Потребность в лунном свете

     Я проснулся в четыре утра или ночи? Свесил ноги с кровати и вдруг почувствовал, что в палате что-то происходит. Нет, не происходит, что-то необычное уже присутствует в этот час Франсуа Вийона – час воров, бродяг и поэтов. Франсуа Вийон и был таким человеком.
    
     Как это может быть? Если что непонятно, отсылаю читателя к рассказу Роберта Льюиса Стивенсона «Ночлег Вийона».

     То, что происходило со мной, было ощущением, всего лишь ощущением, хотя по сути своей, оно не могло быть достоверным в этом своём качестве, как утверждают философы. Оно наполнило меня, однако, чем-то существенным, чего я, возможно, никогда не испытывал или давно утратил.

     За окном лениво заработал какой-то механизм в соседнем корпусе, и рефлекторно, и столь же медленно я стал поворачивать голову в сторону звука. И ахнул – на полу лежала пластина старого матового серебра размером в полметра на тридцать сантиметров. Естественно, мне захотелось если не схватить её, то хотя бы потрогать босой ногой, но я этого не сделал, в секунду догадавшись, что этого делать нельзя.

    Между тем моя голова медленно поворачивалась вверх и вправо, пока мой взгляд не был обожжён холодным круглым пятном в окне. Мгновенная догадка тут же подтвердилась знанием – луна, новолуние, moon light. Боже! Что за дурацкое слово приклеилось к моему сознанию? – Это же лунный свет! Ведь не moon light я слушал вчера, а «Лунную сонату» Бетховена!

     Я закрыл глаза и вспомнил всё. Я забыл об эфемерности бытия, о призрачности своего существования. Я видел то, чего нельзя видеть и чего я уже никогда не увижу, может быть, даже не вспомню и что, точно, не смогу передать ни другому, ни бумаге.

     Я летел над землёй, а за мной голубела узкая дорожка невесомой пыли. Мне казалось, ещё один шаг, ещё один толчок босой пяткой, и я ухвачу блестящую денежку месяца, но месяц прыгал вместе со мной, и мне не удавалось схватить его, ну и что! Зато, как хорошо всё было, и лодка на Колдубани, и как ребята вытащили из трюма старого баркаса здоровенного сома, и как тащили его на палке, и как его хвост шлёпал по земле, и как мы играли во дворе, и какие это были игры, так, что дух захватывало, и как сладостно было на душе, совсем по-другому, чем когда тебе дадут конфетку… А потом я помчался за месяцем и чуть было не поймал его, но он увернулся, а я влетел в открытую калитку, она нарочно оставалась открытой, чтобы мать могла видеть, как я буду лететь вдоль улицы.

     Мать сидела на крыльце, вся словно осыпанная светлой пылью, и её чёрные волосы были не чёрными, а какими-то другими, и с них струился  золотой поток.
- Есть будешь?
- Не.
- Чем же тебя угощали?
- Кашей с постным маслом. Знаешь как вкусно!
- Тогда идём спать.

     Серебряный слиток подполз к двери, истончился до крайней степени и исчез, луна уплыла за угол. Но как же золотое лунное сияние превратилось в серебро? Я ещё немного подумал и сообразил, что лунный свет лёг на белый линолеум палаты, трансформировав себя в матово блестящий металл.

     Суждено ли мне ещё раз пережить подобное? Вся беда в том, что я слишком рано засыпаю.