Падение русских городов. Батыева рать, часть 1

               Орда в течение одной кампании, взяла ДЕСЯТКИ русских городов.
               Как?
               В средневековье целью всей военной кампании нередко была одна единственная крепость. И не всегда ту единственную крепость удавалось захватить. Приходилось отступать не солоно хлебавши, утешаясь опустошением окрестностей.
               Раньше всё списывалось на баснословную численность нападавших. Исследования показали, что в корпусе чингизидов вряд ли было больше 30 тысяч бойцов. Тогда почему нашим предкам не удалось отстоять свои твердыни? Почему не вышло отсидеться за стенами городов, как до этого десятки раз спасались во время княжьих усобиц или при прорывах степняков?
               Что необычного было в действиях ордынцев? Что отличало их методы ратоборства от тактики большинства других армий?

               В принципе, ответ прост: «Дело мастера боится».
               Военная культура и искусство взятия городов у «птенцов гнезда чингизова» на несколько столетий опережали европейские.
               Высокая культура – это не всегда что-то технически сложное. Гораздо чаще высокая культура проявляется в нахождении чего-то, сочетающего простоту и высокую эффективность. Именно в использовании и умелом сочетании сравнительно простых, но очень эффективных осадных и штурмовых приёмов секрет успеха ордынцев.
               Что же до численности, то тогдашние русские города были невелики. По пальцам можно пересчитать все крепости, где десятитысячного войска не хватало бы с лихвой для создания подавляющего количественного превосходства над защитниками. Недаром тумен на русском языке называли тьмой! Вражеским военачальникам оставалось лишь грамотно численным преимуществом распорядиться.

               А для выяснения подробностей нам лучше всего включить в нашем воображении «машину времени» и в образе зажиточного ремесленника, плечом к плечу с нашими предками, выйти на стену какого-нибудь хорошо укреплённого, большого и богатого города. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать…

               Мы на высокой стене, возносящейся поверх ещё более высокого вала. Равнины, река, перелески просматриваются на многие километры, и лишь матёрые леса ограничивают обзор. На тебе, поверх зимней одежды, хороший кожаный доспех с металлическими наручами. На голове добротный кожаный шлем с войлочным подбоем. Защита усилена вшитым шишаком из ядровой древесины ясеня и вшитым металлическим налобником. На поясе большой, крепкий и удобный нож, за сапогом ещё один нож, поменьше. В одной руке копьё длиной метра два с половиной, с подтоком и подкреплённое у наконечника метровыми железными полосами. В другой руке круглый щит на деревянной основе, в два слоя обтянутый толстой кожей и по верхнему краю обитый железом.
               Каждая деталь снаряжения свидетельствует о справности твоего  хозяйства. Ты – краса и гордость городского ополчения, и перед соседями по стене тебе за себя не стыдно. У тебя есть все основания верить в себя, в своё оружие и в неприступность городских укреплений.
               Почему у тебя ни меча, ни кольчуги, в доспехе металличиские лишь наручи, а у шлема железный лишь налобник? Так тебя же не княжим дружинником обряжали. И не городским богатеем, которому положено выступить во главе толпы челядинцев. Тебя и так одели и вооружили гораздо лучше среднего ополченца.
               Снаряжавшие тебя реквизиторы объяснили, что железо в средневековье дорого, технология примитивна. Железо и выплавляют, и обрабатывают не на каменном угле, который можно грести из-под земли миллионами тонн, а на угле, полученном от пережигания дров. Пережигание угля процедура канительная, да и леса не напасёшься. Далеко не все породы деревьев способны дать уголь, пригодный для металлургии.
               Ты отправляешься в мир, где немыслимы чугунные ванны или пронизывающая бетонные стены арматура. В мир, где почли бы за сумасшествие превращать в ржавчину стальные трубы, пуская по ним воду. Тазы, вёдра, лохани, – исключительно из дерева. Посуда из глины и дерева, металлические разве что котлы, да и те чаще из меди.
               В твоё снаряжение вложено две трети всего того «доброго» железа, которое может быть скоплено в семье зажиточного ремесленника за 2-3 поколения. В болотах Русской равнины много месторождений железной руды. Но выплавить высококачественное железо из болотной или луговой руды, ой как непросто, некоторые производственные циклы рассчитаны на десятилетия, начинают деды, заканчивают внуки. Большая часть получаемого металла для производства оружия малопригодна. Местное железо сойдёт на оковку булавы или щита, на кистень. Для ковки меча, бронебойных наконечников, плетения кольчуг, – лучше подойдёт железо привозное, из магнетитовой шведской или гематитовой немецкой руды. На меч, средней руки ремесленник может накопить лишь продержав жену и детей несколько лет впроголодь. И смысла в таком приобретении мало. Для работы мечом навык требуется серьёзный, ножом тебе будет и проще и сподручней.
               Оглянись на своих соседей по стене, у большинства железа ещё меньше чем у тебя. Город богат. Но половина топоров не боевые, а хозяйственные, лишь пересаженные на боевую рукоять. И у копейщиков настоящие боевые копья, удобные для фехтования и маневренного боя, только у половины. У остальных рогатины, – тоже копья, однако с широкими лезвиями, способными причинить обширные раны зверю, но защитное снаряжение пробивающими лишь при большом усилии. Мечей единицы, боевых ножей тоже немного. То, что висит в ножнах на поясах, призвано обозначить социальный статус, вроде как в наше время офицерский кортик. А для боя подходит ещё меньше. Наручи – редкость. Наверно, у многих есть кистени, но их в рукавах да за пазухами не видно.
               Хватает и бойцов, вообще не имеющих ни металлического оружия, ни доспеха. «Лохмотья и дубины…» На защиту города вышли не только богатые с их челядью, но и мастера, еле сводящие концы с концами, их подмастерья и ученики, подросшие сыновья и принятые в семьи сироты. Наконец, окрестные селяне с деревянным сельхозинвентарём…

