Пропавший Рафаэль глава 2

                Глава 2

Нижний  Тагил  ошеломил  своей  необычностью.  Как  непохоже  всё  это  было  на  милый, привычный  степной  Тютюк.  Целый  лес  громадных  труб,  и  дым  из  них  разный,  где-то  чёрный,  где  розовый,  где  зелёный,  а  над  городом  всё  это  сливается  в  серую  пелену, которую  видно  уже  за  30 – 40 километров.  Заводы,  кажется,  здесь  со  всех  сторон.  Воздух  пахнет  кочегаркой,  а  когда  ветер  идёт  с  НТМК,  дым  застилает  улицы,  и  днём машины  идут  с  включёнными  фарами.
УУПИ  -  Уральское  училище  прикладного  искусства  -  старое  здание  на  проспекте  Мира,  возле  рынка.   Здесь  Алексей  сразу  оказался  в  совсем  другом  мире.
В  коридорах  стоят  гипсовые  скульптуры  античных  мастеров,  в  аудиториях  висели  лучшие  студенческие  работы,  в  аудитории  живописи  на  третьем  этаже  стоял  неповторимый,  годами  настоянный  запах  масляных  красок – запах  Искусства!
Студенческие  работы,  вывешенные  как  образцы,  поражали  профессионализмом.
«Неужели  и  я  смогу  так?» - подумал  Лёша.
А  вокруг  галдели  абитуриенты,  собравшиеся  здесь  с  самых  разных  мест – с  Урала, Алтая,  Казахстана,  даже  с  Сахалина.  Студенты  относились  к  новичкам  очень  доброжелательно,  с  интересом  смотрели  вступительные  работы,  давали  дельные  советы.
Когда  Алексей  показал  свои  работы,  собралась  целая  группа  зрителей, особенно удивляли  портреты.
– Парень,  далеко  пойдёшь!
– Да-а,  это  серьёзно.  Молодец!
– А  на  какое  отделение  будешь  поступать?
В  УУПИ  было  четыре  отделения: декоративно – оформительское, художественная  обработка  металла,  художественная  обработка  камня  и  художественное  конструирование.  Алексей  вдруг  выбрал  камень - уж  очень  понравились  ему  камнерезные  работы  в  приёмной  комиссии.  Он  не  представлял,  что  камень  может  быть  таким  интересным  материалом.
Все  экзамены  Лёша  сдал  на  «отлично», когда  увидел  в  списке зачисленных  свою фамилию,  обрадовался,  но  пришлось  сдерживать  свою  радость – рядом  по-детски плакала  девчонка, уткнувшись в плечо расстроенной бабушки. «Ничего,  Оленька,  подготовишься  как  следует  и  на  следующий  год  точно поступишь!» - успокаивала  та, а у самой голос дрожит. Что поделаешь – конкурс, не  всем  повезёт…
А  потом  был  сентябрь, и  первокурсники  вкалывали  в  колхозе  на картошке.  Впрочем,  не  бесплатно – в  конце  месяца  каждый  получил  по  7 – 8  рублей… Но  такова  участь  студента,  не  ему  решать,  за  него  в  райкоме  всё  решают.
В  октябре  начались  занятия.  Всё  это  было  очень  интересно,  и  Алексей  работал  с  азартом.  Рисунок  и  живопись  вёл  Юрий  Павлович  Маточкин – коренастый  крепыш, бывший  боксёр  с  могучими,  грубыми  ручищами.  Тем  удивительнее  было,  когда  он брал  своей  лапищей  карандаш (кажется, сдавит его пальцами, и тот рассыпется),  и этими  лапищами  он  изумительно  рисовал,  причём  техника  рисунка  была  какая – то  воздушная,  лёгкая,  не  спутаешь  ни  с  кем.  Юрий  Палыч  посмотрел  на  работу  Алексея  внимательным, строгим  взглядом  и  заметил: -  Не  расслабляйся,  парень.  Работать  надо  много,  иначе  толку  не  будет.
Первое  задание  по  лепке  просто  рассмешило  Лёшку.  На плинте стоит куб,  на  нём  шар.
