Как же это вышло...

    
               


    (Быль. О том, как происходило бегство жителей Минска,  в том числе еврейских семей, от наступающих немцев. Никакой организованной эвакуации не было, враги захватили город уже 27 июня, через неделю после начала войны. Те евреи, кому не удалось тогда убежать, были расстреляны, убиты в концлагерях. Записал это в 1975 году отец моей жены Сони. Его воспоминания я опубликовал в серии очерков "Коричневая тетрадь".
Примечание Валерия Хатовского)

               
    Минск,  24 июня 1941 года
    
 Этот день я вспоминаю всю свою последующую  жизнь, оказавшуюся такой длинной и трудной. Война, стройки, тюрьма, пожар, бездомность. Бессонница. Из головы не выходит одно и то же – я  ведь обещал тогда моему брату Ефиму: где будет моя Маня, там и его жена Нина, и смог бы  выполнить обещание.  Но всё в жизни складывается  независимо от наших желаний. 


   Утро 24 июня. Я за рулем огромного грузовика – «дизеля», рядом со мной сын Гоша, третьим в кабине офицер, капитан, он - «хозяин» машины. Откуда он появился?
   Накануне  к вечеру начались усиленные налёты на город. Я – на военных сборах ещё с мая месяца, брат Ефим служит  в отряде ПВО под Минском, он заскочил ко мне в часть. Решили – завтра утром Маню с детьми перевезу в его дом,   Нина будет ждать  нас.


   Наутро, 24 июня,   сажусь на мотоцикл, еду по улице Свердлова, сплошные воронки,  угол школы возле моего дома разрушен бомбой. Вбегаю к себе, застаю полный дом людей – мои сестры, тёща, какой-то капитан,  он с автомашиной, «дизелем». Машина  стоит во дворе,  в кузове ящики с  архивом, офицер вывез архив из Каунаса. На машине с ним приехала и сестра моей жены, беременная на последнем месяце. Водитель «дизеля», литовец, сбежал – ЧТО ему немцы, Литва оккупирована Союзом.


   Что делать? Повел я капитана в горвоенкомат, чтобы военком дал ему водителя. Военком, зная, что я автомобилист, известный в Минске, забрал у меня мои документы и бронь, отдал капитану и приказал:  Вот вам водитель, он отвезет вас до города Борисова, используйте его по обстановке и, когда сдадите архив, освободите его.  На своем мотоцикле пусть возвратится в свою часть.


    С этим вернулись на улицу Свердлова. Все вместе расчистили выезд из двора и тронулись на Комаровку, чтобы забрать родных. Горючее – солярка кончилось у въезда на улицу Цнянская. У кого-то достал ведро керосина, залил его в бак – поехал «дизель»! Доехал до автомотоклуба, где на складе хранилась оставленная мною бочка бензина, но зав. складом, мой родственник, отказался отдать – запретил начальник, расстреляет, если отдашь.  Съездил за его женой, моей сестрой Дусей, она умоляла:  отдай ему бензин, - ни в какую.  Выручил муж младшей сестры,  Берман, сказал, что на складе брошенной уже фабрики, где он работал,  есть бензин.  За это я возьму на машину его жену с детьми. Но – «возьмёшь горючее без спросу, если что – отвечаешь сам!». Выкатил я бочку бензина, взял ещё полбочки автола, смешал и залил в баки машины. Заправка есть!


     Подъехал к дому,  там – три  моих сестры. Одна сразу забрались в кузов с детьми, вторая ещё раздумывает, ехать – не ехать? Муж её, Герман, без колебаний: – садись сейчас же, и сам я уеду или уйду, у немцев не останусь, был у них в плену в 1916-1918-ом,  знаю их!


  Третья моя сестра, Мара,  сажает двоих детей в кузов, малыша бросает на руки кому-то из родни: сама не поеду, не могу, муж не хочет оставить коров не накормленными, ничего, догоним в Борисове. Я протестую - как это бросить детей! Тут капитан собирается стрелять в меня за медлительность. Маня с нашими детьми подошла, они ходили за Ниной, женой Ефима – но нет её! Сели  в машину, и я поехал. По пути доехал до квартиры Ефима – дом на замке!  Поехали дальше, машина движется со скоростью пешехода. Дорога забита людьми, коровами, подводами, в кузов ко мне забирались на ходу все, кто только мог втиснуться.


