Штрих-код

Очередь к кассе была очень длинной. Нужные и полезные людям товары привлекали внимание яркой разноцветной упаковкой. Кое-где мигали яркие неоновые лампочки. Прямо передо мной стояла высокая блондинка в короткой замшевой курточке, а перед ней плотненькая девчонка с круглыми помпонами на шапке, похожими на уши забавного зверя. Казалось, моя очередь не подойдет никогда. Почему к кассам всегда такие длинные очереди? В современном мире, ориентированном на потребление, очередей не должно быть вовсе. Но нет, по направлению ко всем 27 кассам вились изогнутые змеи разномастных спин.

«Господи? Что же я буду делать?», — пронеслось в голове. «Ведь очевидно, все идёт только к худшему. Старший менеджер, очевидно, что-то заподозрил. Я видела каким хмурым сделалось его лицо сегодня, когда он проходил мимо моего загончика. Все катится к чертям и у меня снова ничего не выйдет»!  — Эти мысли наводят на меня мертвящий ужас и мне никак не удаётся от них избавиться. «Ну почему? Почему, почему, почему снова я? Почему же я ничего не понимаю? Не понимаю ни этой жизни, ни этой работы.

Так весь день и преследует эта чертова сцена. Утренний свет освещает наш ангар. Все сотрудники, как обычно заняты своими делами.  Светло-голубая рубашка старшего менеджера и солнечный блик на ней, темный галстук, серые квадратики перегородок, отделяющие сотрудников друг от друга. Вот он проходит мимо, походя слегка наклоняется, смотрит на меня. Его лицо делается слегка озабоченным. Он не знает, что со мной делать. И это уже в который раз. Неужели меня снова отправят на переформатирование? А что потом? Смерть»?

Наконец подошла моя очередь. Я подношу запястье к сканеру, и он издаёт короткий мелодичный писк, считав штрих код. Собираю в сумку покупки и сквозь мельтешащую яркость красок иду к выходу. Везде люди, люди, люди. Одни идут мне на встречу.
Другие выходят вместе со мной.

Завтра снова на работу.

Дни такие однообразные. Каждый день одно и то же. И никогда ничего не меняется. Они текут и утекают в никуда. Безвозвратно, бессмысленно, беспросветно. От этой безысходности наваливается серая бесконечная тоска, словно скучный холодный
дождь, который все лупит и лупит за одним и тем же окном однообразный пейзаж, где глазу не за что зацепиться. Сегодня на работе я снова мечтала. Нельзя допустить, чтобы кто-то заподозрил, что у меня есть мечты. Настоящие мечты, вы понимаете!? Как такое может соотноситься с кодексом нормального человека? Ведь всем известно, что нормальный человек должен неуклонно стремиться к повышению своего
благосостояния. Купить квартиру, такую же, как у всех, машину такую же, как у всех, одежду такую же, как у всех, телефон такой же, как у всех, добавить в телефон такие же, как у всех игрушки. Нормальный человек хочет выйти замуж, за такого же, как он сам, родить ребёнка на благо обществу, купить ребёнку такие же, как у всех других детей игрушки и научить его тому, как стать таким же, как все. А я – мечтаю на работе. Кошмар! Со мной определенно что-то не так. И самое ужасное, что, кажется, это видно со стороны.

Прошлый раз образовательное учреждение не помогло, а ведь это был уже второй раз. Что же будет со мной теперь?

Наше общество очень хорошо и гуманно устроено. Ни у кого не должно возникать никаких проблем. И конечно все люди ОБЯЗАНЫ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫ. И улыбаться. Ведь все так идеально работает и так хорошо отлажено.

С тех пор как все страны объединились в одну, людьми стало управлять гораздо проще. У нас нет войн, нет преступности. Все общество работает как огромный слаженный механизм, где каждый винтик на своем месте. Разве можно быть несчастной в самом лучшем из миров?

А вот интересно, есть ли где-нибудь другие миры? Может ли общество быть устроено иначе? Не так как наше. Чтобы во всем было больше смысла и не было этого ужасного гнетущего чувства обреченности. Ну вот! Опять! Нет, это просто невозможно. Я родилась бракованной и, видимо, ничего с этим не поделать. Ну-ка, сосредоточься на работе! Скоро обеденный перерыв и ты сможешь пойти в кафе и выбрать что-то из стандартного ассортимента рекомендованных блюд. Главное, ни с кем не заговаривать, ведь, очевидно, ты уже под подозрением. Ты странная и тебе всю жизнь придётся скрывать это. Тут уж ничего не поделать.                Страшно даже подумать о том, что помочь мне, кажется, снова не смогли.

Да. Не все люди рождаются идеальными. Многие и вовсе не подходят. Таких людей отправляют на переформатирование. Переформатирование содержит три ступени. Сначала неподходящего отправляют в образовательное учреждение. Там его учат, как наилучшим образом устроить свою жизнь, чтобы обществу было наиболее удобно иметь с тобой дело. Объясняют, что именно с тобой не так. С неподходящими работают инструкторы, психологи, идеологи и учителя. После этого исправленного гражданина можно вернуть в социум.

