сашенька

— А чего хочется больше?

Почти архитектурный разлёт плеч, игривая интонация и лёгкий взмах ресниц. Женя не видит этого, но угадывает. Слишком хорошо знает. Сам выбирал.

«Сдохнуть», — думается Жене.

— Прожить ещё один день с тобой, — выходит как-то печально и совсем немного неправдой. В конце концов он никогда не видел в Сашеньке… Сашеньку.

Она тихо вздыхает и переворачивается на другой бок, лицом к нему. Что ж, всё это было не так страшно, как виделось. И глаза у Саши вроде тоже ничего. Серо-голубые: лужи с отражённым в них небом.

В ней столько всего от Саши и совсем ничего от Сашеньки.

— Ты опять курил? — Упрёк чисто механический, ей всё равно на самом-то деле.

Женя проводит по мягкому сену волос ладонью, пропускает его сквозь пальцы и всё больше убеждается в своей гениальности.

— Спи, — «Сашенька» застревает поперёк горла, режет и колется. Ему не можется назвать её так.

С прикрытыми глазами в неверном неоновом свете, пробившемся сквозь щель между плотных штор, она кажется совсем неживой. Ворочается во сне, и теперь Жене видна приоткрывшаяся спина. Он невесомо проводит кончиками пальцев, едва касаясь: от лопатки до поясницы по идеальному хребту позвоночника. Под подушечками Жене чудятся швы.

Он прикрывает глаза, ложится на спину и замирает. Затем выдыхает и как–то обмякает на матрасе средней жёсткости. Черты лица вязко стекают по черепу, расслабляя мышцы. Грудь его почти не вздымается. Глаза жжёт.

Век технологий. За окном тихо гудит хайвей. Жене хочется удавиться.

— Женка, — тихий шёпот где–то над ухом заставляет его резко распахнуть глаза, а затем зажмурить. Нет, ему не страшно. Это другое, — Женка, вставай.

В голосе звучит улыбка, и Женя чувствует, как щемит его сердце. Как нежно и болезненно щемит его сердце. Он осторожно приоткрывает глаза, а затем распахивает их широко, вдыхает глубоко и замирает.

Сашенька улыбается, в глазах её сияет кристальная вода озёр, и солнце… солнце бьёт ей в спину из распахнутого окна, и тусклое сияние окружает пшеницу волос, замыкаясь в круг за головой.

— Сашенька, — еле выговаривает он, протягивая руку к её румяной щеке, проводя ниже, по шее, к жаркому плечу, смотря ей в глаза, — Сашенька…

Она смеётся и тянет Женю с кровати, ближе к окну, мягкий ветерок подбрасывает пряди живого золота, и ему кажется, что всё это — недостижимая даль.

За окном болезненно-яркое голубое небо, свежая зелень вдоль тихого покрытия дороги, и сотни автомобилей, едва задевающих магнитными подушками поверхность.

Жене хочется кричать, прижимая её к себе, и этот крик распирает грудину, рвёт ему горло и раскрывает сухие губы. Но ещё больше Жене хочется жить.

Он тянет ладонь к щеке Сашеньки, прикрывшей шторами сияние своих глаз, и касается пальцем горечи улыбки в уголке её губ. Глаза жжёт.

— Ты моё счастье, — хрипло шепчет Женя и щурится, когда она взмахивает ресницами.

— Я, — нежно отвечает Сашенька, прижимая ладонь прямо к его сердцу, перед глазами мутнеет, — твоя печаль.

Женя крепко зажмуривается, а затем замирает, чувствуя, как жжёт щёки. Он пялится в тёмный потолок широко распахнутыми стеклянными глазами. Ладонь его резко холодеет, а грудь горит в месте несуществующего прикосновения.

Рука Жени безвольно падает на кровать с тихим хлопком. Он беззвучно трясётся, притягивая ладони к лицу. Затем отнимает их и резко подрывается, разворачиваясь лицом к неподвижной Саше.

Её шея заманчиво белеет в стылой темноте комнаты. Она всё равно не может ничего почувствовать. Даже понять. Женина рука уже протягивается вперёд, сам он задерживает дыхание…

А потом молниеносно отдёргивает ладонь, в ужасе смотря на неё, вскакивая с кровати, и, как был, в майке и шортах, босой, выбегает из комнаты. Шуршит сорванная с вешалки куртка, громко хлопает дверь, и тишина лёгкой волной прокатывается по спящей квартире.

Холодный неоновый свет билборда за окном выхватывает письменный стол с кучей инструментов, чертежей и странных схем. Где-то рядом валяются стопки рисунков с одним и тем же лицом на них, отрывки редких беспорядочных записей. Стул на колёсиках отставлен в сторону, будто в спешке.

Покосившаяся книжная полка зияет пустотой в тёмном углу. На её краю стоит идеально чистая деревянная рамка.

Век технологий. За окном тихо гудит хайвей. Сашеньки нет уже восемь лет.



01.19