Всё  это  вылепить  в  натуральную  величину.  Подходишь,  измеряешь  гипсовый  образец, потом  у  себя  откладываешь.  Чтобы  вылепить   такое,  способности  не  нужны  совсем, любой справится.  На  это  даётся  6  часов  (то  есть  три  занятия  по  два  часа), но  все  вылепили  в  первый  день, а  дальше  просто  весело  проводили  время - анекдоты,  смех,  шутки…
Наконец  преподаватель - Галина  Викторовна  Саитбурганова – стала  оценивать:
– Игорёк, а  у  тебя  шар  меньше, смотри?  И  этот  угол куба чуть сместился,  видишь?
Ну  что  же,  на  первый  раз  двойку  пока  ставить  не  буду,  пока  троечку…
И  тут  Игорёк  разинул  рот  –  как,  за  такие  мелочи,  которые  в  скульптуре  просто  не  важны,  ему  тройку?!  А  Галина  Викторовна  уже  разбирает  огрехи  у  Андрея…
В  общем,  в  группе  пятёрок  не  было.  Тут  Лёшка  сообразил – это  был  способ  заставить  серьёзно  заниматься,  иначе  толку  не  будет.
Преподаватели  были  очень  интересными.  Композицию  и  практику  вёл Виталий  Иванович  Стеканов – скульптор,  большой  любитель  камня,  интересный  рассказчик,  но  строгий и   придирчивый  педагог.  У  металлистов  особым  уважением  пользовался  Косарев  –  прекрасный  художник,  мастер - золотые  руки,  досконально  знающий  и  чувствующий металл.  У  декораторов  самым  главным  авторитетом  был  Яков  Васильевич  Полищук.
Ну  и,  конечно,  все  побаивались  Лидию  Анатольевну  Танкееву,  которая  вела  историю,  обществоведение  и  прочую  идеологию.  Спуску  не  давала  никому,  объясняя  это  тем,  что  художники – это  деятели  культуры,  они  должны  нести  в  массы  идеи  партии,  а как  их  нести,  если  сам  художник  в  них  не  разбирается?  Впрочем,  занятия  у  ней  были  очень интересными,  и  Алексей  её  уважал,  на  занятиях  старался  сесть  поближе.
Вскоре  Алексей  заметил,  что  и  студенты  были  очень  разные,  можно  найти  себе  приятеля  на  любой  вкус.  Кто-то  увлечённо  рисует,  может  допоздна  засиживаться  в  аудитории,  кто-то  ездит  по  окрестным  карьерам  вместе  с  Виктором  Колесниченко,  преподавателем  у  камнерезов,  страстным  фанатиком  камня,  кто-то  целыми  днями  просто  крутит  музыку  у  себя  в  комнате, ничем путним не занимаясь.  Некоторые усердно халтурили оформителями, впрочем, богаче  не  становились  -  всё  заработанное  пропивали.
Все  типы  студентов  спокойно  уживались  в  одной  группе.  Скажем,  умница  Люда  Федько  с увлечением  училась,  и  училась  отлично,  это  была  яркая  личность  и  красивая  девушка.
А  у  неё  в  группе  Володька  Островский  и  Серёга  Костин  постоянно  занимались  халтурой, и  каждый  вечер  пьянка, а  в  результате - постоянные
«хвосты».  Ну  что  же,  каждому  своё.  Новая  жизнь  закрутила  Алексея.  Как  непохоже  это  было  на  школу!  Допоздна  в  аудиториях  работали  увлечённые  студенты,  в  общежитии  допоздна  звучала  музыка,  где-то  в  комнате  вместе  рисовали, где-то  велись  жаркие  споры  об искусстве,  а  где-то  просто  пьянка.
Запросто ходил в другие комнаты  делать  наброски, порою  даже с незнакомыми  студентами  (заодно  и  знакомились),  у  кого-то  уже  закрутились  романы.
Творческая  жизнь  бурлила,  и  Алексей  был  счастлив.
А  в  ноябре  ему  вручили  повестку  в  военкомат.  Что  поделаешь,  УУПИ  не  даёт  права  отсрочки  от  армии.  Впрочем, старшие  ребята  объяснили - лучше  служить  со  своим  возрастом,  в  18  лет,  так  проще.
Комиссия  признала  вполне  годным,  и  в  конце  ноября  Алексей стал солдатом.
Служить  пришлось  в  Казахстане.  Степь  до  горизонта, метели, пронизывающие  насквозь  тонкую   шинелишку,  армейский  распорядок - как  разительно  всё  это  отличалось  от  прежней  жизни.
