Дележ
— Такие безобразники, вечно растаскивают подсыпку, воду прольют, — ласково бурчала она.
Безобразники ждали. Обычно встречал Фрэд. Единственный парень из пригретой стаи. Большой рыжий с побитыми ушами и вечно прикрытыми глазами, будто дремлет. Лишь иногда он раскрывал их во всю ширь, словно делал одолжение, тогда выгибался дугой, прижимался к руке.
Фред встречал хозяйку у двери, говорил еле слышное — мяу. Кошки, а остальные именно они — независимые создания, знали себе цену, лежали на любимых местах, лишь приподнимали голову, оборачивались.
Вся живность попала в дом уже взрослой, не в лучшем виде. Женщина не могла смотреть, на уличные страдания пушистиков, как те болеют, теряют смысл существования, трясутся холода и голода. У всех непростая судьба. И каждый попал сюда не просто.
— Ну, что, есть, будем? — ласково спрашивала она.
Садилась на стул в коридоре. Стягивала промокшие сапоги, шевелила пальцами — все ли живы, здоровы, несмотря на проникшую внутрь влагу и отечность от ходьбы.
Когда открывался холодильник, кошки мягко спрыгивали и наблюдали.
После еды жильцы разбредались. Кто лизал шерсть, выставляя лапу, кто просто бродил, выискивая поздних мух. Потом погружались в сон. Ложилась и женщина.
Котам нравилось постоянное возвращение хозяйки. Ритуал тайной двери — исчезновение и возвращение. Круговорот еды, сна и развлечений. Огромный пакет с всевозможными запахами, появляющийся вдруг в коридоре. Фред подходил и осторожно нюхал. Кошки знали, что от них ничего не денется. Что лучше брать измором у стола, а не когда хозяйка только вошла.
Летом Фред сидел на подоконнике, когда окно нараспашку. Убегать глупо, если кастрирован. Смотрел на проходящих людей, любопытных собак, зевал.
Иногда в доме случались драки. Обычно среди кошек. Фрэд не встревал, поскольку больше всех получал.
Ближе к ночи окно занимала Лизка. Смотрела на звезды, ловила вечерний ветерок и пролетающих насекомых. Ей разрешалось главное — трогать лицо хозяйки, забираться в нос, глаза, полировать лоб и щеки. От чего та смеялась и повторяла:
— Перестань…, ах, перестань…
Ничего особенного не происходило. Жизнь перекатывалась от еды к сну, чуть ожиданий и снова забвение.
Ближе к зиме женщина заболела основательно. Несколько дней с трудом передвигалась, кормила живность, сама что-то ковыряла, потом пришла огромная температура и она застыла под одеялом.
Кошки запрыгивали на постель, всматривались, трогали лапой обездвиженную возвышенность, но ничего не происходило.
Без еды жильцы нервничали и как-то Лизка произнесла длинное:
— Мяааауааауаааа…
Все, как по команде, потянулись за ней на кухню.
Фрэд прикрыл дверь, чтобы не беспокоить хозяйку.
Кошки расположились на полу, а Фрэд запрыгнул на подоконник.
— Что будем делать? — спросила Лизка.
— Жрать охота, — сказала Маруська.
— Еще бы, — поддакнул Фрэд.
— Холодильник несложно открыть, — сказала Венера.
Она была самая элегантная с примесью правильных кровей.
— Это как? — спросила Лизка.
— Фрэд знает, — Венера изогнула спину, потянулась.
Фрэд беззвучно спрыгнул, открыл холодильник. Отделил сосиску от общей связки, не спеша снял полиэтилен, оставляя часть на конце, чтобы удобно держать, и запрыгнул обратно. Начал неторопливо уплетать.
— Свинья ты, — сказала Лизка. — Зачем эти дни голодали?
Фрэд молчал. Не хватало, чтобы узнали о его тайных проделках.
Кошки разобрали сосиски, и кухня наполнилась чавканьем.
— Попить бы не мешало, — сказала Лизка.
— Вода в кране, молоко в холодильнике, — сказал Фрэд.
— Может, дам обслужишь? — поинтересовалась Венера.
Фрэд мягко прошелся по разделочному столу, открыл дверцу буфета, достал початую бутылку портвейна.
— Коты не пьют, — сказала Маруська.
— Дурные, да, — сказал Фрэд и наполнил рюмку.
— Вино не буду, — сказала Венера.
— Есть валерьянка, — сказал Фрэд.
Дамы разделились, кто за, кто против. Фрэд разлил валерьянку в блюдца.
— Не курил бы, — сказала Лизка, глядя как кот, пристраивает неизвестно откуда взявшийся "бычок".
— Меня вот что беспокоит, — говорила Лизка, ощущая нежное действие валерьянки. — Вдруг хозяйка умрет?
Квартиранты расслабились. За окном шумела грузовая машина, а ребятня смеялась, играя в хоккей.
— Еда в холодильнике, — сказала Маруська.
— Намного не хватит, — сказала Венера.
— Можно на улицу выходить, говорят, у подъезда крысы завелись, — сказал Фрэд.
— Ты на крысу пойдешь? — съязвила Венера.
— Один не пойду, с кем-то можно.
— С кем? — поинтересовалась Венера.
Но Фрэд уже перепрыгнул на безопасную тему:
— Можно на помойку ходить по очереди, главное, чтобы окно не захлопнулось, здесь нужен контроль, — сказал он.