               На стене мы пока стоим для порядка и из любопытства.
               Вражеское войско может сходу ринуться на город, если увидит ворота открытыми. Мечта любого сотника передовой сотни – появиться неожиданно и ворваться в незапертые ворота. На Руси такой казус именовался «взять изгоном». Полководцы Орды прославили себя хорошей разведкой, стремительностью передвижений, скрытностью и хитростью. У наших же предков обнажились явные проблемы с бдительностью, организацией охраны и систем оповещения. Сработало на врага и то, что русичи привыкли ждать вторжения степняков поздней весной и летом, а зимой чувствовали себя в относительной безопасности.  Ордынцы взяли изгоном несколько русских городов, в том числе хорошо укреплённый Вщиж.
               Но наш город к бою готов, ворота заперты.
               Готовность горожан к обороне «проверят на вшивость». Большой отряд конных лучников пронесётся перед стенами, густо засыпая защитников стрелами. Иногда, если ополченцы запаникуют, такой приём приносит халявный успех. Средневековые воины не современные «мужчинки», сосиской висящие на перекладине или канате. Опустей стены хоть на полминуты – мигом взлетят на любую высоту по арканам или ремням с кошками. В 627 году аланским лучницам удалось согнать защитников с, казалось бы, неприступной Дербентской стены. В 1096 году крестоносцам Петра Пустынника удалось обстрелом из луков согнать со стен защитников и практически без потерь ворваться в венгерский город  Семлин.
               Если же горожане под плотным, но скоротечным обстрелом не дрогнут, то вражеское войско остановится, разобьет перед городом лагерь, отдохнет, осмотрится…  Только дурак кинется с ходу штурмовать город с запертыми воротами и стойкими защитниками. А Чингиз-хан в своей армии недоумков повывел. Да и внук его, Бату, скорбных умом не привечает. Так что, сегодня монгольское войско на город с ходу не набросится.   
               Всё так и есть. Орда остановилась, выслала переговорщиков, стала размещаться лагерем, вокруг города поскакали разъезды. Деятельная рука ордынского полководца чувствуется во множестве мелочей, но бросаться на стены как пёс на забор никто не спешит.
               Перед воротами суета, ордынцы хвастаются знатными пленниками. Некоторые из пленников призывают добровольно сдаться воинам могучего Бату-хана, обещая сохранение жизни за не слишком шкуродёрский выкуп. Ордынская дипломатия и пропаганда на высоте и положили к ногам ханов немало бескровных побед. Например, удалось хитростью захватить пронского князя. Используя князя, обманом выманить и захватить княгиню. Используя княжескую семью, склонить к сдаче без боя большую часть городов Пронского княжества, обеспечив захваченными ресурсами осаду Рязани и других непокорных городов. Не выступил против монголов Александр Невский. Предали своего сюзерена Великого Князя Владимирского отец и младший брат святого и благоверного… А жители Нижнего Новгорода не только добровольно сдались ордынцам, не только добровольно отложились от своего княжества, но и предоставили в распоряжение ордынцев крупный отряд пехоты на санях.
               Вдали от ворот свистнули первые стрелы – стороны, больше для развлечения, чем со смыслом, «пробуют друг друга на зуб».

               А вот и первая неожиданность!
               Глядь, ордынцы начинают окружать весь город крепким забором. Чем-то вроде частокола, каким защищены от зверья, да может от налета небольшой степной ватажки небольшие деревеньки.
               Именно привычка ордынцев начинать дело с окружения осаждаемого города «забором», – наиболее часто отмечаемая тогдашними европейцами особенность ордынской тактики. И особенность эта была для тогдашних западноевропейцев удивительной. Спустя несколько столетий, в европейской классической фортификации такие сооружения, предназначенные препятствовать вылазкам, получат наименование контрвалационных линий. В это трудно поверить, но влияния на ход боевых действий неказистых и не очень сильных оборонительных сооружений оказывается достаточно, чтобы произвести настоящую революцию в осадном деле и повысить вероятность взятия крепости минимум впятеро.
               До европейцев значение ордынских «заборов» доходило туго и очень медленно. Ещё Наполеон Бонапарт с острова св. Елены вёл полемику с европейскими военно-научными авторитетами, отстаивая необходимость контрвалационных линий. В Орде эта необходимость не подвергалась сомнению за 400 лет до рождения Наполеона. Всякую мало-мальски серьёзную осаду ордынцы начинали со стеснения вылазок.
               Нелегко постигнуть всё значение контрвалационных линий и современному читателю. Ведь при современном оружии вылазки и контратаки неприятны, но редко когда смертельны.
               Однако, в средневековье, с его скоротечными схватками на холодном оружии, вылазки оказывались на порядок опасней. Например, в 1607 году Иван Болотников удачными вылазками смог полностью разгромить осаждавших Калугу Фёдора Мстиславского и Михаила Скопина-Шуйского.  Да, да, того самого Скопина-Шуйского, которого каждое 4-е ноября поют, как непобедимого русского полководца, отравленного властолюбивыми и недальновидными родственниками.
               Вылазка – одно из важнейших средств крепостной обороны. Особенно сокрушительный результат вылазки могли дать ночью или в момент, когда осаждающие лезли на стены и были скованы боем. Можно сказать, что способность угрожать вылазками была не менее значимым оборонительным средством, чем высота крепостных стен и башен.
               Контрвалационная линия, даже на не занятых войсками участках, сбивает темп атаки. Казалось бы, частокол можно перелезть используя кошку или аркан, в заборе не очень долго прорубить проход топором (или, как говорили предки, «подсечь тын»), в ограде есть ворота, их можно захватить… Но, пехота, сравнительно легко преодолевающая препятствие, от природы не способна атаковать столь же стремительно, как конница. Прорубить проход для конницы вроде бы тоже не очень долго, однако… у войны своя цена минутам и даже секундам.
               Сравните боевую силу лучника, успевшего натянуть тетиву, с боеспособностью лучника, у которого палка отдельно, верёвка отдельно…  Сравните боевую силу ордынского лучника, застигнутого пешим, с тем, кто успел вскочить на коня …  Сравните всадника в седле с тем, что взлетел на коня охлюпкой… Сравните всадника, которого секут мечом или достают копьём по незащищенной ноге, с тем, кто успел натянуть поножи… Даже современный воин, которому только схватить калаш с уже вставленным магазином, сбросить предохранитель, да щёлкнуть затвором, и тот чувствителен к внезапному нападению. Что уж говорить о средневековой коннице с её сложной сбруей и ещё более сложными доспехами?
               Контрвалационная линия помеха атаке, но вдесятеро больше она помеха для отступления. Конница (не бросая лошадей) сможет отступить только через проходы, а значит, пути её отступления предсказуемы, их легко перерезать. Атакующий потенциал конницы всё время оглядывающейся на проходы совсем не тот, что у конницы маневрирующей свободно и безоглядно. Пехоте, конечно, легче. Но и ей не сахар преодолевать препятствие под натиском врага, да когда лучники бьют лезущим через забор в спину.
               Вероятность вылазок сковывала европейских полководцев, требовала выделения крупных боеготовых резервов, намного уменьшая силы, которые могли быть выделены для непосредственного штурма стен. А вот ордынцы, стеснив возможность вылазок контрвалационными линиями, могли практически безоглядно сосредоточить все силы на атакующих действиях.
               Снижение риска разгрома осадной армии мощной вылазкой и возможность сконцентрировать больше сил в атаке – это лишь два преимущества, из того множества, которые ордынцы получили благодаря своему «забору». Контрвалационные линии понемногу, но чувствительно влияют на КАЖДЫЙ тактический эпизод в осаде крепости. Вроде бы в каждом отдельном случае шансы на успех вылазки не пропадают окончательно. В каждом случае можно чего-то сделать: преодолеть, предусмотреть, организовать, придумать, перехитрить. Но в каждом действии, проводимом за стенами крепости, риски для горожан чувствительно возрастают, а шансы на успех столь же заметно  падают.