Рядовой  Белов  стал  художником – оформителем.  Прав  оказался  Михалыч  -  в  сравнении с другими  эта  должность  была  просто  райской.  Когда  рота  марширует  на  морозе,  или разгребают  снег  в  метель - как  уютно  в  это  время  сидеть  в  клубе  и  размечать  карандашом  какой-нибудь  стенд.  А  главное – Алексея  никто  не  трогал,  он  подчинялся  непосредственно  замполиту  батальона,  майору  Самохину. 
Это  была  незабываемая  личность!
У  Самохина  организм  был  устроен  особенным  образом:  если  он  с  утра  ни  на  кого  не накричал,  никому  не  всыпал  -  у  него  было  плохое  самочувствие,  он  был  сам  не  свой.
Если  же  с  утра  он  в  кого-нибудь  разрядился,  то  потом  это был вполне  добродушный  дядька.  Правда,  на  редкость  тупой.  Поведение  его  было  непредсказуемым.  Однажды  увидел  Алексея  возле  казармы: - Ну  что, Белов,  ты  в  библиотеке  сделал  стенд?
– Впервые  слышу,  товарищ  майор,  мне  никто  ничего  не  говорил.
– Как,  тебе  библиотекарша  не  говорила?
– Да  я  её  давно  уже  не  видел.
– Ну  как  же  это  она… Да  и  ты  тоже  хорош – не  мог  подойти  к  ней  спросить?  Ты  бездельник,  дармоед,  негодяй,  ни  хрена  не  делаешь!
Самохин  разорался,  морда  раскраснелась,  а  Лёшке  вдруг  стало  смешно.  Что  же  получается,  он  должен  ходить  по  всей  части  и  выпрашивать  себе  работу?  «…Вам  ничего не  нужно  оформить,  а  то,  знаете  ли,  мне  скушно  без  работы…»
Ещё  Самохин  обожал  красный  цвет. Однажды  по  весне  он  шёл  на полигоне.  Солдатики  только  что  отстрелялись,  и  у  них  был  перекур.  Развалясь  на  прошлогодней  сухой  траве, грелись  на  солнышке  и  курили. Самохин, пузатый  как  самовар,  идёт  в  окружении  всякой  армейской  мелкоты – прапорщики,  молоденькие  лейтенанты.  И  тут  на  столбе  прибит  кусок  жести, а  на  нём  написано  «не  влезай,  убьёт!»  Такие  надписи  положены  по  технике  безопасности,  вот  и  сделал  её  когда-то  солдатик  из  подручных  средств.  Самохин,  в  метре  от  столба,  упёрся  в  него  негодующим  взглядом  и  громогласно  вопросил,  указывая  на  табличку:
«– Что  здесь  написано?!»  Услужливый  лейтенантик  прочитал  ему.  –  «Не  вижу!  Ничего  не  вижу!  Снять  и  написать  большими  красными  буквами!  Живо!»  Срочно  был  найден  лист  оргалита,  метр  на  полтора,  красная  пожарная  краска,  и  рядовой  Белов  огромными печатными буквами написал 
«Не  влезай,  убьёт!».  Лист  приколотили  на  столб,  и  Самохин был доволен…
Интересным  зрелищем  было,  как  он  отпускал  в  увольнение  солдатиков.
Сходить в увольнение - не Бог весть какое  событие, в  военном  городке  много  ли  развлечений? Купить мороженого, посидеть на лавочке в парке, глазея  на  проходящих  девушек, или просто побродить по улицам - вот и все радости, но  всё  же  какое-то  разнообразие.
Самохин  выстраивал  счастливчиков  на  плацу,  проверял  форму – всё  ли  в  порядке?
А  потом  начиналась  лекция  о  моральном  облике  советского  солдата.
– Помните,  по  вашему  поведению  судят  о  всей  Советской  Армии.  Поэтому:  в  увольнении   не  пить,  не  матюгаться,  не  ввязываться  ни  в  какие  истории,  но  самое  главное – бойтесь  красивых  женщин.  Они,  как  правило,  из  ЦРУ.  От  красивой  женщины  можно  подцепить  любую  болезнь,  вплоть  до  лучевой!  (Похоже,  он  во  всё  это  и  сам  верил…)
Другой  легендарной  личностью  был  прапорщик  Пень.  Вначале  Алексей думал,  что  это такая  фамилия,  но  оказалось,  что  это  меткая  кличка,  данная  ему  солдатиками  за  его  могучий  интеллект.  Пень  имел  уникальную  способность  верить  любой  галиматье,  лишь  бы  человек  говорил  её  с  серьёзным  лицом.  Ведь  не  будет  же  врать  человек,  правда?!
