воображение перипетии гражданско-междоусобной войны, которая произошла в Литве в конце XIV века, остались в прошлом. Кстати о том, как все тогда происходило, можно получить наглядное представление, посетив еще одно место в Каунасе, - Военный музей Витовта Великого.
Вообще в современной Литве, и в Каунасе, разумеется, с Витовтом Великим связано если не все, то очень многое. Он там до сих пор на каждом шагу, причем часто практически в буквальном смысле – взять хотя бы помпезный скульптурный монумент, украшающий Каунас… бронзовый государь в великокняжеской короне…
Оно конечно, князь Витовт наделал когда-то в Литве и окрестностях много шуму, хотя и не один, а вместе с двоюродным братом, королем Ягайло, с которым они то дружили, то враждовали, то сотрудничали, включая и войны, и интриги, но Ягайло в Литве не любят, в отличие от Польши, а Витовта любят. К тому же прожил он долго, так что его влияние на течение исторического процесса, соответственно, тоже было долгим.
Он воевал, правил, вдохновлялся грандиозными перспективами и вдохновлял ими других… мечтал о величии, собственном, но также и своего государства… в общем, не поспоришь, фигура знаковая. Когда-то этот человек сумел переломить крайне неблагоприятную ситуацию, грозившую ему гибелью, и добиться и прижизненного признания, и посмертной славы.
Так вот, музей в Каунасе, носящий имя Витовта Великого. Посетители музея имеют возможность познакомиться с тем, как выглядели древние укрепления, начиная с частоколов вокруг городищ и до стройных кирпичных цитаделей, увидеть макет штурма Ковенского замка на Страстную субботу 1362 года, когда тевтоны применили свои осадные башни и проломили обе крепостные стены, а также, конечно, постоять возле витрин с рыцарскими доспехами и теми железными штуковинами, которыми эти доспехи можно было если уж не проломить, то покорежить знатно… вместе с тем воином, который на тот момент был в них облачен. Забор из алебард выглядит и до сих пор зловеще. Лицезрение старинного оружия вызывает противоречивые чувства – здесь и отголосок былого зверства, и отголосок былой мощи.
После этого визуального знакомства с древними реалиями лучше всего побродить где-нибудь по набережной возле реки, чтобы ветер выдул из головы воображаемый грохот сражений и характерный лязг железа об железо, а также (или даже в большей степени) размышления о политике…
Для прогулки можно выбрать набережную напротив церкви Витовта, и свежего ветра, который всегда особенно свободно гуляет над обширными водными массивами, подобными, например, месту слияния рек Немана и Вилии-Нярис, здесь будет хоть отбавляй.
В этом городе, старой Ковне, нынешнем Каунасе, вообще, как говорят, часто ветрено, а потому и холодно тоже часто, в любое время года, даже летом.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
2012г.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Предыдущее:
«Великий магистр и пять чертей» http://www.proza.ru/2019/12/22/1753
Продолжение:
Часы Ягеллонского университета http://www.proza.ru/2020/02/01/849
Свидетельство о публикации №220011501801