               И вот, стоим мы, ополченцы, на городской стене, глазеем, как ордынцы огораживают нас частоколом, словно баранов в загоне, и не предпринимаем ничего.
               Во-первых, мы плохо понимаем происходящее и не осознаем всей меры опасности.
               Во-вторых, мы и сделать то ничего не можем.
               Чтобы воспрепятствовать возведению контрвалационной линии, необходимо спуститься со стен, выйти из города и дать серьёзное полевое сражение. А сил на решительное полевое сражение у нас нет. Иначе бы мы давно прогнали врага со своей земли и не сидели бы в осаде.

               На следующий день забор уже отстроен, и через распахнувшиеся в ограде ворота выплескиваются первые толпы штурмующих. 
               Вернее, не штурмующих, а проводящих подготовку к штурму. В руках идущих к городу не штурмовые лестницы, а обрезки брёвен, вязанки хвороста, камни, корзины с грунтом… Весь этот хлам на военном жаргоне обозначается термином «фашняк». Враги  идут засыпать ров.
               Когда толпа приближается, мы с содроганием обнаруживаем, что в атаку идут не ордынцы, а жители близлежащих городов и сел. Вражеских воинов в этой толпе лишь несколько на сотню…

               Так мы знакомимся со следующим боевым средством ордынцев, именуемым «хашар».
               Хашар – это особое ПОДНЕВОЛЬНОЕ вспомогательное войско, большую часть которого чингизиды не приводят с собой, а комплектуют уже на вражеской территории из захваченных в полон местных жителей и из военнопленных. Оружия и доспехов пленникам не давали, а сражаться против соплеменников принуждали под угрозой смерти. Опасную роль надсмотрщиков в хашаре предоставляли преимущественно воинам недавно покоренных народов. Так что и воюющие «в добровольно-принудительном порядке» надсмотрщики особой ценности для ордынцев не представляли.
               При взятии городов хашар выполнял большую часть сопряжённых с тяжёлыми потерями или просто трудоёмких вспомогательных боевых задач. Засыпал рвы и уничтожал другие противоштурмовые препятствия, перетаскивал осадные орудия, устанавливал осадные щиты, подносил к стенам и поднимал осадные лестницы. 
               Понесённые хашаром потери мало волновали ордынцев. Хашар легко пополнялся при помощи облав или за счёт населения уже взятых городов, а потому особой ценности не представлял.  Ветераны же, составлявшие ядро ордынского войска, действовали из-за спины хашара, вступая в бой лишь тогда, когда появлялись благоприятные условия, а потому существенных потерь не несли.
               Людоловство для пополнения хашара было непременным и прекрасно отработанным элементом ордынского военного искусства. К массовому захвату полона для хашара приступали сразу после разгрома выдвинувшихся навстречу ордынцам полевых войск.
               Естественно, хашар был ненадёжен и мало чего стоил в открытом бою с серьёзным противником, но со своими специфичными задачами вполне справлялся. Если после первого разгрома противнику ордынцев удавалось вновь собрать силы, то многие города к этому времени оказывались уже захвачены за счёт активного и безжалостного использования хашара.
               Использование хашара не только экономило жизни опытных и проверенных воинов. Оно позволяло широко использовать те осадно-штурмовые приёмы и тактики, которых полководцы других народов обычно избегали из-за больших потерь.

               Западноевропейские феодалы тоже могли устроить облаву и нахватать окрестных крестьян. Принуждением местного населения к изготовлению осадных орудий и к другим осадным работам европейца не удивишь. Не слишком часто, но могли заставить пленников и засыпать ров. Но вот погнать окрестных крестьян на штурм стен впереди своих воинов… По западноевропейским понятиям это уже слишком!
               Для Орды участие хашара в приступе – естественная норма.
               Хашар – это не просто толпа пленных. Хашар – это ещё и своего рода вербовочно-испытательное учреждение, пополняющее ордынское войско. Захватив в бою оружие, неоднократно продемонстрировав свою верность, надёжность, усердие и храбрость, бывший пленник мог из категории поднадзорных перейти в надсмотрщики. Потом предстояло пройти несколько ступеней, и открывалась возможность перейти из хашара в боевые подразделения. Для крестьянина, которого в составе хашара гонят к городским стенам, надежда пройти весь этот путь весьма призрачна. Но совсем уж нереальной её считать нельзя. Для каждого отдельного полоняника шанс уцелеть очень мал. Но когда пленников многие тысячи… В составе ордынского войска немало воинов и даже командиров, начинавших свой путь в хашаре.

               Впрочем, это мы забежали вперёд. ПОКА хашар на приступ не идёт. Пока толпа безоружных людей просто заваливает всяким хламом ров.
               И оказывается, что лично мы, путешественники во времени, опять ничего не можем сделать! Доспех у нас есть, копьё у нас есть, нож у нас есть, а лука у нас нет! Луки есть лишь у стрелков, которых в составе защитников меньшинство.  Препятствовать засыпанию рва могут лишь эти немногочисленные стрелки. Остальные, и ты в том числе, могут лишь стискивать зубы и кипеть злобой, глядя, как твои же соплеменники уничтожают укрепления твоей крепости.
               Парадоксально, но высота крепостных стен работает не только на обороняющихся, но и на атакующих! Осаждающим не добраться до засевших на верхотуре защитников, но и большинству защитников никак не дотянуться до тех, кто работает внизу!
 