Если выясняется, что индивидуум все еще не подходит, хочет не того, делает не то и вообще не может жить полноценной жизнью его отправляют на переформатирование второй ступени. Там с ним проводится разнообразная воспитательная работа, направленная на исправление так мешающих человеку вписаться качеств и удаление лишних особенностей. Ведь наше общество такое гуманное и заботится о каждом.

Тех, кому не помогает и это, отправляют в воспитательный лагерь. Там человек должен осознать, что жить нормально — лучшее, что может быть ему предоставлено. Для этого там созданы специальные условия. В любом случае, воспитательный лагерь помогает понять: не может человек быть нормальным или он, может быть, просто не хочет? Воспитательный лагерь лечит людей от излишнего упрямства.

Тех, же, кому не помогла и эта, высшая мера, отправляют на запчасти. Хирургия развита у нас прекрасно, но наблюдается постоянный дефицит донорских органов. Ясно, что люди, которым не помогает никакая помощь, совершенно бесполезны для системы. Таким же образом бракованные люди могут принести хоть какую-то пользу.

Снова идет старший менеджер. Смотрит на меня. Что-то ему снова не нравится. Отчет я отправила вовремя, график, кажется, соблюдаю, не опаздываю. Может быть, я не так улыбнулась или у меня что-то с прической? Что же не так снова? Ведь я сидела совсем тихо и изо всех сил старалась ни о чем не думать. Умение никогда не думать и не мечтать – настоящее искусство.  Время от времени у меня почти совсем получается. Нужно только больше тренироваться.

Каждый день боюсь увольнения с работы, которую ненавижу.

Бесконечный, бессмысленный круговорот бумаг, которые никому не нужны. Для чего это все? Что я тут делаю? Может быть, лучше устроиться печь пирожки? Пирожки едят люди. Это приносит хоть какую-то пользу. Хоть кому-то. Уехать в глухое село и печь там пирожки для людей. Люди будут их есть. Как-то я читала один старый рассказ, кажется Голсуорси, о сапожнике. Он очень любил делать сапоги, ботинки и другую обувь. Подходил с индивидуальной меркой к каждому клиенту. Учитывал особенности строения его стопы, следил, чтобы ботинки не жали и не натирали. Каждая созданная им пара была по-своему произведением искусства. Он использовал только кожу самого высокого качества и отдавал своей работе всю душу. Но он умер от голода. Людям было намного проще покупать ботинки, сапоги и туфли в супермаркетах, которые тогда только появились. Обувь была плохая, вся одинаковая и не подходила никому. Но она была очень дешёвая, продавалась всегда, ее не нужно было ждать, не нужно было ходить и снимать мерки. Очень-очень грустный рассказ.

Наше общество производит бесконечное количество товаров, которые назавтра оказываются в мусорном баке. Товары изначально спроектированы так, чтобы быстрее портиться и не подлежать починке, ведь если ими будут долго пользоваться, кто же станет покупать новые?

Черт, даже это во мне странно. Библиотекарь посмотрела на меня с неприязнью тогда и спросила: «А что это вы все читаете старые книги? Такие уже никто не читает».  Она неприязненно поджала губы.

На самом деле странно, что я читаю вообще. Из людей, которых я знаю, этого почти никто не делает, ведь все можно посмотреть. В крайнем случае, если ты зануда и интересуешься книгами — их можно послушать в аудиоверсии. Но мне кажется, что когда смотришь или слушаешь, многое, как бы, проходит мимо тебя. Конечно, из-за книг иногда бывает грустно, а это тоже плохо, это мешает быть счастливой и позитивной.  Так говорила мне добрая женщина-инструктор в исправительном учреждении. Но ведь книги открывают перед нами целый мир; и потом читать — это так интересно!

Многих книг нет во всемирной базе, но их все же можно достать, если очень постараться. Есть старинные библиотеки для бедных людей, которые не могут позволить себе подписку даже на самую дешёвую электронную библиотеку, просто о них мало кто знает. Одна находится как раз не очень далеко от кубика, который я снимаю в мегаотсеке террарайона северной стороны многогранника на юго-западе. Туда почти никто не ходит, но все же ее не закрывают, так как там хранятся редкие древние рукописи.

Читать книги, конечно, эксцентрично. Моя мама читала очень много, отец тоже, и как-то эта привычка передалась и мне. К тому же о существовании многих книг я узнала из упоминаний в песнях. Я люблю слушать музыку, а в песнях иногда встречаются упоминания книг и отсылки к ним. Становится любопытно о чем они. Одни книги ссылаются на другие, и хочется узнать больше, а потом еще больше. Со временем это все нарастает, как снежный ком. Часто самое интересное можно найти в старых книгах. Там есть мысли и идеи над которыми можно подумать, а не только веселье, позитив и экшн.

После обеда меня вызвал к себе начальник отдела. Лицо его было растерянным.

«Гхм, гхм. Входите, Люси», — сказал он немного стесняясь. Было видно, что ему неловко.