Однажды  Лёшку  и  двух  других  таких  же  салаг  послали на склад разгружать  машину  с овощами.  Вначале  разгрузили  картошку,  а  потом  морковку.  В  первые  месяцы  службы, пока  не  привыкнешь  к  армейскому  распорядку,  солдатику  постоянно  хочется  есть.
В  итоге  они  набрали  морковки  во  все  карманы  и  за  пазуху  (надо  же  и  приятелей  в  роте  угостить),  идут  по  части,  раздувшиеся  от  добычи,  и  отовсюду  торчат  морковки.
Навстречу  Пень:  -  Солдатики,  а  это  где  же  вы  набрали  морковки, никак  на  складе?
– Никак  нет,  товарищ  прапорщик.  Это  я  посылку  из  дома  получил,  мать  выслала, - нашёлся  Лёшка.
– А-а-а,  ну  идите…
(Долго  солдатики  потешались,  представляя, как  мать в армию сыну посылает  морковку,  и  в  таком  количестве!)
А  весной  случилась  другая  история.
Перед  казармой  плац, а  вокруг  плаца  зелёный  газон.  Человек так устроен  - любит  ходить  самым  коротким  путём,  и  поэтому  по  газону  протоптали  тропинку,  так  ближе  идти  в  столовую  или  в  клуб.  Если  обходить  плац – в  несколько  раз  дольше  идти. Командир  батальона  приказал  заново  перекопать  газон,  и  утром  на  разводе  грозил всеми  земными  карами  тому  негодяю,  кто  попадётся  на  прежнем  маршруте.  Этим  же  утром  Лёшка  идёт из  клуба  знакомым  путём,  и  только  он  прошёл  по  газону  и  ступил  на  плац – из  казармы  выходит  Пень.  Конечно,  увидел,  подзывает  Лёшку:  – Ты  на  разводе  был?
–  Так  точно,  был.
–  Слышал,  что  по  газону  не  ходить?
– Слышал.
– А  почему  тогда  ходишь?!!!
– Никак  нет,  не  хожу.
– Не  понял,  а  откуда  же  ты  сейчас  идёшь?
– А  вон  с  того  угла  плаца.
– А  что  ты  там  делал?
– Да  понимаете,  товарищ  прапорщик,  я  пока  ещё  слабоват  в  строевой  подготовке, поэтому  в  свободную  минутку  хожу  марширую,  тренируюсь, значит.
– А-а-а,  ну  иди…
(Интересно  было  бы  увидеть  солдата,  который  сам  по  себе  марширует  на  плацу. Наверное, его  в  психушку  отправили  бы…)
Алексей  рассказал  об  этом  своему  приятелю  Пашке,  а  тот  в  ответ  рассказал  про  Пня  уж совсем  несусветное,  чего  ну  никак  не  может  быть.  Разумеется,  Алексей  не  поверил,  но Пашка  научил,  как  это  проверить,  и  вскоре  случай  представился.  Улучив  момент,  когда  Пень  стоит,  задумчиво  глядя  в  окно,  Алексей  обратился  к  нему : - Товарищ  прапорщик,  а  можно  Вам  задать  вопрос?
– Ну  давай.
– Ребята  говорят, что  Вы  никогда не курите, не  пьёте  и  не  матюгаетесь.  А  с  чем  это  связано,  это  у  Вас  какие-то  религиозные  взгляды  или  просто  такое  воспитание?
Пень  сразу  как-то  приосанился,  просветлел  лицом  и  начал:  –  Понимаешь,  Алексей, вот  мы  все,  советские  люди,  должны  строить  свою  жизнь  по  Ленину,  с  Ленина  брать пример.  Ведь  это  был  величайший  человек, а ведь  он  никогда  не  курил,  не  пил,  и очень  следил  за  своей  речью.  И  вот  мы,  советские  люди,  должны  стремиться  жить  так,  как  жил  Ленин!
(Надо было  видеть  в  это  время  его  лицо!  Торжественно- вдохновенное,  оно  пылало  самыми  высокими  чувствами,  глаза  горят…  Да,  такое  не  забывается!)
Тут  Алексей  сказал: - А-а-а,  (а  что  тут  ещё  скажешь?)
После  долго  хохотали  с  Пашкой;  подумать  только,  не  пьёт  и  не  курит  не  потому,  что  это  вредно,  а  лишь  потому,  что  Ленин  не  пил  и  не  курил!