От воспоминаний загрустили. Никто не хотел оставаться на улице, чего, рисковать. Да и помойка не вселяла оптимизма.
— А что будет с квартирой? — сказала Маруська.
— Что?
— Кому достанется? Вдруг новые хозяева выпрут?
— Валерьянка еще есть? — спросила Венера.
Фрэд вылил остатки в блюдца, наполнил рюмку, достал новый "бычок". Никто больше не делал замечаний.
— Если не говорить, что умерла, не узнают.
— И что? — сказала Маруська. — А платить за квартиру?
— Можно продать вещи — телевизор, стиральную машину, мебель, посуду.
— Как? Кому? — сказала Венера.
— У меня знакомый бомж, он за небольшую плату поможет. Я ему нравлюсь. До сих пор знаки в окно подает.
Фрэд открывался с новой стороны — связи, практичность. В прошлой жизни он спокойно давался в руки каждому. Знал — в руках тепло и еда.
— Это, если у нее нет родственников.
Венера умела все испортить.
— Родственники, это плохо, — сказал Фрэд.
— К ней никто никогда не приезжал, — сказала Маруська, нервно царапая линолеум. — И не звонила никому, вроде.
— Надо порыться в документах, может, там что? — сказала Венера.
— А где документы?
— С фотографиями, в нижнем отделении секции, — сказала Лизка. — Я видела.
За документами отправилась Лизка, которая все знала в сопровождении Венеры.
Фрэд оторвал еще сосиску и лениво стал облизывать.
— Не очень-то напирай, — сказала Маруська.
— И ты не очень-то, — сказал Фрэд.
В голосе раздражение — накопилось за последние сутки.
— Характер прорезался? — сказала Маруська.
— Кому-то надо быть с характером, — сказал Фрэд.
— Ну, ну, посмотрим, — сказала Маруська.
Глаза Фрэд привычно закрыл, словно они встретились с солнцем.
Венера с Лизкой волокли большой альбом и пакет с бумагами. Фрэд думал о хорошем, ловя тепло "спрятанной" батареи.
— Кто будет смотреть? — спросила Венера.
— Делайте, — сказал Фрэд.
Фотографии отбрасывали в стороны, создавая непривычный беспорядок. Бумаги изучали, листок за листком. Лизка даже захватила очки хозяйки.
— Очки зачем? — сказал Фрэд.
— Мало ли что, — сказала Лизка.
— Договор на телефон, квитанции, аренда почтового ящика… — бубнила Маруська.
— Вот, дача, — сказала Венера.
— Дача? Где? — поинтересовался Фрэд. И добавил, не ожидая ответа: — Я бы уехал на природу.
— Интересно, почему ты? — сказала Маруська.
— Там прокормиться проще, — сказал Фрэд. — И я первый сказал.
— Интересно, он первый, — бубнила Лизка, не отрываясь от дел.
— Тогда мы все будем на даче, — сказала Маруська.
— Ее еще надо найти и дойти, — сказал Фрэд с чувством превосходства.
Он помнил, как вернулся к первой хозяйке. Тогда был молод, игрив и его зачем-то отвезли в деревню к чужим котам, с чужими дворами и собаками. Открылась дверь — он на траве. Машина рванула, скрывая страхи в дорожной пыли. Фрэд тогда громко чихнул и ничего не понял.
Возвращался долго, ночевал в лесу, переходил бойкие дороги.
Хозяйка удивилась и даже улыбнулась. В следующий раз, оказавшись в очередной деревне, шел более уверенно, но в первом же городском дворе запрыгнул на лавку. Там и остался.
— Мы все хотим на дачу, — сказала Лизка.
Незаметно пришло раздражение.
— А чем там питаться думаете? — голос Фрэда наполнялся иронией.
— Чем и ты.
— А чем я?
— А чем ты?
— Перестань доставать Фрэда, — сказала Венера. — Он выживал в лесу один, а ты возле дома умудрилась загибаться.
Маруська злобно смотрела. Лазить по помойным бакам не для нее. Там плохой запах и можно нарваться на чужака и все это знали. Знали ее брезгливость.
— Сука ты, — сказала она.
— Я!? За что, — Венера выгнула спину.
— Девочки, перестаньте, — сказала Лизка.
Обиды и принципы. Глаза встретились, заискрились. Завертелась куча. Шипение, клочья шерсти.
Фрэд давно не участвовал в этом. За окном зима, и большая собака не спеша нюхала деревья, скамейку — их скамейку, оставляя глубокие следы в снегу. Фред обернулся.
Порванные бумаги, блеск затухающих глаз.
Когда отдышались, Лизка сказала:
— Доставай вино.
— Смотрите, — сказал Фред. — Малыш опять под окном гадит.
Малыш — большая дворовая собака без породы и уважения к котам. Все помнили его по улице. Жильцы вскочили на подоконник, стали выгибать спины, смотреть, как Малыш закапывает сделанное. Фред спрыгнул и поплелся в комнату.
— Пойду спать, — сказал он.
— Малыш сволочь, — сказала Маруська.
— Скучно, — произнесла Лизка.
— Валерьянки больше нет, — крикнул Фрэд.
На следующее утро женщине стало легче, и она поднялась с постели.
Свидетельство о публикации №220011601901