               Вновь суета у ворот.
               На этот раз не переговорщики. На этот раз ордынцы тащат к воротам таран. И, обратим внимание, большая часть обслуги тарана – хашар.

               Таран – одно из простейших и древнейших осадных орудий. Несмотря на простоту и древность – это едва ли не самое успешное средство взятия крепостей. Даже при самой убогой тактике, таран страшная угроза для крепостных сооружений и для осаждённого гарнизона. Количество крепостей, взятых на протяжении человеческой истории благодаря таранам, просто неисчислимо. Таран – воплощённое сочетание простоты и эффективности, потому заслуженно любим ордынцами.
               Понятно, почему таран тащат к воротам. Ворота гораздо уязвимее, чем стены, тем более стены, возвышающиеся поверх валов. Впрочем, когда таранов много, ворот мало, а крепостной периметр имеет участки, досягаемые для таранов, ордынцы не погнушаются и несколькими участочками стены.
               Не сложно догадаться, почему возле тарана хашар. Раз таран несёт в себе смертельную угрозу для крепости, то и место рядом с ним будет самым опасным. Над воротами могут быть запасены огромные камни или толстенные короткие бревна, способные разломить навес тарана или перекосить несущие козла. Таран будут пытаться всеми способами поджечь. На таран будут выливать кипящую смолу – а вдруг сквозь наспех сооружённый навес она протечёт на головы обслуги?

               Но самое лучшее средство борьбы против тарана – вылазки.
               Перебить обслугу тарана, снять или хотя бы изрубить верёвки или цепи подвеса, выдрать металлические скрепы козел и развалить сами козла. Затащить в ворота бревно-ударник. Если с бревном выгорит – осаждающим потребуется два-три дня на добыть и притащить новое подходящее бревно, сколотить новые навес и козла. А если таран имел металлический наконечник, то его потеря может оказаться невосполнимой, железо – не дерево, в лесу не растёт!
               Осаждённые знают, что ворота будут атакованы таранами и заранее готовят средства для защиты ворот от взлома. Осаждающие знают, что против тарана следует ожидать вылазки и заранее готовят силы для его защиты. 
               Осаждающие не только постараются спасти таран и перебить вышедших из крепостных ворот воинов. Они постараются ещё и воспользоваться моментом, чтобы ворваться в крепость через приоткрывшиеся для вылазки ворота. Это тривиально и составляет самые азы осадной тактики.

               Только вот незадача! В азбуку осадной тактики внесена неожиданная поправка. Ордынцы окружили город контрвалационной линией!
               Теперь возможности осаждённых во время вылазок существенно снизились. А возможности осаждающих увеличились. Теперь у обороняющихся гораздо меньше времени на снятие верёвок, выдирание скоб и рубку козел. Теперь у них гораздо меньше шансов успеть затащить внутрь крепости бревно-ударник. Теперь вероятность попасть под контратаку и понести потери от прикрывающего таран резерва намного выше.
               Таран – это всегда беда для крепости. А таран, прикрываемый воинским отрядом, опирающимся на контрвалационную линию – это беда в третьей степени. Нередко, «благодаря» контрвалационным линиям, обстановка складывалась так, что осаждённым оставалось лишь бессильно любоваться работой ордынских таранов.
               Трудности борьбы с таранами, опирающимися на контрвалационную линию, оказались фатальной неожиданностью для защитников многих городов.
               Раз прикрывающему таран резерву действовать легче, то и сам этот резерв может быть меньше. Войска той же численности хватает на прикрытие не одного, а трёх-четырёх таранов.
               И ещё, западноевропейский военачальник вынужден заботиться о жизнях обслуги тарана. Это его солдаты! Потеря нескольких составов обслуги может серьёзно ослабить армию и вынудить к снятию осады. Из-за риска потерять обслугу тарана, западноевропейцы вынуждены перестраховываться. Это ещё сильнее препятствует увеличению числа одновременно работающих таранов. В Орде же тараны обслуживаются хашаром. Погибло несколько сотен пленников из хашара – невелик убыток.
               В итоге, там, где западноевропейскому полководцу приходилось ограничиться одним-двумя таранами, ордынец бросает в бой пять-семь таранов. Там где западноевропеец вынужден ограничиться одним направлением атаки, ордынский военачальник может таранить все имеющиеся городские ворота одновременно (и дополнительно, в паре мест, таранить ещё и стену)!

               Появление тарана у ворот сразу же отозвалось у нас на стенах. Пробежали гонцы, закричали сотники и десятники… Часть дежурящих на стене дружинников и городских стражников сбились в отряд и поспешили к воротам.

               То, что одновременно с разных направлений действует несколько таранов, и действуют тараны круглосуточно, поставило перед обороняющимися неожиданные и трудноразрешимые проблемы.
               Каждый таран угрожает проломом. Каждый пролом может стать для крепости смертельным. Ситуации, когда штурмующие врывались через один-единственный пролом и успешно захватывали город, повторялись в человеческой истории тысячи и десятки тысяч раз.
               Впрочем, одну брешь можно закрыть «живой стеной». Лучшие воины, собранные в противоштурмовой резерв, на узком фронте, под прикрытием стрелков, размещённых в прилегающих к пролому укреплениях, могут рассчитывать на благоприятное соотношение потерь. У них есть шанс перемолоть самых храбрых и принудить к отступлению остальных. За тысячелетия человеческой истории, многие тысячи штурмов захлебнулись во время таких вот боев в проломе. А отбитый штурм дает передышку, во время которой можно залатать брешь, и принудить противника начинать ломать стену сначала.
               Угроза возникновения сразу нескольких проломов вынуждает обороняющих дробить силы, создавая сразу несколько противоштурмовых резервов. Непрерывная работа таранов требует подмены противоштурмовых отрядов для отдыха, что ещё больше увеличивает потребность осаждённых в первоклассных воинах. И где тех воинов напастись? Первоклассных то?
               Конечно, против каждого тарана собран отряд воинов, предназначенный перекрыть брешь. А куда деваться то? Вот только и воинов в каждом из  отрядов маловато, и многих из них язык не поворачивается назвать отборными.
               Сумеет ли такой ослабленный противоштурмовой отряд выдержать натиск врага? Враг ведь тоже может сконцентрировать на острие атаки лучших воинов? Выдержит ли отряд многочасовую схватку? Не истечет ли кровью?
               Возможность круглосуточно использовать несколько таранов на нескольких разных направлениях придает, в руках ордынцев, немудрёному и общеизвестному оружию необычную, неизведанную и неожиданную силу. Одновременное использование нескольких таранов может служить замечательной наглядной иллюстрацией к философскому закону о переходе количества в качество. И эти наглядные иллюстрации мерно и грозно сотрясают все городские ворота.
 