Наконец  прошёл  первый  год  службы.  Он  показался  Алексею  бесконечным,  в  армии  время  идёт  совсем  не  так, как  в  обычной  жизни.  Два  года службы  кажутся  вечностью.  Вот  уже  и  белые  мухи  закружились,  скоро  Новый  год.
Однажды  командир  роты,  капитан  Кузнецов,  увидел  Лёшкины  наброски  и  зарисовки,  очень  удивился:
– Слушай,  а  ты  настоящий  портрет  можешь  нарисовать?
– Могу.
– И  меня  можешь?
– Могу,  если  позировать  будете.  Как  хотите,  в  карандаше  или  акварелью?
– Ну  это  тебе  видней.  Только  это  лучше  у  тебя  в  клубе,  а  то  здесь  меня  дёргать  будут  постоянно.
Алексей  вначале  сделал  портрет  в  карандаше,  и  ротный  был  в  восторге.  Тогда  было  решено  сделать  ещё  в  акварели;  этот  вариант  оказался  ещё  выразительнее.
Пышные  пшеничные  усы  капитана,  голубые  глаза – он  был  не  просто  живой,  но  удалось  уловить  его  состояние.    Устало-задумчивый,  словно  присел  на  минутку  отдохнуть  перед  какими-то  трудными  делами.
Кузнецов  не  скрывал  восторга,  радовался  как  ребёнок,  потом  крепко  пожал  руку  и  сказал  загадочно:  –  В  долгу  не  останусь!
Слово  своё  капитан  сдержал -  Алексей  получил  отпуск.
Для  солдата  отпуск  -  это  заветная  мечта,  ни  с  чем  не  сравнимая.  Но  отпуск  перед  самым  Новым  годом -  это  просто  предел  мечтаний!  Только  подумать - встретить Новый  год  с  мамой,  дома,  нарядим  ёлочку  в  моей  комнате,  выпьем  шампанского, а  потом  усну  в  своей  постели…
…Домой  он  нагрянул  внезапно,  не  предупредив  мать.  Она  уже  вернулась  с  работы, возилась  у  плиты,  когда  он  вошёл  без  стука.  Мать оглянулась  и  какое-то  время  оцепенела,  потом  вскрикнула  и  повисла  у  него  на  шее.   «Разве  так  можно,  сынок, ведь  предупреждать  надо,  так  ведь  и  кондрашка  может  хватить!  Милый  ты  мой, надолго?  Раздевайся  скорей!  Какой  ты  красавец  в  этой  форме,  слушай,  ты  потом  в  свою  школу  зайди,  пусть  учителя  полюбуются!  Господи,  какой  ты  молодец!
…Вечер  прошёл  за  бесконечными  разговорами.  Мать  совсем  не  изменилась,  разве  только  какая-то  особенная  усталость  в  глазах.  Трудно  ей,  конечно,  одной.
А  назавтра  Алексей  при  полном  параде  появился  в  школе.  Ребятишки  помельче  глазели  с  восторгом,  знакомые  старшеклассники  здоровались  за  руку,  расспрашивая  о  службе,  учителя  ахали  и  наперебой  восхищались.  Алексей  зашёл  в  свой  класс,  посидел  на  своей  парте.  Только  теперь  он  вдруг  почувствовал,  что  действительно  повзрослел. 
И  тут  в  класс  вошёл  Васька,  его  одноклассник,  и  тоже  в  солдатской  форме!  Вот  это  встреча…   Десять  лет  вместе  учились;  помнится,  в  пятом  классе  как-то  подрались,  сейчас  уже  и  не  вспомнить,  из-за чего.  Васька  вытянулся,  возмужал,  голос  стал  уже  совсем мужской.  А  бывало,  на  пионерском  сборе  он  так  звонко  рапортовал,  когда  был  пионерским  вожаком.  Чёрт  возьми,  как  изменился - не  узнаешь.
– Лёха,  что  это  мы  здесь  время  теряем?  Встречу  надо  бы  отметить, пошли  ко  мне,  у меня  маманя  уже  полностью  затоварилась  к  Новому  году.
И  солдаты,  ещё  раз  пройдя  не  спеша  по  коридорам  школы,  на  прощание,  вышли  на  улицу.  Снег  звонко  поскрипывал  под  ногами, самая  новогодняя  погода…
– Лёха,  ты  за  что  отпуск  получил?  Наверное,  за  оформиловку?