Внутри у меня все похолодело.

— Видите ли, нам придётся с вами расстаться.

— Но почему? Что я сделала не так?

— Ну,… вы понимаете,… мы набираем новый штат, сейчас. Нам нужны люди
заинтересованные в работе. Свежие и с горящими глазами.  Мы не можем держать
вас тут, потому что вы сами, очевидно, этого не хотите.

— Но нет. Я хочу! Мне очень нравится моя работа!

— Ох, Люси. Я прекрасно к вам отношусь. Но решаю не я. Набор нового штата — это
решение руководства. Я лишь выполняю свою работу.

— Но…

— Мне бесконечно жаль.


Я была просто убита. С одной стороны, я чувствовала неимоверное облегчение, ведь больше мне НИКОГДА не придётся возвращаться в этот офис, в это здание, видеть этих людей, терять тут своё время. Но с другой стороны, где и как, после всего, я смогу найти новую работу?

Я не представляла, что мне делать теперь.

За спиной у меня выросли крылья, сердце сковал страх.

На следующий день я была у социального работника в службе занятости населения.

— Нам наплевать на ваше высшее образование! Мы не можем дать вам другую работу. 
Ведь вы не справляетесь. Вы уже не раз теряли работу и каждый раз причина не
совсем ясна. Вот чем вам не угодило ваше последнее место?

— Но меня уволили.

«Это никого не волнует», — отрезала толстая тётка в шифоновом шарфе поверх
трикотажной кофточки.

Я заметила, что ногти у неё ужасно похожи на мои собственные. А вот лицо совсем другое. Почему же она так визжит?  Очевидно, это ей не подходит ее работа, а вовсе не мне.

Новая работа, которую я получила, была на фабрике. Здесь штамповали алюминиевые изделия. 1000 изделий стоили 5 хлосингов. За день можно было заработать на гамбургер и совершенно не понятно, что теперь есть. Моя работа состояла в том, чтобы нажимать на кнопочку и следить, чтобы фигурки которые получаются были одинаковой формы. Если форма фигурки отличалась нужно было нажать на другую кнопочку. К вечеру от постоянного бессмысленного напряжения слезились глаза.

Здесь тоже был начальник, хотя больше он напоминал надсмотрщика.  Он ходил между рядами и смотрел, как работают люди. Этот тоже все время говорил, что я делаю все слишком медленно и не заинтересована в работе, но от усталости и голода мне это довольно быстро стало безразлично.

Уже три дня я ничего не ела. Вечером ко мне пришли.

Я кричала, брыкалась и барахталась, но все равно оказалась в лагере.


—Вот твоя койка!

Одетый в спецодежду сопровождающий наконец вышел и я осталась одна. Койка была деревянной. Из неструганных досок. Кое-где на ней еще осталась краска. Видимо, раньше это было что-то другое и потом эти доски приспособили сюда. На койке лежало старое грязное шерстяное одело. Рядом на табуретке стояла погнутая жестяная кружка.


Разговаривать между собой работникам не разрешалось.


Я тащила тяжёлую тачку, когда меня окликнул охранник: «Быстрее, работай,
тварь!».

— На каком основании… вы обращаетесь ко мне… в таком тоне? — резкий удар прикладом бросил меня в мокрую жижу под ногами. Было не столько больно, сколько унизительно и противно. Все лицо, руки и одежда испачкались в мокрой земле и глине, я в кровь разбила губу. «Что будет, если в ранку попадёт инфекция?», пронеслось в голове «То, что я нахожусь здесь – не справедливо, несправедливо, несправедливо! Я никому ничего не сделала! Я всегда старалась делать все, как нужно и не привлекать к себе внимания». Рыдая, я валялась в грязи Мне было совершенно все равно, что будет дальше. Какое это все имеет значение, когда мне так плохо. Даже если я умру прямо сейчас или весь мир взорвется!

«Встаава-ай» крикнули сверху. Охранник противно растягивал слова. «У тебя что – п***а вместо мозгов»?

Даже его голос вызывал омерзение. Что-то грязное, мерзкое, вызывающее тошноту проистекало из него и сам он как будто состоял из грязи.

«Да больная она. Видать неадекватная, что не видишь, Сем»?

Охранники прошли дальше.

Надо мной наклонилась старая тощая женщина. Черные когда-то волосы, выбивались
из под серого изношенного платка в крупный зелёный горох.

«Вставай, не стоит навлекать неприятности. Ты скоро тут привыкнешь».

В женщине было что-то жёсткое и ее слова не казались ни поддержкой, ни утешением и ничему не помогали, но я встала, чтобы не лежать на дороге и не мешать остальным. Нужно идти дальше.


В ответ на очередное оскорбление я ударила охранника. Не знаю, как это получилось. Этого определенно делать не следовало, но и терпеть постоянные пинки, оскорбления и издевательства я больше не могла. Вообще-то, всю жизнь, сколько я себя знаю, я была трусихой и тихоней. Наверное, я просто схожу с ума.
 

