В пространстве трех времен глава 23

               
                Гл. 23

                Свой день рождения я терпеть не могу. Это же надо – родиться после Майских праздников, которые принято отмечать 1-го числа! И что получается? 2-го все отдыхают от гуляний, 3-го идут на работу, уставшие от праздников. Так когда  же отмечать это мое личное событие?! И где? У родителей, чтобы не тащить к себе стариков? Или у нас, потому что именно к  нам придут мои друзья поздравлять именинницу?
                И тут начинается кавардак, ибо молодежь на праздничные дни уезжает в лес на пикник! Значит, каждый приходит, когда ему вздумается и удобно, а не мне.
                В общем, приходится советский Первомай совмещать со своим днем рождения – на территории родителей, а  потом  ждать у себя друзей - в разные дни и  в разное время. Ждешь одних – приходят другие.
                Но ведь к приходу гостей нужно подготовиться! Это уборка генеральная, магазины с очередями, стояние у плиты, где все варится, жарится, печется -  под аккомпанемент  недовольного мужа:
                - Вот  зачем столько готовить?! Ну, свари картошку, сделай винегрет, купи рыбные консервы…
                Дальше идет пауза. Очевидно, мой любимый муженёк пытается вспомнить, чем еще можно порадовать дорогих гостей, соскучившихся по картошке. И в эту паузу влетает голос моего папочки перед праздниками:
                - Шура! Зачем тратить деньги на какие-то салаты, если можно сварить картошку…
                Далее – по тексту (смотри выше).
                А потом приходят гости, едят, пьют, веселятся, Витя – в центре внимания. Острит, шпарит анекдоты, солирует в общем хоре (попеть мы любим), салаты все хвалят, «наполеон» идет на «ура», уходят поздно. Витя моет посуду (спасибо ему!), я убираю со стола, загоняю  в постель деток, падаю, словно раненная, на диван и не сплю еще пару часов от перевозбуждения.
                В общем, утром на работу я уже не бегу, а плетусь. На уроках не хожу по классу, а сижу – выдыхаю празднички. А теперь что – еще и к Ванде ехать, и так далеко! Почему она оборвала звонок? Не хотела расспросов?
                Встаю, чтобы покончить с уборкой, механически навожу порядок в письменном столе. Он же на двоих  с Иркой, а в ее ящиках – черт ногу сломает…
                И вдруг осеняет   мысль - память: врет Ванда! Она родилась в феврале, в самом начале! Я просто вычеркнула из памяти ТОТ день рождения, после которого мы не звонили друг другу. Или она ТОГДА врала, чтобы заманить меня к себе? Так и есть, наивная ты дуреха!
                И опять больница, уже без всякого вмешательства Персональной эпохи,  заполнила извилины моей памяти (есть же у нее свои извилины?), а также эмоции  ( а эмоции где живут? В душе? А она – где?!).
                … Палата оказалась веселой, хотя Оксанка была инвалидом, Лора – почти,  а тетя Маша просто не понимала, чем болеет. Меня на сей счет просветила Ванда:
                - Нашу Машу спасают два фактора – природная глупость и пожилой возраст.  Печальный у нее прогноз…
                - Может, ты  и  мне подскажешь прогноз? – я протянула  ей кисти рук с припухшими суставами на больших пальцах.
                - А что наша врач  говорит? – уклонилась от ответа Ванда, отводя взгляд.
                -  А ничего, - хмыкнула я. – Не понимаю, почему ты легла в это отделение. Есть еще терапия. А здесь так тесно. И зав какой-то надменный, на врача не похож. И наша…
                - К ней и попросилась. Была хорошим терапевтом, потом специальность поменяла. У нее один недостаток: боится начальства. От одной психопатки сбежала, к другому   надутому индюку попала, теперь не знает, куда стопы направить. Сникла совсем. А в терапии все забито. Я – на недельку, не больше. Девочки здесь нормальные, жить можно. А уж Стас – любое кино заменит.
                Стас Островский… Вот  кто вывел из депрессии мою новую приятельницу! Он появился однажды утром в столовой, где уже завтракали больные, звенели посудой, жаловались друг другу на свои болячки, на санитарок, А  кто-то смеялся, как мы, например,  за своим столиком - я, Ванда, Лора и тетя Маша.
                - Доброе утро,  товарищи болезные! Приятного вам аппетита! – раздался веселый голос, перекрывая общий шум.  – Чем нынче угощают?
                Многие «болезные» повернули шеи на этот высокий баритон. Мы тоже, и остались довольны: седой  мужчина с густой курчавой шевелюрой, сероглазый – в тон седине, среднего роста, подвижный, улыбался так по-детски, что сразу всем понравился. О чем и говорил хор ответных приветствий.
                - Смотрите, какой симпатяга, - шепнула Лора.
                Стас представился обществу, сделал комплимент раздатчице, а через минуту вся столовая гудела в общем разговоре, в центре которого был этот бодрый шутник в спортивных штанах импортного происхождения.
                Все даже забыли про обход врачей. Прибежала сестричка, крикнула:
                - Островский! А ну в палату! Вы тут театр устроили, а врач  уже пришел, раздевается!
                Столовая опустела. А вечером все повторилось, хотя  Островский был уже не в таком ударе: шутил не на публику, а за своим столиком, но остальные на него оглядывались,  к нему прислушивались  и  старались привлечь его внимание к себе.
                - Вежливый какой, - шепнула Лора. – Всем улыбается. Надо дочке сказать – пусть  помаду принесет. А вдруг он холостяк?