– Естественно.  А  ты  за  что?
– Я… Лёха,  чтобы  рассказать  мою  историю,  здесь  Гоголь  нужен  или Чехов,  не  меньше.
– Да  ладно,  не  темни.  Рассказывай  уж  ты,  как  умеешь.
– Ладно,  сейчас  шампанского  тяпнем  за  встречу,  всё  расскажу,  как  на  духу.
Дома  у  Васьки  предновогодняя  суета.  Алексей  удивился,  увидев  Васькину  сестрёнку  Олю.  Всегда  помнил  её  маленькой,  робкой  девчушкой,  а  сейчас  на  столе  наряжала  ёлочку  высокая,  роскошная  девушка.  Густые  волосы  цвета  спелой  пшеницы  спадали  на  плечи,  тонкие  черты  лица,  большие  серые  глаза – чудо.
– Олечка,  как  же  ты  изменилась!..
– В  десятом  уже  учусь.  Потом  в  медицинский  хочу  податься.
– Хорошее   дело.  Кто  знает,  может,  и  меня  когда-нибудь  лечить  будешь.
– А  чего  тебя  лечить,  на  тебе,  как  видно,  и  пахать  и  боронить  можно,  вон  какой  вымахал!  Совсем  здоровый  мужик  стал!
Посмеялись,  поболтали  о  школьных  делах,  и  Оля  принесла  шампанского.
Выпили  за  встречу,  и  Алексей  напомнил: –  Васька,  не  томи  душу,  рассказывай!
И  Васька  начал:
– Служить  мне  довелось  далеко,  в  Забайкалье,  во  Внутренних  войсках.  Это  значит - зэков охранять.  Богом забытое место, тайга кругом, глухомань.  Крохотный  военный  городок  и  лагерь,  вот  этот  лагерь  мы  и  охраняем.
Первые  дни  в  роте,  мой  командир  отделения -  сержант  Скворцов.  Здоровенный,  как  бык,  морда  ещё  такая  суровая,  чую -  у  него  не  забалуешь,  надо  ухо  востро  держать.  А  тут  вскоре  он  меня  в  сторонке  остановил:
– Ну  что,  Васька,  раскис?  Скушно,  небось?  А  хошь,  я  тебя  с  тёткой  познакомлю  сегодня?
– С  какой  тёткой?  Молодая?
– Ну,  если  честно,  она  постарше  тебя  будет.  Ну  так  она  ничего… Значит,  сегодня  к  ней  сходим.
И  вдруг  слышу -  меня  в  караул  ставят,  и  Скворцов  разводит  караулы.  Я  к  нему – что,  на  сегодня  всё  сорвалось? 
– Не  бойсь,  всё  будет  путём,  именно  сегодня.
Пошёл  разводить  караулы,  подходим   к  высоченной  вышке,  и  тут  сержант  представляет:
– Знакомься,  Василий,  вот  это  и  есть  Тётка.  Эта  вышка  высотой  30  метров,  она  не  только  как  сторожевая,  но  ещё  и  роль  каланчи  выполняет,  чтобы  издалека  было  видно,  если  где  тайга  горит.  У  нас  это  главный  и  самый  трудный  пост. Так  что  давай  наверх!
– Есть!
Вот  так  я  попал  на  эту  традиционную  шутку.  Многие  салаги  так  же  попадали. Туда  лезть  замаешься,  а  ведь  ещё  и  с  оружием.  Летом  ещё  ничего,  когда  тепло,  даже  хорошо - комары  на  такой  высоте не донимают,  а  вот  зимой -  ужас.  В  Забайкалье  ведь  не  жарко  зимой,  а  на  высоте  ещё  и  с  ветерком,  мало  не  покажется.
Как  год  прослужил,  обжился  уже,  все  ходы -  выходы  знаю,  тёртый  калач  стал.
И  вот  недавно,  в  очередной  раз,  опять  в  караул,  и  опять  на  Тётку. Зимой  там,  на  ней,  невесело,  но  я  заранее  подготовился -  в  сугроб  под  вышкой  припрятал  бутылку  самогонки,  расчёт  был  такой -  караулы  пойдёт  разводить  мой  приятель,  сержант  Ершов,  вот  с  ним  мы  и  тяпнем  эту  бутылку,  и  я  полезу  наверх.