Карцер был весь ржавый. Все время стоять было тяжело, но сесть получалось только на корточки, больше места не было.

Вдруг кто-то просунул в щель щепотку пальцев. В пальцах были листики мяты.
 
Что за странное подношение? Я взяла их в руку.  Получше рассмотрела в лучах солнца. Мята издавала сильный, резкий запах. Я посмотрела на листики. Размяла их пальцами.

В щель нельзя было рассмотреть кто же этот неведомый даритель. Было видно лишь кусок рукава спецовки с небольшим пятном и грубые пальцы с грязными ногтями. На всякий случай я запомнила, как выглядит пятно и где на краю рукава выбились нитки. Вдруг за чем-нибудь да пригодится.

Я не знала зачем.

Но ведь тут так мало событий, а это – целое приключение! Кажется, у меня появился неведомый поклонник.

На следующее утро на работу я не вышла. Я встала с кровати и тут же упала и сколько меня ни били, встать мне так и не удалось. Было очень больно, но я вставала и тут же снова падала. В конце концов меня оставили в покое.

На работу я вышла только через три дня. Светило солнце. Сегодня нам нужно было носить бревна. Не знаю кому и зачем это было нужно и какую преследовало цель. Брёвен было довольно много и их нужно было перетащить из одно конца двора в другой.  Пожалуй, работа мне даже нравилась. Во всяком случае, я была на свежем воздухе. Дул лёгкий свежий ветерок и неизвестно почему у меня внезапно было хорошее настроение. Может быть, человек просто не может быть несчастным постоянно и неважно, что он делает и для чего живёт?  В конечном счёте жизнь бессмысленна. Рано или поздно все мы умрём. А пока светит солнышко, ветер ласкает кожу, словно шёлк и вокруг приятно пахнет сосной.

Дни тут были похожи один на другой, как и везде, но поначалу новая непривычная обстановка это скрашивала. Так всегда и бывает. Даже если с нами случается нечто ужасное, оно все равно другое и потому лучше, чем уже привычное нам однообразие. Работа была медитативно тупой и я начала привыкать к ней. Не думать тут получалось гораздо лучше, чем где бы то ни было. К вечеру я валилась с ног от усталости, а с утра все начиналось сначала. В середине дня выдавали баланду. Это было довольно странное варево, что-то вроде супа непонятно из чего. Иногда вместо неё была сероватая каша или водянистое пюре в котором даже попадались кусочки мяса. Утром и вечером воспитуемые получали лёгкий перекус. Это могли быть тосты, бутерброды, немного подпорченные овощи, яблоки – все, что угодно. По крайней мере, теперь я ела каждый день и наедалась досыта. Никогда бы не подумала, что я буду есть такую дрянь, да еще и радоваться этому, но жизнь на свежем воздухе делала своё дело, и с каждым днём я чувствовала себя лучше и лучше, а аппетит у меня был просто волчий.

Охрана (или надсмотрщики, как я их про себя называла) была совершенно отвратительна, но я не считала их за людей. Я научилась не обращать на них внимания, как на стихийное бедствие, явление природы или что-то в этом роде, ведь мы же не злимся на дождь? Несмотря ни на что, жизнь казалась вполне сносной.

Работа сегодня состояла в приведении в порядок какого-то железного лома. Разрозненные детали были в масле и противно воняли. Руки моментально стали грязными, одежда тоже. Все это нужно было протереть тряпочкой, отвезти на склад и сложить в новые, чистенькие контейнеры. Неожиданно, когда на нас никто не смотрел, мне улыбнулся рослый, черноволосый парень.

Это же тот самый рукав! – внезапно осенило меня.  Парень с мятой.  Жизнь такая однообразная, а тут это! Что бы это ни было. Событие!

Парень было довольно симпатичный. Высокий, мускулистый, загорелый. Наверное, я хотела бы встречаться с таким. Ведь люди же иногда с кем-то встречаются, правда? Странно, что он обратил внимание именно на меня, ведь во мне нет совсем ничего особенного. Внешность средняя, одежда здесь – ну что выдали – то выдали. Правда, у меня очень густые, длинные, черные волосы. Люди всегда обращали на них внимание. Может быть, именно они ему и понравились? Здесь я стягивала их в тугой хвост, чтобы не мешали. Удивительно. Наверное, я должна что-то сделать по этому поводу, но что?

С тех пор он постоянно мне улыбался, если мы где-то сталкивались. Я привыкла к его улыбке. От неё настроение становилось таким солнечным! Все же приятно, когда есть что-то доброе, хорошее в окружающем мире. Казалось бы, это совсем мелочь, но наша жизнь состоит из мелочей. Однажды, во время 15-минутного перерыва в работе мы спрятались за складом. Точнее, это он спрятался за складом и поманил меня рукой.

— Как тебя зовут?

— Люси, а тебя?

— Нел. Давно ты здесь? Я что-то тебя раньше не видел.

— Уже около месяца на самом деле.

— Удивительно.   Знаешь, у меня в голове крутятся одни банальности. Вроде: «Как
я мог не заметить такую красотку»?