               Не хватает воинов для перекрытия возможных проломов, но ещё заметнее нехватка опытных воинов у нас на стенах.
               Враг пока не выдвинул штурмовых лестниц, непосредственной угрозы прорыва врага здесь пока нет, поэтому воинов для противодействия таранам забирают в первую очередь именно отсюда. А ведь и на стене дела обстоят отнюдь не радужно.
               Внизу вовсю засыпают ров.
               Поначалу часть лучников мялась стрелять по работающему полону. Выбор был мучительным, но недолгим. Соплеменники там внизу уничтожают ров, не соплеменники, но судьба крепости, а значит собственная жизнь и жизнь собственной семьи, всё-таки дороже. Сверху раздаются резкие щелчки выстрелов, снизу стоны умирающих и крики раненых.
               Пленники пытаются прикрываться от стрел фашинами, у кого-то, наиболее предусмотрительного, даже есть связанные из тонких жердей щиты. Слабая защита! Но невольников много. Взамен поражённых стрелами, надсмотрщики выгоняют на засыпку рва новых.
               Стоны умирающих и крики раненых раздаются не только внизу, но и на стене. За спиной хашара развернулись ордынские стрелки. Стоит кому-то из защитников крепости неосторожно увлечься, выцеливая работающих внизу, как он сам становится мишенью. Жертвами становятся и просто любопытные, высунувшиеся понаблюдать за боем.
               Превышение в 10-20 метров дает действующим со стены лучникам заметное преимущество. Но это преимущество легко скомпенсировать, выставив большее, чем у обороняющихся число стрелков, ведь в степи каждый ополченец – стрелок. Есть у ордынских лучников преимущества и помимо численного перевеса. Более сильные степные луки. Использование облегченных стрел. Больший опыт и лучший навык стрельбы. 
               Немалую роль играет и грамотная тактика. Ордынские стрелки пока держатся в отдалении, стреляют на пределе или даже из-за предела убойного выстрела, кроме того, непрерывно перемещаются. На этом этапе они ещё не пытаются добиться решительного преимущества немедленно и любой ценой. Их задачи пока скромнее. Первая и самая главная – перестрелка на дальней дистанции должна ввести осаждённых в большой расход стрел без особого результата. Кроме того, перестрелка отвлечёт внимание, упадёт прицельность стрельбы по работающим, это даст и уменьшение расхода хашара и увеличение расхода стрел, идущих у осаждённых на истребление хашара.
               Осторожная, но плотная и непрерывная перестрелка длиться до темноты. Расстояние и доспехи в большинстве случаев спасают стрелков обеих сторон. Множество участников получило легкие раны, но убитых и тяжелораненых не столь уж и много. 

               Ночь не прерывает осадных работ.
               Продолжают бить тараны, продолжается засыпка рва.
               Надсмотрщики и охрана сменяются, а пленники … Пленники отдохнут на том свете… 

               На третий день осады настроение у нас уже не такое уверенное, как в первый.
               Копьё, нож, щит и доспех по-прежнему при нас. Но ничто из этого нам до сих пор не пригодилось. Враг практически не понес потерь, а оборонительные сооружения крепости уже значительно ослаблены и подготовка к решительному штурму (по западноевропейским меркам) практически завершена. Существенно поредели обороняющие стену отряды. Лучшие рубаки и половина стрелков ушли к воротам, у ворот жарче, чем на стене… Ров перед нами полностью засыпан. Западноевропейцы бы на этом уже успокоились, а ордынцы продолжают расширять засыпанные участки. Жизней пленников ордынцам не жалко. Наших стрел уходящих на истребление пленников им и подавно не жалко.
               Видно как работники издалека подтаскивают сколоченные осадные лестницы и складывают их под прикрытием забора.

               Стрельба становится оживленней. Появляются новые отряды лучников. Часть присоединяется к тем, что ведут бой издалека, а часть под прикрытием осадных щитов приближается, сокращая дистанцию до половины перестрела.
               Перестрелка вдоль стен всё больше клонится в пользу ордынских лучников. Беда не только в том, что у осаждённых большая часть стрелков ушла к воротам, выбывает всё больше и больше стрелков из тех, что были оставлены на стене.
               Уцелевшие защитники вынуждены осторожничать и глядеть двумя глазами одновременно в три стороны. В них летят стрелы и из под осадных щитов, и издалека. А они должны отвечать и по первым, и по вторым, и не забывать тех, кто продолжает засыпать ров.
               Через несколько десятилетий персы придумают особые бойницы – «машикули». Эти направленные вниз крутонаклонные бойницы позволят беспрепятственно обстреливать подножье стены и ближние подступы, надёжно защищая стрелков от выстрелов издали. Через машикули нельзя обстреливать врага на дальних подступах, но и поразить использующих машикули стрелков можно только приблизившись к стенам на два-три десятка шагов. Возможность препятствовать осадным работам не опасаясь лучников, прикрывающих осаду с дальних дистанций, сделает машикули популярными по всему миру.
               Но нас от изобретательных персов отделяют несколько десятилетий и пара тысяч километров. Поэтому наши лучники вынуждены стрелять поверх ограждения боевых ходов и боевых площадок, в лучшем случае, через бойницы, в которые ордынцы могут беспрепятственно пускать стрелы с любой дистанции. Единственное, что наши стрелки могут противопоставить превосходящему числу ордынских лучников – это осторожность и бдительность. Но смотреть двумя глазами в три стороны получается не у всех и не всегда. Среди наших стрелков растет число раненых и убитых.
               Убывает не только число стрелков. Запасы стрел, до осады казавшиеся избыточными и неисчерпаемыми, расходуются с пугающей быстротой. А ведь настоящий штурм ещё и не начинался…
               Что угнетает больше всего, проявить себя в защите города у нас не получается. Подобрать лук у убитого лучника? Стрельба из лука очень серьёзное и сложное умение. А с нашим уровнем подготовки мы сможем только разбазаривать стрелы. Метать камни? Так попробуй попасть в того, кто удален от тебя метров на пятнадцать-двадцать. И не просто попасть, а так, чтобы нанести серьёзное повреждение.
               Камни хороши, когда их со всего маху всаживаешь почти в упор по противникам, добравшимся почти до гребня стены. Когда у противника, сбитого камнем с осадной лестницы, к повреждению от удара камнем добавляются повреждения от падения с десятиметровой высоты. Камни дешевле стрел, но и их разбазаривать не следует, запас камней тоже ограничен. Тут, как и с луком – не с нашим умением лезть в это дело…