Но  в  последний  момент  всё  переигралось,  и  караулы  пошёл  разводить  совсем  другой сержант,  да  с  ним  ещё  и  офицер -  дежурный  по  части.  И  пришлось  мне  лезть  наверх без  «подогрева».  Лезу,  а  сам  думаю: «Ничего, сейчас  они  уйдут,  спущусь,  заберу  бутылку  наверх,  а  на  закусь  у  меня  припасено  в  кармане  - хлебушек  и  луковица, как-нибудь  скоротаю  времечко,  всё  веселее  будет».  Залез  наверх,  сменил  часового, тот  спустился  вниз, и  все  пошли  дальше.  Я  проводил  их  взглядом,  дождался,  когда  они  скрылись  за  складами  и  махом  спустился  вниз.  И  только  первый  шаг  на  землю – вдруг  скрип  шагов,  они возвращаются,  какого чёрта  им  надо ?  Я  залёг,  а  они  меня  окликнули.  Я  молчу,  а  они  бегом  ко  мне.  Их  тоже  можно  понять - только  что  на  вышке  был  часовой, и вдруг  его  нет,  а  кругом  ночь  и  зэки.  Думай  что  хочешь…
Они  бегут  ко  мне,  а  я  лежу  и  мучительно  соображаю,  что  врать?  Как  мне  объяснить, почему  я  не  на  вышке,  а  под  вышкой,  да  ещё  и  не  откликаюсь?
В  общем,  когда  они  ко  мне  подбежали,  я  начал  стонать.  –« Что  случилось?!!!»
Кое-как  объяснил,  мол,  провод  связи  ветром  мотало,  я  хотел  его  подвязать  покороче, а  тут  порыв  ветра,  и  я  упал.  У  тех  волосы  дыбом  встали -  вышка-то  тридцать  метров, это  десятиэтажный  дом!  Тут  такой  переполох  поднялся,  меня  срочно  в  машину,  на  бешеной  скорости  везут  в  город,  в  госпиталь,  водила  из  машины  выжимает  всё,  сам  ведь  себе  не  простишь,  если  не  успеешь  довезти…
Там  по  телефону  всех  на  уши  подняли;  хирурги,  на  ходу  застёгивая  штаны,  бегут  в  операционную,  медсёстры  кипятят  инструмент,  доноры  рукава  закатали -  кровь  сдавать, надо  же  солдатика  спасать!  Привезли  меня, раздели  и  доскональнейшим  образом  осмотрели.  Ну хоть бы  царапинку  нашли  -  НИ  -  ЧЕ  -  ГО !
– Ну,  парень,  ты  в  рубашке  родился!
Я,  конечно,  объяснил,  что  упал  в  глубокий  сугроб,  видимо,  он  меня  и  спас.  А  кроме  того,  шинель  в  полёте  раздуло,  может,  она  сколько-то  помогла,  немного  замедлила  падение.  Повезло,  одним  словом.
Пару  дней  меня  продержали  в  госпитале, проверяя  через  каждый  час, всеми  способами  проверяли,  убедились – жить  будет,  и  перевели  в  санчасть,  то  бишь  в  свою  родную  часть.  Лежу  в  палате  один,  а  лежать-то  уже  осточертело.  И  тут  приходит ко  мне  командир  части,  подполковник  Лобанов.  Лёха,  ты  представь - Забайкалье, край  земли, глушь  несусветная,  а  он  приволок  яблоки,  апельсины,  мёд,  варенье такое,  варенье  сякое,  пирожки  –  две  сумки  еле  дотащил.  Уселся  и  как  сыночку  родному: – Ну  как,  милый,  здоровье,  как  себя чувствуешь?
– Поправляюсь  понемногу.
– Слушай, вот  мы  сейчас с тобой  вдвоём, давай  поговорим  не  как  командир  с подчинённым, а  просто  как  человек  с  человеком?
– Давайте.
– Понимаешь,  за  этот  случай  нас  ведь  по  головке  не  погладят.  Бить  будут.  А  не хотелось  бы.  А  давай  мы  этот  случай  замнём?  Ну  как  будто  его  и  не  было. Задним числом  тебя  в  наряды  запишем, с госпиталем  я  сам  разберусь.  Ну  а  тебе  для  поправки  здоровья  отпуск  15  суток, съездишь  домой,  отдохнёшь,  подлечишься.  Мамкины  пирожки  -  это  лучшее  лекарство,  поверь.  Ну  как,  Вася,  согласен?
– Ну  что  же,  давайте…  Не  подводить  же  мне  Вас.