   Я сижу за рулём, рядом сын  Гоша,  у правой дверцы сидит капитан. Я напряжен, как бы не задавить кого-то. Помню, стучат по кабине, капитан приоткрыл дверцу, высунулся из кабины, о чём-то поговорил и сел. Спрашиваю, в чём дело, он отвечает – ничего! НИКТО МНЕ СЛОВА НЕ СКАЗАЛ, что видели Нину  с детьми…
   

     А вот что рассказал  Сеня, племянник Матвея, сын Моти Бермана (брата известного композитора). Сеня, тогда мальчик, ехал в кузове того "дизеля".


    Перед началом войны  я с Гошей, братом Сони и двоюродным братом  Гришей, сыном дяди Ефима,   были в пионерлагере.  Дядя Ефим служил в моторизированных войсках, его часть стояла в городе Борисове, недалеко от Минска.  Когда 22 июня объявили, что началась война, дядя , ( а  он был тогда старшим сержантом – 3 треугольника в петлицах), взял в части машину «пикап» и бросился на ней за 20 километров, в пионерлагерь, за нами.  Погрузил в кузов нас троих - меня, своего сына и Сашу и помчался в Минск.  Почти сразу на  дороге  нас остановил военный патруль – это ведь была приграничная зона, хотели забрать машину, задержать водителя. Дядя резко свернул,  рванул по полю, крикнув нам, чтобы легли на дно кузова. По нам стреляли, потом, в Минске увидели в борту несколько  пробоин от пуль,  к счастью, никого из нас не зацепило.  Высадил он нас и скорее  обратно в часть – видимо, ездил за нами без спросу.  Так в первый раз за войну я избежал смерти..


     Сестра жены дяди Матвея, тётя Мира, была в Каунасе.  Каунас тогда, по договорённости с Гитлером, был захвачен и присоединен к Союзу, он вошел в Литовскую Союзную республику.  Мира была тогда на последних месяцах беременности, она была там с мужем, военным фотокорреспондентом «Красной Звезды», он работал с Ильёй Эренбургом. Возле Каунаса  шли бои. Её муж  нашел  громаднейшую машину, направлявшуюся в тыл,  с шофером – литовцем, который впоследствии, как рассказывал дядя Матвей,  в Минске сбежал – ему нечего было терять, немцы его не страшили. На эту машину села Мира с вещами. Машина была в подчинении офицера, он, чтобы дезертировать с передовой, погрузил, якобы, на машину какой-то архив и как бы сопровождал его. Спасал свою шкуру.


    Приехали в Минск,  и Мира двое суток жила в доме дяди Ефима, тот офицер – там же.  Тётя Нина, жена дяди Ефима, готовила для всех. Дядя Матвей, Сонин папа,   загрузил на «дизель» все свои вещи, даже мотоцикл свой. Не помню, чтобы в кузове были ящики с каким-то архивом. Тётя Маня, беременная Соней,  и ее дети Маша и  Саша  жили неподалеку в больших домах, их квартал немцы бомбили. 25 июня  рано утром стали бомбить и этот район, окраины, нужно уже было уезжать. Дядя Матвей, опытный водитель, получил приказ от военкома съездить на этой машине, отвезти  архив и эвакуировать людей в тыл, в Борисов.


    Мой папа, Мотя Берман, работал на фабрике «КИМ».  Дяде Матвею  нужна  была  солярка для «дизеля». На фабрике уже никого не оставалось,  на складе нашлась одна бочка горючего, но не солярки, а бензина. Папа согласился – выдам тебе эту бочку, и ты возьмёшь на машину мою жену и детей, то-есть меня - Сеню,  и полуторагодовалого брата Вову.


         А сейчас я, Валерий, сделаю отступление - О РАЗНЫХ ПРАВДАХ.
   Мне вспомнился нашумевший в шестидесятых годах прошлого века японский фильм «Расёмон», культовый в странах Запада и в Союзе тоже. По крайней мере у нас,   в Ленинграде,  много говорили о нём.  В центре сюжета там было преступление – изнасилование и убийство  молодой женщины.  Опрашивают троих свидетелей, имеющих непосредственное отношение к той женщине и к обвиняемому. Приводят колдунью, она вызывает дух погибшей и звучит ЕЁ рассказ.  Каждый рассказывает СВОЮ ПРАВДУ. То есть фильм о том, что истину узнать невозможно. Каждый свидетель, по разным причинам, по-своему вспоминает то, что произошло.  И  в нашей истории мы сейчас встретимся с этим.


   Продолжаю  рассказанное  по Скайпу и записанное на диктофон свидетельство  83-х летнего двоюродного брата моей жены,  Сени Бермана, кандидата технических наук, живущего сейчас в Соединенных Штатах. В его порядочности и искренности не может быть никаких сомнений. Он говорит, что прекрасно всё помнит.