               У ордынского командующего есть все основания гордиться своей работой. Разумная организация дела способна творить чудеса при самых примитивных ресурсах!
               Идёт всего лишь третий день осады. Нападающие практически не понесли потерь (не считать же за потери расход хашара?). Пока использованы только доступные любым дикарям новинки вроде контрвалационной линии и хашара, да общеизвестные осадные средства вроде тарана и поддержки атаки стрелками, а оборона хорошо укрепленного, богатого и многолюдного города начинает давать слабину по всему периметру!
               Ордынский полководец с внешней ленцой наблюдает за ходом боя, почти не глядя на гонцов, выслушивает доклады, изредка отдает распоряжения. Но его неприглядное, с нашей точки зрения, поведение не должно обманывать. Наблюдение за ходом осады для него не средство убить время и развеять скуку, чем грешит большинство его западноевропейских коллег-современников. За внешней барственностью и неторопливостью скрываются напряженная работа глаз и мысли. Изучаются места в которых защитники из города поднимаются на стену, обдумывается распределение метательных осадных машин, намечаются направления основных и отвлекающих ударов при решающем штурме. Почти каждое распоряжение вражеского военачальника сулит обороняющимся новые неприятности.

               Ночь с третьего на четвертый день не приносит защитникам города облегчения. Продолжают работать тараны. Завершается засыпка рва.
               Вдобавок, откуда-то из темноты в город начинают лететь большущие горящие стрелы и небольшие зажигательные снаряды. В действие вступает ещё одна весомая составляющая осадно-штурмовой мощи ордынцев – осадные метательные машины. Пока – далеко не в полную силу. После транспортировки на многие сотни километров метательные машины нуждаются в отладке и пристрелке.
               Теперь нужно следить не только за воротами и стенами. Теперь надо ещё и давить в зародыше норовящие возникнуть тут и там очаги пожара.

               С утра, под прикрытием контрвалационной линии и осадных щитов, уже пристрелянные осадные машины начинают занимать позиции против стен. Ночь, проведенная за тушением пожаров, изрядно прибавила головной боли защитникам, но с первых же утренних выстрелов становится ясно, что ночью были цветочки. Свою полную силу метательные машины, проявляют при свете дня.

                ***

               Ни про один род войск ордынцев не написано столько глупостей, сколько про осадные машины. В каждом втором тексте про вторжение Батыя упоминается разрушение стен русских городов чудовищными китайскими камнеметами.
               В годы Великой Отечественной войны средневековая русская крепость Великие Луки оказалась в самом центре длительного ожесточённого сражения. В 1942-ом, в начале зимы, 90 тысячная советская армия окружила около 8 тысяч гитлеровцев. Окружённую группировку требовалось как можно скорей уничтожить. Но никак не получалось. Больше всего неприятностей нашим войскам доставлял немецкий опорный пункт в старинной крепости. Крепость находилась практически на переднем крае, а с её высоких валов вражеские наблюдатели далеко просматривали окружающую равнину.
               Сначала по крепости с короткой дистанции били тяжёлые 152 миллиметровые гаубицы корпусного артполка. Затем из резерва Ставки Верховного Главнокомандования подошли 203 миллиметровые гаубицы. Такие орудия уже даже «тяжёлыми» не назывались. Для них существовал особый термин «артиллерия большой мощности».
               Разрушить Великолукскую крепость не удалось, в чём любой желающий может убедиться, посетив город. Корпусная тяжёлая артиллерия, а затем артиллерия большой мощности из резерва Ставки спасовали перед средневековыми оборонительными сооружениями. Единственное, что оказалось возможным, это перекидным огнём, вслепую, по площади, забрасывать внутрь крепости большое количество мощных снарядов, надеясь, что по закону больших чисел кого-нибудь каким-нибудь из «чемоданов» и приголубит.
                «Секрет» постигшего советских артиллеристов конфуза армейские инженеры раскрыли сразу после капитуляции окружённых немцев. Это только на картинках кажется, что крепость окружает земляной вал, а поверх возведены деревянные стены. На самом деле стены и вал составляют единое сооружение, главным конструктивным элементом которого являются ряжи – бревенчатые срубы забитые смесью камней и земли.
               Вал – это отнюдь не земляная насыпь, вроде бруствера у окопчика.
               Если крепостица совсем мала, то по периметру крепости, вплотную один к одному ставят цепочку деревянных срубов. Срубы изнутри забивают крупными булыжниками и мелкими валунами. Промежутки между камнями забивают утрамбованной землей. Снаружи и изнутри крепости стены срубов обсыпают землей, на этот раз без камней.  Это – крепостной вал.
               Поверх вала из таких же ряжей воздвигаются стены. То есть стены тоже только кажутся деревянными. На самом деле они, как и вал, дерево-каменно-землянные. От вала они отличаются лишь отсутствием наружной обсыпки.
               Если крепостица средних достоинств, то в параллель первому ряду срубов, отступя пару-тройку метров, ставят второй ряд срубов. Камнями и землей забивают оба ряда срубов и промежуток между ряжами. Затем, на основании из двойного ряда срубов строят второй ярус ряжей. Всё это обсыпают земляной подушкой, и поверх этого ставят дерево-земляные стены.
               Если кому-то захочется ворваться в такую крепость, прокопав под стенами проход сквозь вал, то такому умнику придётся преодолеть четыре ряда толстых брёвен и минимум десяток метров каменного завала. Проще копать подземный ход под валом, чем пытаться прорезать сам вал. Получится глубже, длиннее, но проще и быстрее.
               В наиболее богатых городах и в по настоящему значимых крепостях валы трёхярусные. Внизу основание в три ряда ряжей, выше двухрядный ярус, третий ярус одинарный.
               По ряжевой технологии наши предки укрепляли свои поселения начиная со словенского городища VIII-IX веков в Новгороде Великом (пресловутое Рюриково городище) вплоть до тридцатых годов XVIII века. Ярусно-ряжевая технология позволяла воздвигать циклопические древо-земляные сооружения (сохранившиеся в Белозере остатки валов крепости XV века в высоту превышают 30 метров). И, поверх всего этого, ещё и взгромоздить ряд ряжей, формировавших стены.
               Осенью всё это подмокает. Зимой – промерзает.
               Именно таким многоярусным валом были окружены Великие Луки. Именно по таким промёрзшим валам безуспешно долбила советская артиллерия. К очень похожим – промёрзшим и начинённым изнутри всякой всячинкой валам подступали тумены Батыя.
               Что примечательно, во Второй Мировой Советский Союз и Китай были союзниками. Китайцы и русские, плечом к плечу, сражались против японцев ещё с середины 30-х годов. Однако, никому в голову не пришло послать в Китай делегацию, чтобы получить от дальневосточных союзников чертежи чудодейственных осадных камнемётов. Каждый, в ком есть хоть капля здравого смысла, поймёт почему.
               От средневековых камнемётов, даже очень «китайских», бессмысленно ожидать пробития брешей там, где их не способна пробить современная тяжёлая артиллерия. Авторы, повествующие о разрушении стен русских городов ордынскими камнемётами, просто-напросто не имеют ни малейшего представления о том предмете, о котором пишут.
               То обстоятельство, что камнемётные машины не могли нанести заметного ущерба земляным насыпям, армированным деревом, освобождает нас от участия в обсуждении очень модного сейчас вопроса: «Как стремительно передвигающаяся ордынская конница умудрялась столь же стремительно таскать за собой многотонные махины осадных камнемётов». Стенобитные камнемёты Батыева рать с собой не таскала и против наших предков в той кампании не использовала.
                ***