— Это приятно.

— Нет, я правда не могу этого понять. Но конечно, территория большая, народу
много. Наверное, нас просто все время отправляли на разные работы.

— Как ты сюда попал?

— Ох! Это долгая история.  Все дело в том, что наш мир не кажется мне таким уж
хорошим.

— Не уверена, что ты хочешь сказать, но, кажется, и мне тоже. Что-то совершенно
не правильно, я только никак не пойму — что именно?

— Тут все такие.

— Ладно пойдём, нас могут застукать.

Уже уходя он бросил через плечо: «Да все тут не правильно! Нечего и думать. И
не пытайся защищать это вот все».

Как он может открыто выражать подобные мысли? Вот прямо вслух. Не удивительно,
что он тут оказался.

Но, может быть, в его словах все же есть какой-то смысл? Раньше мне казалось, что думать как-то так могу только одна я. Конечно, я знала, что вокруг есть много людей с подобными проблемами. Я видела их в образовательном учреждении, но там все хотели измениться, да и я тоже. Кроме того, делиться своими мыслями опасно, ведь на тебя могут донести. Родители всегда предупреждали меня об этом. Никогда раньше ничего подобного не обсуждала.

Я заметила, что стала намного сильнее и выносливее. Каким бы бессмысленным ни казалось мне нахождение в лагере, все же в этом есть определённая польза для здоровья. У меня появились мышцы на руках и я очень загорела. Я узнала об этом, потому что Нел подарил мне осколок зеркальца. Не знаю, где он его раздобыл. Сто лет не видела своё отражение. А ведь кажется я хорошенькая. Теперь мы виделись почти регулярно. Самое удивительное, что нас так и не поймали. Но, наверное, всем наплевать.

Когда удавалось урвать минутку, он рассказывал мне о своих взглядах. Что он думает, что устройство нашего общества просто чудовищно. Что альтернатива конечно есть. Все может быть устроено иначе. Только нужно найти еще людей, которые думают так же. Или, может быть, попытаться переубедить некоторых, которые еще не полностью «зазомбированы». Это слово я узнала от Нела. Он считал, что всем тут промывают мозги. Мои собственные мысли ему тоже очень нравились. Как-то он сказал, что я умная.

Однажды, когда я уже лежала после отбоя, в дверь кто-то поскрёбся. Это оказался Нел. Он молча зашёл, лёг рядом и поцеловал меня. Я никогда раньше не целовалась. У меня и друзей-то толком не было, что уж говорить о парнях. Его губы были немного шершавыми.  От него пахло сосной и потом. Рубашка была грязная и рваная, но очень красиво смотрелась на нем. Иногда, когда он работал, я им даже немного любовалась.

Ладонь его легла мне на грудь, медленно, через робу провела по соску шершавым пальцем. Вторая рука проползла подо мной и обняла за талию. Руки у него такие сильные.
 
В дыру в потолке светили звезды.

Мы еще долго лежали рядом в темноте. Нел сразу заснул, а я долго слушала его
дыхание. Потом я разбудила его, высказала все, что думаю об осторожности, и он
ушёл.

Интересно, а другие воспитуемые заводит между собой романы? А ведь у нас,
кажется, роман.

Однажды, когда мы снова спрятались за складом, у нас произошёл такой разговор:

— Ты никогда раньше не думала о детях?

— Людям постоянно внушают, что им нужно родить ребёнка. Но человек, у которого есть ребёнок, связан по рукам и ногам. Он ничего не может требовать и вынужден довольствоваться той работой, которую ему дают. У него нет возможности поворота, ведь он постоянно боится. Зарплата почти везде такая, что много не отложишь, и если уйти с одной работы и не найти сразу же другую, то ребёнка будет нечем кормить. Если свободный человек еще может как-то попытаться изменить свою жизнь, то человек, обременённый ответственностью за малыша, такой возможности лишён.  Кроме того, его волнует общественное мнение и отношение к его семье, ведь это тоже может отразиться на ребёнке. Таким человеком очень просто управлять.

— О! Так ты понимаешь!

Вот после таких разговоров, Нел обычно говорил, что я умная. В эти моменты я
страшно собой гордилась.

Жизнь в лагере постепенно входила в свой привычный ритм. Я снова не понимала, что я тут делаю и для чего это нужно, и не видела никакой надежды впереди. Никто не собирался сообщить мне, как долго меня собираются держать здесь. На любой вопрос охранник мог тебя ударить или оскорбить, а другие воспитуемые и сами ничего не знали. Время от времени пропадали люди, но куда их отправили — никто не знал. Обычно они пропадали ночью. Бараки делились на маленькие клетушки, и, таким образом, каждый ночевал отдельно Только утром становилось ясно, что кого-то недостаёт. Иногда появлялись новенькие. Было непонятно, по каким критериям здесь судят, перевоспитался ты или нет, и, следовательно, неизвестно сочли исчезнувших достаточно лояльными или безнадёжно испорченными. Ходили слухи, что раньше здесь жил старик, который видел некий архив с личными делами каждого и пометками там, но он исчез на следующий день, после того как рассказал об этом. Возможно, это была лишь местная легенда и никогда не существовало ни этого старика ни архива. Легенда-страшилка, похожая на те, что рассказывают дети в обучающем центре после отбоя. Все были озлобленны и никто не доверял никому, но это не доставляло дискомфорта, так как говорить друг с другом было запрещено, да и не о чем.
 