                - Логично, - фыркнула Ванда.- Хорошая парочка получится: он сердечник, ты ревматик.
                Я не удивилась: Ванда сегодня провела в ординаторской половину дня. У нее  все здесь знакомые ( она ведь заведует отделом трансфузиологии, который отвечает за переливание крови). Значит, разведала диагноз Стаса.  Он ее  тоже заинтересовал?
                Вечерами Ванда учила меня вязать. Я так вдохновилась, что захотела немедленно связать себе хотя бы шапку. Спасибо Вите: он  съездил в ЦУМ и купил мне красивую шерсть в виде переплетенных ниток зеленого и черного цвета. Я радовалась: моего мужа словно подменили – ни слова критики, говорил, что скучает…
                Я тоже скучала по дому, детям и Вите, но просила не приезжать ко мне в будни. Ведь зима, холод, рано темнеет, а мне еды хватает, кормят нормально. Еще  и мама с Натой привозят домашнее.
                После  обследования моего непонятного организма я окончательно запутала врачей. Моему рассказу о перенесенном в детстве ревматизме они, похоже, не очень верили. Но я называла препараты, которыми меня лечили несколько месяцев, а также фамилию профессора Голомба, спасшего меня от смерти. Я показывала свои припухшие суставы на пальцах рук, а они пожимали плечами: почему, мол, остальные суставы не болят?
                - Понимаешь, -  приоткрыла мне карты Ванда, - реакция оседания эритроцитов у тебя высокая, что говорит о воспалительном процессе. Но о каком? Ты ведь не слегла со всеми суставами, а ходишь и бегаешь. Слабость – от воспаления, голова кружится – так у тебя гипотония, низкое давление.
                И однажды пришел заведующий с молчаливой свитой в лице нашей палатной и медсестры и сказал:
                - Ну, женщины, поговаривают, что у вас тут вечерами смех стоит на все отделение. Значит, выздоравливаем? А у нас очередь из тех, кто уже не смеется – так болит! На выписку пойдем?
                Все молчали. Зав развернулся к двери,  за ним свита гуськом потянулась. А через несколько минут сестричка вернулась.
                - Волкова на выписку, Лорочка, тебя тоже…почему-то. Девочки, зайдите в ординаторскую.
                - И мне пора, - сказала Ванда и стала собирать вещички.
                Да, вечерами у нас было весело. Однажды после ужина заглянул Островский:
                - Девочки, к вам можно в гости? А то без вас скучно! С мужиками нашими только  про их болячки можно разговаривать!
                Все так и подобрались, даже Оксана закряхтела, пытаясь сесть. Ванда кивнула на наш единственный стул: садись, мол. Гость уселся и пошел  травить байки. Мы смеялись, сами подключились. А когда он ушел, Лора сказала:
                - Мне тут принесли варенье из черной смородины…Говорят, маску если из него сделать, на морду, утром личико становится нежным и румяным. Надо попробовать.
                - Решила Стаса покорить? -  засмеялась Оксана.- Так он же оказался женатиком!
                - Молчи, дурында! – добродушно ответствовала Лорочка. – Ни один мужик не откажется от двух баб одновременно. – Тебе тоже не мешает масочку, Люсичка. Бледная ты очень. И тебе, Оксанка.
                Лора тут же приступила к этой сомнительной процедуре, я от нее отказалась, а Оксанка с тетей Машей крикнули дуэтом:
                -  И мне, и мне!
                Под смех Ванды все намазюкали себе личики и залегли на полчаса, через которые полагалось  умыться. Но неожиданно распахнулась дверь, и ночная медсестра включила свет.
                - Укольчики, девочки!  - и вдруг завопила: - А-а-а!
                И  выскочила в коридор. Я встала, глянула при свете на причину испуга и рассмеялась: три черные физиономии сверкали глазами на фоне белых наволочек – жуткая картинка!
                Жертвы будущей красоты сорвались в ванную – смывать варенье, я кинулась на помощь Оксане. Через десять минут все лежали на своих местах и тихо смеялись. И когда сестричка привела  дежурного врача, получился конфуз.
                - Не поняла, - приподняла брови врачиха, оборачиваясь к сестричке – Может, вам почудилось?
                - А уколы? – напомнила Оксана.
                Думаю,  сестричка нажаловалась на веселую палату. Выписали меня с диагнозом «Нейроциркуляторная вегето-сосудистая дистония».
                - Модный диагноз, - прокомментировала Ванда.


                Тут моя Персональная эпоха сама не выдержала, подала голос – внесла коррективы в историю общей по стране СССР:
                «Вот тебе картинка, смотри! Сравнивай. Тебя вытолкали с модным диагнозом из этого здания, когда тебе было полных 37 лет.  Войдем  в него. Та же палата, вот парадокс времени! Женщину под капельницей узнаешь? Ты это, ты! Тебе  60 лет с небольшим хвостиком. Посмотри на свои опухшие кисти рук… Диагноз у тебя четкий: ревматоидный артрит. С ним ты  и загудела сюда впервые. Да только не врачи был виноваты, что не могли определить болезнь, а медицина того времени. Ревматология плавала тогда в состоянии догадок, подозревая разную природу  заболевания суставов. Ты – жертва медицины тех лет, а не халатности врачей. Лучше вернись домой, в свои 38 лет,  расскажи о неожиданных соблазнах Судьбы, связанных с Вандой, о школе,  и  не забудь – о подарке той же капризницы Судьбы. Ведь он  твою жизнь разнообразил?»

продолжение http://www.proza.ru/2020/01/24/881