               Осадные машины, или, как говорили наши предки, «пороки» – это очень широкое понятие. Кроме огромных стенобитных катапульт и требушетов существовали маленькие метательные машины, по размерам сходные с римскими скорпионами и даже ещё меньшие.
               Станковые арбалеты, небольшие копьеметалки, приспособления для метания мелких булыжников. Такие малютки легко могли сопровождать ордынскую конницу в её самых стремительных рейдах. Они вполне могли перевозиться на лёгких повозках, санях, волокушах, подобно тому, как в прошлом веке перевозились на тачанках пулемёты. Или на вьюках, в разобранном виде, подобно тому, как перевозилась горная артиллерия.
               Подобная мелюзга не могла наносить ущерба стенам, зато прицельными выстрелами могла раз за разом выбивать наиболее опасных из числа защитников. Тяжёлые стрелы и метательные копья пробивали любые доспехи, а булыжники могли сбросить со стены воина вместе со щитом.
               Осадные орудия действительно сыграли важную роль в быстром падении русских городов. Но путь штурмующим они прокладывали совсем не так, как представляется современным горе-историкам. Боевой задачей метательных орудий было не разрушение стен и валов, а истребление защищавших стены воинов.
               Чаще всего, профессиональные воины составляли среди защитников средневекового города незначительное меньшинство, но именно это меньшинство играло ключевую роль в обороне стен. Именно ему принадлежала решающая роль в уничтожении тех вражеских отрядов, которым удавалось ворваться на гребень стены.
               Очень большое заблуждение, навеянное кинофильмами, будто достаточно кому-то из штурмующих ворваться на стену, как судьба крепости решена. Экранное время коротко, события упрощены и спрессованы. На самом деле, минимум девять из десяти влезаний кончались либо смертью храбрых одиночек, либо отступлением перед лицом превосходящих по численности, воинскому искусству и занимаемой позиции защитников.
               Без дружинников и стражников ополчённым ремесленникам, а тем более вооружённым бабам, становилось очень трудно контратаковать и сбрасывать со стен прорвавшегося врага. Десяток удачных выстрелов мог истребить всех профессиональных воинов на изрядном участке стены, а без них защитные свойства стен падали едва ли не вдвое.
               Сокрушительным было и морально-психологическое воздействие метательных машин на осаждённых. Стреломёты не производили столь же оглушительного грохота, как пушки. Но ведь главное в моральном воздействии артиллерии не шумовой эффект, а ощущение беспомощности перед артиллерийскими снарядами, которое возникает у пехотинца. И перед снарядами ордынских пороков защитники стен были столь же беззащитными, как и пехотинцы грядущих веков перед пушечными ядрами.

               На четвёртый день пленники тащат не только брёвна и прочий мусор, но и осадные лестницы, а среди невольников появляются многочисленные группы воинов. Наконец-то мы сразимся с ордынцами!
               Наши наивные надежды обманчивы. Идущие на приступ нукеры – это тоже хашар, только более высокого уровня. Профессиональные историки выразились бы изящно: «воинские отряды покорённых и зависимых народов». Но нам, защитникам стен, такие тонкости не ведомы, мы воспринимаем эти подразделения как настоящих монголов.
               Нам надоело прятаться от вражеских стрел и смотреть на избиение нашими лучниками наших же полонённых соплеменников. Поэтому, появление штурмовых лестниц мы воспринимаем не столько как новую беду, сколько как избавление от мучений беспомощного бездействия.