С самого утра дождь хлестал как из ведра. Бараки, одежда и мы сами были насквозь мокрыми, Колея под ногами размокла тоже. Когда я тащила тяжёлую тачку с железным ломом вдруг произошло это! Охранник вдруг закричал что-то и ударил меня. Я упала лицом в мокрую жижу. Но тут кто-то налетел на него и сшиб с ног. Все было точно так, как в самом начале, когда я только попала в лагерь. А вот результат – был другой. Никогда раньше никто за меня не заступался.
 
Несколько дней Нел провёл в карцере.

Как жаль, что я даже не попыталась узнать, где его барак. Ведь я могла бы принести ему часть своей пайки, как-нибудь утешить. Нужно было подумать об этом раньше. А теперь он там один и его наверняка били. Я не знаю, могу ли доверять тут хоть кому-то. Нет, пытаться что-то выяснить слишком опасно.

С такими мыслями я засыпала и просыпалась каждый день.

Мы увиделись снова, когда я давно уже перестала ждать.

— Нел!

— Боже, как я рада! Тебя били? Ты весь исцарапан.

— А я как рад!

— Почему я не видела тебя так долго? Я волновалась за тебя.

— Подумал, что не стоит привлекать к нам слишком много внимания. Мы не сможем больше видеться так, как раньше. Зря я вступился за тебя тогда. Теперь я у них под подозрением и за нами, наверное, будут пристально следить. Думаю, нам не следует видеться слишком часто какое-то время. Но я очень люблю тебя.
 
Наверное, глаза у меня сделались как плошки. Меня! Кто-то! Любит!

Потрясающее ощущение!

Этого просто не может бытm.

— Помни об этом. Нет ничего более важного на Земле, чем твоя жизнь и
безопасность.

Он ушёл, а я все никак не могла прийти в себя от шока. Тысячи мыслей
проносились в голове. Я заснула под утро.

Время шло, и я ужасно скучала по Нелу. Однако мысли о нем помогали мне легче переносить монотонную работу и жизнь в лагере. Сердце грела мысль о том, как изменилась моя жизнь теперь, ведь на свете есть кто-то, кому я не безразлична. Кто-то, кого волнует, что будет со мной завтра. Кто-то, кто не безразличен мне самой.

— Я тоже люблю его! — решила я однажды. Да и разве может быть иначе? Ведь это самое естественное, что может быть на свете. Наверное, я любила его с самого начала, только не задумывалась об этом. О! Как все-таки прекрасен мир!  Как прекрасная жизнь! И как же я счастлива!

Разве человек может быть так счастлив? Интересно, умирают от счастья или нет? И конечно нас ждёт прекрасное будущее. У нас все, все, все будет хорошо. Мы выберемся отсюда, чего бы нам это ни стоило. И мы изменим все, что можно изменить и улучшим все, что следует улучшить! Я это знаю! Я верю в это!

Так день за днём, в сладких грёзах проходила моя жизнь. Иногда я представляла себе, что ветер относит Нелу мои слова любви и поддержки и мне и правда казалось, что я способна управлять ветром. Я представляла себе его горячие руки на моем теле и млела от удовольствия. Иногда мне казалось, что мне просто больно от того, что мы не можем быть рядом прямо сейчас.

Несколько раз нас ставили на одни и те же работы, и этот день становился для меня праздником. Я видела его. Что может быть важнее?

Мы старались делать вид, что не обращаем друг на друга никакого внимания, но украдкой я бросала на него взгляд и все внутри меня пело.

Наконец Нел решил, что опасность миновала. Прошёл месяц и четыре дня. Всю ночь мы любили друг друга, страшно не выспались, но силы мои на следующий день как будто утроились. Я чувствовала, что выгляжу уж слишком довольной и счастливой и страшно боялась, что кто-то заметит это и всем нашим начинаниям придёт конец.
 
Дело в том, что теперь у нас и правда были «начинания». Нел сказал, что мне нужно начать заниматься, чтобы я могла, хотя бы минимально постоять за себя и обещал помочь мне в этом.

Сначала я думала, что бесчеловечно заниматься так много после целого утомительного рабочего дня и как-то даже сказала об этом, но Нел посмотрел на меня так, что больше я об усталости и не заикалась.


— Бей резче! Резче бей и быстрее оборачивайся. Так ты потеряешь равновесие,
разве ты не видишь, как нужно поставить ногу?

Я почти готова была заплакать.

— Это просто жалость к себе. Но жалость к себе – очень коварное чувство. Оно кажется добрым, понятным и логичным, но постепенно убивает тебя изнутри и разрушает все вокруг. Давай я покажу медленнее. Еще раз.