  Сеня продолжает:
     Вот мы с мамой оказались  в кузове, сестра моя Берта в это время была в Крыму, в пионерлагере Артек. Рядом с нами сидели Сонина мама,  сестра Паша и её брат Гошка, с ними была и бабушка , мать тёти Мани. Залезли  еще тётя Дуся с тремя детьми, её муж Герман,  и тётя Мара, мамина сестра,  с двумя  ребятами и годовалым  Толиком.  Муж её  Давид  вдруг остановился, сказал – не могу сейчас ехать, у меня остались коровы не кормленные. После коротких пререканий тётя Мара сунула маленького Толика в руки кому-то и соскочила из кузова. Машина поехала.


   Когда мы проезжали мимо дома тёти Нины, жены дяди Ефима, я видел из кузова, что тётя стояла с двумя детьми на крыльце.    Никогда не забуду - руки подняты, кричала:  Возьмите меня! Машина ехала, Маша стала стучать по крыше кабины.  Дядя Матвей открыл дверцу – в чём дело, что шумите? Ему сказали: Надо взять Нину с детьми, он ответил – Нету места! Опять стучали, но он поехал. Они остались,  погибли в гетто…  В гетто погибли и дядя Давид с тётей Марой. Из-за коров...
    Валерий: вот так,  две правды. 


  Но  Матвей, отец моей жены Сони,  продолжает, это из его Коричневой тетради, где в 1972 году  он записал свои воспоминания:
   Спустя много лет после войны поползли слухи, будто бы мне сказали о том, что Нина просилась в машину, а я, якобы, отказал. С БОЛЬНОЙ ГОЛОВЫ НА ЗДОРОВУЮ…  Виноваты все, сидевшие в кузове, и в первую очередь Герман, ведь он мужчина.  И сестры Дуся и Клара. Ведь моя жена Маня и Мира, её сестра, были на последних месяцах беременности и не были в силах встать в тесно набитом кузове, добраться до кабины и повторно постучать,  вызвать меня или Гошку.  Машина шла очень медленно, Герман и сестра могли бы даже сойти с машины, дойти до кабины и мне сказать. НИКТО НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛ, ехали, как ни в чём не бывало. Зато после войны – грязные сплетни, оговор!
   Валерий:
    Но был и ещё один свидетель, другой племянник - Боря,  сын Мары и Германа, который также был в кузове и всё помнит.  Вот его рассказ:
   Рассказывает Боря:
      Помню, как мы сели в «дизель»,  доехали до дома дяди Ефима. Дядя Матвей кинулся во двор за тётей Ниной с детьми, за своими вещами, которые накануне завёз. Выходит один и говорит: дом на замке. Почему-то он не взломал замок, видно, растерялся. Двинулись дальше по улице к Болотной станции. Всё запружено: люди, скот, телеги, машины. Двигаемся черепашьим шагом. Люди цепляются за кузов, залезают . Коробка полная.  В воздухе гул самолётов, крики. Кто-то крикнул, что увидел тётю Нину с детьми.  Я-то видел только одного ее сына, Мишку на улице,  уже у выезда из города, Мишка почему-то побежал во двор.  Увидели, и кто-то постучал в кабину. Капитан высунулся из кабины, встал на подножку, ему говорят, что гражданка, в доме которой он ночевал и завтракал, просится с детьми на машину. Капитан ничего не ответил, закрыл кабину,  автомашина продолжала двигаться.
   Сказал ли он дяде Матвею об этом – не знаю. У нас, пока доехали до Ярцево, под Смоленском,   дня 4 – 5, никакого разговора на эту тему не было. Там чуть не реквизировали наш грузовик.  На счастье,  спас положение комендант Смоленска Илья Рубин, муж младшей сестры тёти Мани, жены дяди Матвея.
 
 Валерий: Тем, кто читает эту публикацию.
             Вот я и добрался до конца рассказа. Очень грустная история  из жизни большой семьи Сониных родных в труднейшие для всей страны дни начала той страшной войны. Кто-то ушел на фронт, другие с огромными тяготами добрались до Казахстана и Узбекистана, очень трудно жили и работали в тылу.  Всё это я постарался пересказать в заметках  «Коричневая тетрадь».
.    
   У Матвея Григорьевича  было ещё четыре брата и три сестры.  В их именах и родственных отношениях их младших поколений я и сам постоянно путаюсь, поэтому в рассказе изменены все имена и фамилии.  Попробуем потом составить генеалогическое дерево и поместить его в "Коричневой тетради".