– Спасибо,  Василий,  ты  настоящий  мужик!  Собирайся  в  отпуск, сегодня  же  и  уедешь!
Вот  так  я  и  получил  отпуск…
Лёшка  рассмеялся:  -  Слушай,  а  ведь  небось  бутылка-то  в  сугробе  ждёт  тебя,  чего  ей сделается?
– Знамо  дело,  ждёт.  А  представь,  если  бы  я  честно  сказал,  зачем  с  вышки  слез,  ведь  до  дембеля  потом  клевали  бы.
– Васька,  предлагаю  тост:  «За  солдатскую  смекалку!»
Выпили,  захрустели  яблоками.  Алексей  начал  рассуждать:  –  Странное  дело  –  нигде  я  не  видел  столько  дураков  и  такого  качества,  как  в  армии,  там  просто  какой-то  заповедник,  откуда  только  берутся?  Как ты думаешь,  Васька?
– Знаешь,  я  думаю  так:  их  и  в  жизни  немало,  но  дело  в  том,  что  в  обычной  жизни мы  сами  выбираем  себе  круг  общения,  и  поэтому  мы  их  не  видим.  А  в  армии  ты  себе  не  можешь  выбрать,  поставили  рядом  с  тобой  дурака  - ну  куда  ты  от  него  денешься?  Понимаешь,  Лёха,  в  мирное  время  дурак  ещё  терпим,  даже  где-то  и  скрашивает  серость  солдатской  жизни,  но  страшно  себе  представить,  что  будет,  если,  не  дай  Бог,  война?  Ведь,  скажем,  в  подводной  лодке  дурак  опаснее,  чем  вражеская торпеда.  Та  ещё  неизвестно,  попадёт  или  нет,  а  дурак  - то  уже  попал,  он  уже  внутри,  и  одна  его  глупость  может  стоить  жизни  всему  экипажу.
– А  ты,  Васька,  философ!  Ну, давай  за  скорый  и  благополучный  дембель!
Долго  ещё  сидели  солдаты, вспоминали  службу, армейские  байки  и  анекдоты.
Домой  Алексей  пришёл  уже  к  полуночи.
Новогоднюю ночь  встречали  вдвоём  с  матерью, у телевизора.  Мать наготовила  разной  вкуснятины,  испекла  в  духовке  большой  сладкий  пирог,  а  сверху  вишнёвым  вареньем  вывела  цифры  1976.  Да,  всё  можно  оценить  лишь  в  сравнении;  пока  не отведаешь  суровой  армейской  реальности,  не  сможешь  по-  настоящему  оценить  домашний  уют.
Несправедливо  устроена  жизнь -  всё  хорошее  кончается  слишком  быстро.  Отпуск  пролетел   мгновенно,  и  опять  в  часть.  Боже,  как  тяжело  возвращаться  из  отпуска,  кто  бы  знал!
Снова  потянулись  серые  солдатские  будни,  а  хуже  всего -  последний  месяц  службы ; время,  кажется,  остановилось.  Из  всех  человеческих  желаний  осталось  лишь  одно  –  домо-о-о-й!
И  вот  промозглым  ноябрьским  утром  рядовой  Белов  получил  свои документы  и  деньги,  в  роте  пожал  всем  руки,  пожал  руку  часовому  на  КПП,  вышел  и  задумался.
До  рейсового  автобуса  ещё  пару  часов,  куда  сейчас  податься,  куда?  И  вдруг  его  осенила  странная  мысль  -  а  хоть  куда,  теперь  я  сам  себе  хозяин,  и  ни  одна  тварь не  может  мне  приказать,  куда  мне  идти,  я  Свободен!
От  этой  странной  мысли  Алексей  словно  опьянел,  как  от  стакана  водки.  В  буквальном  смысле  стоял,  захмелевший,  и  глупо  улыбался.  Два  года  ждал  этого  момента,  так  уж два  часа  как-нибудь  подожду…
А  потом  была  дальняя  дорога,  и  снова  заметённый  до  самых  крыш  посёлок  Тютюк,  заборы  кое-где  уже  и  не  видны  под  снегом:  Сибирь  - матушка.
Мать  плакала  от  счастья;  казалось,  вечность  здесь  не  был.  Солдатские  значки,  шапку  со  звёздочкой  и  ремень  раздал  соседским  пацанятам,  недельку  отдохнул  и  опять  в путь,  на  Урал,  в  УУПИ.