Мы встречались так часто, как только могли, чтобы не привлекать внимания и высыпаться хотя бы время от времени.

— На самом деле, сила не в кулаках, а внутри тебя. Если быть умнее, можно победить значительно превосходящего тебя противника. Нужно только знать, куда бить. А еще когда, как и зачем. Когда что-то делаешь, всегда задавай себе опрос: «Зачем»? Это тебе в жизни очень поможет.
 
Нел принял стойку и смотрел мне прямо в глаза. Я знала, что меня ждёт разминка.

Господи! Какой он красивый! Этого просто не может быть, чтобы я встречалась именно с ним. Я думала, что у меня никогда не будет парня. Даже уже давно перестала расстраиваться по этому поводу, а теперь встречаюсь с самым красивым, сильным и умным мужчиной на свете!

Обычно после разминки я так уставала, что не понимала, как, после этого можно еще чем-то заниматься. Еще вчера, в своей прошлой, обычной жизни я бы сказала, что очень устала и не могу больше. Но чувство опасности и напряжённого ожидания разлитое в воздухе лагеря подстёгивало. Само присутствие Нела вселяло уверенность и мне ужасно не хотелось разочаровать его. Все же в какой-то момент я начинала спотыкаться, делать ошибки одну за другой и просто переставала понимать, что он говорит. Тогда он обычно отпускал меня.
 
В какой-то момент во мне просыпалась злость на саму себя и какая-то дикая агрессия. Мне кажется, я себя по-настоящему ненавидела тогда. «Ты говоришь, что любишь его, но даже такой малости сделать ради него не можешь!  Чего тогда стоит твоя любовь!?», кричала я про себя, снова и снова отжимаясь от пола.

Однажды боль закончилась и пришла гордость. Я могу! А еще вот как могу! И так тоже!

Кайф был такой сильный, что мне стали нравиться наши занятия.


— Молодец! Можешь, когда и правда, захочешь.
 
Казалось, Нел улыбался всем своим существом. Он подхватил меня и закружил в
воздухе.


Нел чертил в грязном песке план очередного сектора лагеря. Необходимо было все запомнить, ведь карты у нас нет. Единственная карта у Нела в голове и теперь она должна стать моей. Нужно было возвращаться к работе. Нел на той стороне строил новые бараки, и ушёл раньше. Я еще несколько минут вглядывалась в чертёж, а затем развеяла его ногой. Пока руки выполняли работу почти автоматически, он стоял у меня перед глазами, и я старалась вспомнить каждый поворот и закоулок, но уверенности у меня не было. При случае нужно будет попросить, чтобы он начертил этот сектор снова.

— Покажи мне этот захват еще раз.
 
— Нет. Не правильно. Посмотри, как делаю я. Ты что, совсем своего тела не
чувствуешь? Что с тобой сегодня? Сосредоточься.

— Ну вот. Да.

— А теперь еще раз.

— Теперь ты снова нападёшь на меня сзади.

Минута и я была вся вываляна в грязном песке и палках. Локоть, ушибленный на прошлом занятии все так же болел. Болела и лодыжка, где я содрала кожу. Вот только когда и где я уже не помнила. Оба мы были грязные, растрёпанные и потные.

— «Ты не должна драться с охранниками просто так, понимаешь? Только в случае
крайней необходимости. Незачем им знать о твоих успехах», Нел громко
рассмеялся.

— Не издевайся. Вот натренируюсь и тебя побью!

Он привлёк меня к себе и поцеловал.

На сегодня занятия были окончены.


— Нел?

— Да.

— Ты любишь меня?

— Да, конечно.

— А как ты думаешь, я не очень безнадёжная ученица?

— Нууу,…как тебе сказать…

Мы оба рассмеялись. Пора была разбегаться. Когда-нибудь, если мы выберемся
отсюда, мы сможем спать вместе всю ночь.


«Ну вот теперь ты готова»! — сказал Нел однажды.

«Сейчас я покажу тебе кое-что очень важное. Тебе я могу здесь доверять. Только
тебе одной».

Время было позднее, мы шли через пустырь загромождённый хламом и мусором и внезапно Нел неожиданно повернул. Между двумя стеллажами оказался узкий длинный проход, никогда не заметила бы его, если бы туда внезапно не юркнул Нел. А я-то думала, что прекрасно знаю тут все входы и выходы. Или его тут раньше не было?
 
Мы оказались на небольшой полянке, порошей низкой, вытоптанной травой. Порывшись в груде ветоши около двух бетонных балок, Нел достал лучевой автомат, такой же как был у охранников.

Я была поражена.

— Где ты достал это? Нас схватят и непременно убьют.

— Никто никого не убьёт. И тебе нужно научиться пользоваться этим. При том
реально стрелять нельзя. К тому же тебе придётся украсть еще один такой же.

Нел улыбался и это меня немного успокоило.

— Вот, здесь предохранитель. Если повернуть его вот так — это будет полная
мощность. А если так — три четверти и так далее. Тут нет ничего сложного на
самом деле.

