Зелёные святки

Зелёные святки

 «Шли бы вы в дом, кукушки! Последнее это дело — на бескрестовых-то таращиться! — баба Нина чертыхнулась и зашаркала к сенцам с кувшинчиком. — Ну, кому сказано?!»

— Лёль, чего это она? — Натка дёргала подругу за рукав и с удивлением наблюдала за приближающимся  шествием ряженых в длинные платья женщин и мужчин, не в силах пошевелиться. — Кто они? Такие парящие!

 Группа людей не шла. Проплывала.

 Казалось, что ни босые ноги, ни пыль и неровность протоптанной коровьим стадом тропинки их не смущали.

 Многие из них несли в руках огромные букеты из полевых цветов и тяжелых колосьев ржи. Головы их были украшены венками, а лица нескольких белокожих и самых длинноволосых женщин —забавными орнаментами, напоминающими наскальные рисунки.

 Зрелище было настолько завораживающим, что если бы Оля и знала, что ответить, то вряд ли бы справилась в этот момент с эмоциями и выдавила хоть что-то вразумительное. А посему, она так и застыла с открытым ртом, напоминая ту самую упомянутую бабулей кукушку.

 Одна из белокожих, услышав голос Натки, повернула голову и улыбнулась, погрозив пальцем.

 Девчушка вжала плечи и ещё сильнее ухватилась за рукав подруги.


«Оля! —  послышалось бабушкино громкое и однозначное по своей серьёзности. Она появилась на крыльце и выругалась в сторону. — Тьфу ты, бесовские отродия! — перевела взгляд на девчонок и добавила. — Чего застыли то? Быстро в дом!  Ужин стынет.»


 Допивая кружечку парного молока, закусывая всю эту прелесть, по словам бабы Нины, ароматной творожной ватрушкой, которую в городе днём с огнём теперь не сыщешь, Натка всё-таки решилась завести разговор об увиденном.

— Баб Нин, только не вочии... — с набитым ртом получалось смешнее, но выбора не было, а терять момент спокойного расположения духа не по годам бойкой старушки совсем не хотелось.

 На самом деле Нина Ивановна была Лёлькиной пра, но и хозяйство вела, и корову держала, и детям, разъехавшимся по городам, помогала, да и в свои почти девяносто выглядела так, что язык не поворачивался причислить её к более старческому рангу.
 
 Её день начинался с молитв возле маленькой лампадки, горящей в красном углу простенького, но уютного зала, ими же и заканчивался.
 Разговаривала она, не в укор многим будет сказано,  правильнее некоторых городских и обученных, а уж в работе по хозяйству фору могла дать даже местным  мужикам.

— Знаю, деточка, знаю, о чем спросить хочешь... — она с удовольствием наблюдала за исчезающей со стола провизией,  потому как со всей искренностью считала, что только здоровый ребёнок способен уплетать за обе щёки. А раз здоровье приехавших на вольные хлеба подопечных сомнений не вызывало, то большей радости она и не желала, а потому именно в ней в такие моменты и пребывала.

— Не тяни, бабуль! — вмешалась Лёля.
— Ох, девоньки, да тут и говорить то не о чем. Не люблю я все эти обряды, не от Бога они... Ишь, завели моду к реке ходить, русалок провожать...

— Ух ты! Ба, ну расскажи... — Лёлька не успокаивалась и уже она с мурашками на коже цеплялась за Наткину юбку. — Куда провожать? Зачем?
— Видишь ли, внученька... Вот какой праздник был в прошлое воскресенье?
— Троица! — в два голоса произнесли девчонки и засмеялись.

— Ну, Троица, Ба! — повторила правнучка. — Ты ж все уши прожужжала, когда мы приехали... забудешь тут!
— А забывать и не надо! И правильно! Троица, а не какой-нибудь там «духов день» на русальной неделе. Это ж давным давно на Руси было... — она махнула рукой.
— Ага, баб Нин, сами то знаете, а нам не говорите.
— Знать историю и традиции, Туся, это одно дело, а вот верить и участвовать - совсем другое. Говорю же , языческое это, не от Бога! — старушка фыркнула и принялась убирать со стола.

 Лёлька дождалась, когда бабуля выйдет за двор и принялась тормошить подругу.
— Как думаешь, куда они все шли? Вот бы посмотреть, хоть одним глазком, да?

 Натка вспомнила  бледнокожую, и её охватило странное чувство, будто лицо длинноволосой женщины было ей знакомым, родным что ли, но вот припомнить, где они встречались раньше и встречались ли вообще, она не могла.

— Натусь, — Оля толкнула её плечом. — давай по деревне пройдёмся, всё равно пра сейчас молиться начнёт... скукота...
— А, давай! А то здесь одичаем. За целую неделю только один раз в магазин и вышли...
—Да был бы магазин! — Лёля усмехнулась. — Слёзы, ведь, смехотворного масштаба...

 Начинало смеркаться, когда девчонки вышли из дома и направились в сторону основных деревенских достопримечательностей: магазина и заброшенной библиотеки.

 В редких домиках жёлтыми лампами светились окна, а около магазина, стараясь из последних сил, пытался разгореться единственный на всю деревеньку фонарь.

