Странный еврей

После того, как женился, стал думать о том, как получить квартиру, то есть заработать. С молодой супругой мы тогда проживали в одной комнате заводского общежития. Женился   скорей от отчаяния, нежели по любви. Отчаяние происходило от крушения мечты, которая заключалась в поступлении в университет на философский факультет. Пять лет поступал и вот, наконец, мечта сбылась. Поступить удалось только на заочное отделение, но ведь главное зацепиться.

Программа меня, честно говоря, сильно расстроила. Такие предметы, как высшая математика, биология подвергали в уныние. При изучении структуры человеческой клетки нужно было запомнить более сотни новых для меня названий как то: ядро, протоплазма, центриоли, митохондрии и.т.д. О высшей математике даже и говорить не хочется. Но самое главное - вся философия состояла в основном из трудов классиков марксизма-ленинизма. До сих пор помню фразу: «Учение Ленина верно, потому что оно истинно». Шедевр. Вершина творческой мысли. Козьма Прутков, как любит говорить сейчас молодежь, нервно курит в сторонке. Готовился, готовился к первой сессии и к ее началу понял, что все о чем я мечтал - химера.

Принял тяжелое для себя решение – пойти опять работать на стройку каменщиком. Строителем тогда реально было лет через пять получить квартиру.  Отработал год. Очень тяжело было. Это самая тяжелая работа на стройке. Каменщик весь рабочий день находится под открытым небом. Екатеринбург – это не Крым и  работы ведутся в любую погоду. Зимой на верхотуре очень холодно. Пока не выработаешь раствор - никаких перекуров. Он быстро замерзает и нужно успевать. Ну а мастер, будьте спокойны, обеспечит тебя им на весь день. Больше всего уставал психологически. Мне тогда уже неинтересно было общаться с работягами. Они ни о чем не мечтали и согласны были выполнять эту нудную, тяжелую и неблагодарную работу до самой смерти. Было удивительно -  с какой легкостью они соглашались задержаться на работе на пару часов, чтобы за переработку получить вдвойне, а то и вовсе выйти в выходные дни. Многие после работы не торопились домой. Шли в магазин за водкой и сидели в вагончике за игрой в карты, или домино. Разговоры? Да ни о чем. Тоска смертная. Я не за труд их осуждаю физический, а за безнадежность и смирение.

Запомнилась командировка на кирпичный завод на месяц, летом. Сослали меня туда ввиду отчужденности. Зимой бы туда. На завод работать из гражданских никто не шел. Работали в основном «химики», то есть осужденные на не большой срок.  Причем «химики»  выполняли подсобную работу, а самую тяжелую – командированные. Нужно было вначале сырой прессованный кирпич «посадить» в печь. Для этого прокладывали рельсы для вагонеток, которые на руках перетаскивали. Потом все это в определенном порядке укладывалось для обжига дня на два-три. Всё, кирпич готов. Печь вскрывали. Напротив каждой стоял вентилятор и гнал воздух. Не сильно помогало. Летом воздух теплый шел. Как правило, кирпичу не давали толком остыть, и в печи было очень жарко. Я залазил туда в фуфайке и шапке, чтобы не сильно обжигало. Шапка была кроличья и мех на ней подгорал. На зиму пришлось новую покупать. Вентилятор разгонял по всей печи горячую кирпичную пыль, которая часто попадала в глаза. Была норма, но мне так ни разу и не удалось ее выполнить. Было обидно, когда в конце смены приходил «химик» и подсчитывал количество поддонов, доставленных мною  на склад.

Ровно через год я снова задумался о том: стоит ли моя будущая совсем не гарантированная квартира того, чтобы пять лет – лучших лет для развития и становления себя как личности просто выкинуть из жизни? Решил, что нет, и уволился. Устроился кочегаром в ЖКО. Там начальник мне обещал в течение трех месяцев служебную квартиру дать. Прошло полгода, и я пошел к нему на прием о себе напомнить. Он снова обещал. Потом я понял, что он просто обманывал меня, чтобы отопительный сезон не сорвать. И я наивный до этого случая был убежден, что вот не может же человек – солидный, в возрасте, начальник обещать и не делать. Очень хотелось подкараулить его в темное время суток.

Жизнь шла своим чередом. Я снова поступил в университет, но уже на другой факультет и на очное отделение. Окончил его. Работа аккумуляторщиком на заводе позволяла совмещать  несовместимое. Тем временем появились дети. Они росли. Ходили в ясли, потом в садик. Сын начал готовиться к школе. И все это время мы жили в комнате площадью 9 квадратных метров. Получалось по два метра на каждого. Вдобавок еще родственники жены часто из деревни на выходные приезжали. Мужику (то есть мне) шел уже четвертый десяток, а у него два метра и куча обязательств по жизни: должен, должен, должен! Вот не знал я тогда, как решить эту жилищную проблему. А страна тогда стремительно катилась к величайшему кризису. Новые дома уже никто не закладывал. Квартиры  не продавались.  Их можно было только обменять.

Ничто так не портит людей как квартирный вопрос. На почве этой неразрешимой проблемы появились ссоры в семье. Хотелось тупо уехать куда-нибудь, уйти. Пристрастился играть в бильярд и проигрывал все, что можно было: деньги, книги, а потом и полушубок свой овчинный проиграл, подаренный тестем. А когда плохо, то хочется, чтобы было еще хуже. О! как я тогда хорошо Достоевского понимал.

И вот однажды я решился сходить к своему начальнику транспортного цеха № 456 Мордухову Льву Борисовичу. Логики в моих действиях не было никакой. Ну что я ему скажу, и что он мне ответит? После оперативки он принял меня. Был удивлен, что я у него уже десять лет работаю, а он обо мне ничего не знает и вообще видит в первый раз. Это было вполне объяснимо, так как я работал по ночам – заряжал электрокары. Лев Борисович был крутой дядька – руководитель авторитарного типа, здоровый, морда красная. Его все на заводе знали, и сам директор прислушивался к его мнению. Мог бы сходу послать меня в профком, например, и заниматься производственными делами дальше. Но, о чудо! Он сидел и слушал меня около часа. За это время я, кажется, успел рассказать ему все о себе и своей жизни. В конце беседы он сказал мне: «Я тебя понял, молодой человек. Завтра я тебе не дам  квартиру, но в течение года постараюсь чем-нибудь помочь».

Я ушел благодарный ему за то, что он меня выслушал. В течение года я не напоминал ему о себе, даже не встречал ни разу. Жизнь по-прежнему протекала уныло и бесперспективно. Увольняться и искать новую работу, где с жильем полегче – глупо. Это значило вставать в новую очередь. Я продолжал искать выходы из своего положения. Всерьез начал думать о голодовке. Планировал свои вещи перенести в приемную директора завода. Был уверен, что смысл в этом отчаянном поступке был. Но тут из профкома позвонила секретарша и сообщила, что по ходатайству Мордухова завод выделил мне двухкомнатную квартиру в новом, уже сданном доме и что ключи от нее я могу получить в любое время. Разумеется, ноги у меня подкосились, и счастью не было предела. Я был спасен! Начиналась новая жизнь.

В этой истории осталась только одна загадка. И это загадка – Мордухов Лев Борисович.