Автомат напоминал космический корабль и на вид производил устрашающее
впечатление количеством опций, предназначения которых я не знала.

—Ты понимаешь, что ты делаешь?

— О,ведь ты не собираешься находиться тут долго? Да и долго держать тебя тут
никто не будет.

Это ведь тебе известно. А что ждёт тебя потом? Об этом ты, наверное, не раз
задумывалась.

Нам остаётся только побег и никакого другого варианта не предвидится.

Пожалуй, он был прав. Спорить не хотелось, да и что я могла предложить взамен.


Охранник, сидевший на корточках, не смотрел в мою сторону. Он как раз отвернулся, ища что-то в углу. Неожиданно подкравшись сзади, я резко ударила его по голове тяжёлым чугунным набалдашником.  Упал он сразу и не издал даже вскрика. Секунда – и автомат был в моих руках, но нужно было еще донести его до нашего убежища. Услышав топот и чей-то голос я растерялась. Охранники шли как раз с той стороны, откуда я пришла, а идти с автоматом через большой пустырь у всех на виду не стоило. Автомат пришлось сунуть большой контейнер, стоявший тут же. Я почти побежала, и мне удалось свернуть за угол раньше, чем они вошли во двор.

Днём нескольких мужчин жестоко избили. Наверное, требовали признаний кто сделал это. Это были люди, которые обычно работали в том секторе. Больших усилий стоило мне молча пройти мимо них, выстроенных на плацу и ничего не сделать.

— Самое чудовищное, что из-за нас страдают другие люди! Они не виноваты ни в чем.
Как ты можешь так, Нел?

— Поверь, знай они правду, они донесли бы на нас первыми.

— Откуда ты знаешь?

— Уж поверь мне. Я не зря выбрал именно тебя. Очень долго присматривался тут ко
многим. А выбрал тебя. Почему ты вовсе не ценишь этого?

Мы так сильно поругались в тот раз. Это была наша первая настоящая ссора. Всю ночь я не могла заснуть и несколько часов проплакала. Но в конце концов решила, что, вероятно, Нел прав. В любом случае, я не могла представить себе, что он способен намеренно причинить вред невинном человеку.


Автомат удалось забрать только через несколько дней. Чудо еще, что его никто не
обнаружил.


— Им все равно. Это просто их работа. Вечером они пойдут в казарму и будут пялиться в экран монитора, попивая пивко.  Я даже не думаю, что они жестокие или склонны к садизму, хотя то, что они именно тут оказались о многом говорит. Правда в том, что им нет до нас никакого дела. Они не хотят умирать, и не хотят быть искалеченными. Отчаяние – твое оружие.


—Ты понимаешь, что тебе, вероятно, придётся стрелять? Ты сможешь убить человека?
Я не знала, что ответить, но, кажется, знала ответ всегда. Нел удовлетворённо хмыкнул.

Говорить было не о чем. Побег был назначен на завтра.


Высокая, в несколько метров, укреплённая стена наконец осталась позади. Пока мы карабкались на неё я все время боялась, что попадут в Нела. Охранники палили по нам не переставая. Кто-то уже бежал им на помощь.

Сверху исправительный лагерь казался расположенным в огромном амфитеатре. Мы не верили, что оказались снаружи, но чувство опасности и страха еще долго нас не отпускало. Почему-то погони за нами не было…

Наконец мы оказались на перекрёстке двух расходящихся в стороны шоссе. Вокруг,
на сколько хватало глаз, расстилалась бескрайняя пустыня Невады.

Свобода!

Наконец-то!

Здесь не было ни души и стояла такая тишина, что от неё звенело в ушах. Нел взглянул на часы. У него были большие старинные наручные часы на кожаном ремешке вокруг руки. Предмет его большой гордости. Они достались ему от отца.

«12 часов 15 минут» — весомо произнёс он. Видимо, он тоже ощущал торжественность момента.

Но что мы будем делать дальше? Куда нам идти? Мы могли бы поискать аэропорт. Но стоит нам купить билет на самолёт, как на центральный пульт управления поступит информация, где и куда мы купили билеты. Да и куда мы полетим? Куда бы мы ни прилетели, там окажется все то же самое. Раньше, в старые времена, мы могли бы улететь в страну, где были бы другие законы, правила, жизненный уклад и, может быть где-то, на краю света, мы оказались бы кстати. Нашли бы свой дом. Но теперь страна всего одна. Хорошо было нашим предкам. Им было из чего выбирать.

Что мы будем есть?  Ведь если мы расплатимся за яблоко в супермаркете – нас неминуемо вычислят и немедленно схватят. Солнце припекало. Пить хотелось уже давно. Вода. Нам будет необходима пресная вода. Но даже самый маленький стаканчик воды стоит денег, а природных источников чистой воды, которую можно было бы пить давным-давно не осталось.

Господи! Чем же мы думали, когда готовили наш побег!?

Одновременно мы взглянули друг на друга. И не прочли в глазах ничего кроме
бесконечного удушающего ужаса. Идти дальше не имело смысла.