— Туман ложится. — смотря под ноги, заметила Натка. — Глянь-ка, как стелится, будто ковёр.
— Так день жаркий был, а тут река рядом...
— Речка там? — Ната указала направление вытянутой рукой...
— Да вроде бы, — Лёлька пожала плечами,— говорят за старой школой. Я там и не была никогда. Пра  не отпускает... — она остановилась. — А ты то откуда узнала?
— С той стороны песни доносятся, слышишь? Да и где русалок искать, если не у реки!
— Неа, не слышу. Мне ещё в детстве медведь на ухо... ну, ты знаешь... А ты, Тусь, прям Шерлок! — Лёлька захлопала в ладоши и потянула подругу за собой в сторону предполагаемых гуляний.


 Тащиться, в прямом смысле слова, пришлось через поле. Дорога за школой обрывалась, а тропинка, отделяющая поле от леса была настолько изрезанной тракторными гусеницами, что идти по ней было ещё сложнее.

— Хорошо, хоть, фонарики на телефонах работают! — причитала Лёлька. — Ну, где там уже твои песнопения?
— И сейчас не слышишь?
— Нет! Может вернёмся?
— Уже пришли. Прислушайся, вода шелестит...
— Воду слышу!  — подруга выкрикнула фразу с такой радостью, что Натка засмеялась.

В тот же момент где-то за кустами раздалось: «Надо тайны целу ночку
у природы вызнавать,
на берёзоньках веночки
само время завивать...»

— Ура! — Лёлька захлопала в ладоши, и казалось, забыв обо всех предшествующих тягостях, рванула через кусты— Слышу, Тусечка, слышу!

 Вид, открывшийся подругам через секунду, потряс их в тысячи раз сильнее, чем шествие по деревне.

 В центре поляны, вокруг огромного соломенного чучела с песнями и улыбками водили хоровод ряженые. Огни костров, расположившись по четырём сторонам от круга замкнутых рук, разгорались во всю мощь и разрезали пласты туманной дымки, озаряя сие действо и придавая ему ещё большей таинственности.
 
 Натка пыталась привыкнуть к свету, и всё  искала глазами белокожую, но в большом круге, куда их тут же втянули, её не было.
 
— Я не вижу её! — она наклонила голову к Лёльке.
— Кого? — подруга захлопала глазами в явном удивлении и закрутила головой.
—  Ту, что грозила нам пальцем...
— Подруга, ты чего это? Посмотри, как нас встретили...
— Да не сейчас, ещё возле дома. — и она тоже закрутила головой.

— Не выдумывай! Никто нам пальцами не грозил... это тебе со страху привиделось. Все такие милые... вот это я понимаю, веселуха... Тусь, ты куда уставилась?

 Натка двигалась со всеми, но взор её был устремлён уже совсем в другом направлении...

 Там, возле реки образовался ещё один небольшой круг. Он состоял из бледнокожих ряженых, тех, что парили над землёй с разрисованными лицами, только теперь наскальные рисунки не были чёрными, они горели огнём...

 За ними, у самого берега, в воде, расположились женщины.
 В отблеске огней все пятеро казались застывшими и обнаженными статуями, настолько их тела просвечивались сквозь мокрые рубахи.
 Их влажные волосы отливали то зеленью, то синевой... Они тоже пели, но их песня была красивее, мелодичнее. Она завораживала и звала...
Это её всё время пути слышала Натка. На её зов она двигалась...

— Эй, — в очередной раз Лёлька обратилась к подруге.

— А? Что? — Нату будто вырвало из оцепенения.
— Куда уставилась, говорю!
— Давай к ним подойдём...

 На этих словах женщины в воде оживились и стали призывно двигать руками.
 Оживился и малый круг, он растянулся в овал, ряженые повернулись спинами внутрь, а рисунки на их лицах разгорелись ещё ярче.

 Натка дёрнулась, настолько сильным было её желание подойти к ним, как вдруг услышала : « Не выходи из круга!»

Бледнокожая смотрела на девочку, глаза её пылали огнём, а губы повторяли всё те же слова...

 Натка не могла оторваться от этого пламени, оно разрасталось и становилось огромным.
 Овал растягивался в цепь, линия огненных лиц расходилась по ширине берега, а песни из воды становились всё менее слышными.
 Все пятеро стали пятиться  назад, пока не исчезли совсем...
 
 Лица погасли, а большой круг прекратил песнопения и остановился.
 В Натку полетели куски соломы... И только тогда, когда женщина, танцевавшая в центре с чучелом,  разорвала его на части, круг распался...

—Тусь, куда ты все время смотрела?
 
 Натка хотела было ответить, но белокожая появилась рядом с приложенным к губам пальцем, глаза сверкнули огнём так, что девочка зажмурилась.

«Шли бы вы в дом, кукушки!» — послышалось за спиной.

— Тусь, пойдём! Бабуля молочка парного принесла, ватрушек наготовила. Ну, чего застыла? Это местные разрядились, к реке идут. У нас это называют зелёными святками,  типа  время русалок прогонять... — Лёлька засеменила к крыльцу, где стояла пра. — Ужин стынет, скорей!

 Шумной толпой по тропинке двигались люди в длинных одеждах...

«Ну всё, девчат, завтра и на речку можно!»
— Баб Нин, а вы разве верите во все эти обряды?
 — Не верила и не верю, но традиции уважать надо! Знаешь, кого в старину ряжеными называли? Души умерших предков... авось, не на ровном месте знания то родились...