               Вот на участке соседнего десятка, чуть возвышаясь над прикрытием боевого хода, приткнулась одна из лестниц. Над краем заборола возник торс полоняника вооружённого короткорогой комельной дубиной и полуростовым, грубо оплетённым лозой, условно-овальным жердевым щитом. Нападающий оглядывается вниз, видимо опасаясь перелезать в боевой ход в одиночестве. Его замешательство даёт время среагировать двум ополченцам. Но первый, что нацелился в незащищенный бок рогатиной, не добегает пары метров, поймав стрелу в висок. А второй, намереваясь столкнуть переветчика со стены ударом щита слева, чрезмерно раскрылся и неожиданно получил от невидимого противника сильнейший удар снизу в подвздошную область. Поднятый, словно сноп, на длиннющем, едва ли не пятиметровом копье, он перелетел куда-то туда, далеко от стены, где рухнул вниз, в сномище суетящихся как муравьи вооружённых и безоружных врагов.
               На чужой участок обороны залезать не рекомендуется, но в стремлении предотвратить прорыв об этом забываешь. Бежишь, низко пригнувшись под прикрытием бревенчатого бруствера, так что видеть приближающуюся опасность способен лишь единственный поднявшийся на стену неприятель. Твоё копьё вонзается в щит, а ты, не разгибаясь, продолжаешь бег, всем предплечьем фиксируя древко на трении, и лишь слегка отворачивая от противника. Приём получается чисто, как на фехтовальной площадке. Вас закручивает вокруг общего центра массы. Но если тебя всего лишь отбрасывает на полметра к тыльной части боевого хода, то противник зависает над пустотой. Долю секунды он, сдерживая твой напор, стоит, упёршись в щит и опираясь на воздух, словно факир. Затем наконечник копья начинает рвать прутья и, пропоров борозду в оплётке, позволяет щиту вместе с человеком скользнуть вниз.
               В это мгновение над стеной появляется следующий недруг с ещё более грубо оплетённым небольшим жердевым квадратом. В запале и спешке ты совершаешь ошибку – начинаешь сбрасывать оппонента с лестницы, со всей дури давя копьём в направлении поперёк стены. Наконечник плотно заседает в щите. Супостат запрокидывается назад, падает и сильно тянет копьё за собой. Далеко выдвинувшееся вперед, к тому же ещё и низко наклонившееся, оружие оказывается захвачено арканом. Тебе везёт успеть отпрыгнуть назад, уменьшая рычаг, раньше, чем петля затянулась, и древко крепко прижало к верхней ступени осадной лестницы. Правой подмышкой повисаешь на копье, рефлекторно не давая сдёрнуть его вниз, левой рукой скидываешь ремень щита и выхватываешь поясной нож. В голове что-то срабатывает, просыпается память, и ты избегаешь очередной инстинктивной ошибки. Не пытаясь обрезать аркан ниже копья, скользящим движением от себя «состругиваешь» лежащую поверх древка часть ремня. Петля лопается, освобождённое перо взмётывается вверх, и в тот же момент тебя оглушает и ослепляет страшным ударом по голове. То ли кто-то из прикрывающих осаду лучников пустил стрелу над срезом стены чуть выше осадной лестницы наудачу, то ли вражеский стрелок успел тебя выцелить, пока ты занимался спасением своего копья. Ощущаешь, как на твоё опрокинутое тело падает вывалившийся из ослабевшей руки нож, за ним весомо прикладывает сохранённое копьё, а потом приходит боль. Смещение тела и головы вниз спасли тебя от попадания в лицо. Металлический налобник предотвратил пробитие шлема. Сильное напряжение шеи в борьбе за оружие – перелом позвоночника. Но боль от контузии – жуткая. Сильнее всего досталось не дурной башке, принявшей выстрел в лоб, а пострадавшей от деформации хребтине, теперь нестерпимо пылающей от черепа и почти до середины лопаток.
               Распростёршись на спине, замечаешь как над участком стены, который должен был прикрывать ты, тоже появляется силуэт. Забывая про боль, взлетаешь на ноги, молниеносно подхватываешь оброненное оружие. Снова бег под прикрытием бруствера, выброс трёхгранного наконечника в щуплую, защищённую лишь облезлой шкурой спину… Двух остальных противников уже играючи, буквально за три-четыре секунды, покрошил десятник. Пожилой, явно за тридцать, из купеческой стражи, но искушённый в городском деле воин моментально сбрасывает внутрь крепости изрубленные тела, чтоб зря не заливали кровью пол боевого хода, и разражается витиеватой бранью в адрес безголовых лапотников, бросающих свои боевые участки.
               Оправдываться нет смысла – действительно виноват. Коварно приткнувшуюся чуть ниже гребня лестницу не услышал. Троих нападающих в боевой ход впустил беспрепятственно. Молча показываешь на торчащую над соседним участком осадницу. Там через забороло знакомым длинным копьём подпихивают под зад очередного вооружённого палкой пленника. Командир, прервав тираду, жестом отпускает тебя, а сам, подозвав двоих бойцов из середины цепочки, ставит их возле «твоей» лестницы.

               До самых сумерек враг атакует стену, но напролом пока не идёт. Его главная цель не ворваться в город (хотя дай слабину – и прорвётся), а обескровить, вымотать и деморализовать занимающие стену отряды. Казалось бы, штурмующие со своими лесенками должны быть почти беспомощны перед мощью вздымающихся на высоту пятиэтажного дома стен.
               Ан нет!!!
               Осадная лестница – это не хлипкая стремянка с которой мы лезем на крышу сарая или ввинчиваем лампочки. Она скорее напоминает тяжёлые грузовые корабельные сходни и весит от нескольких центнеров до нескольких тонн. Приставляется лестница не отвесно, а с немалым отклонением от вертикали, что позволяет атакующим избегать опрокидывания даже при увесистых тычках и ударах. Они чувствуют себя при влезании не многим менее уверенно, чем ощущаем себя мы, поднимаясь в подъезде на свой этаж. Ширина настила составляет два-три, а то и четыре метра. Чтобы оттолкнуть осадницу от стены вагами требуются усилия нескольких человек, а перерубить брёвна из которых она изготовлена требуется не менее полудюжины умелых ударов тяжёлой секирой.
               И лучники, лучники, лучники… Проклятые ордынские лучники! Они подкарауливают и выбивают неизбежно распрямляющихся над заборолом участников схваток в боевом ходе. Встречают градом стрел любую попытку оттолкнуть от стены осадную лестницу. А уж воин, высунувшийся лестницу подрубить, вызывает на себя настоящий шквал!
               Множеством уловок обороняющихся заставляют подставляться под выстрелы и удары, используя в качестве наживки наименее ценную часть хашара – недавний полон. Перед полуднем два десятка сводят в один, соседи потеряли своего начальника. К вечеру в сводном десятке немногим больше ополченцев, чем с утра было в одном твоём.
               И осадные машины! Их выверенные прицельные выстрелы редки, но почти всегда убийственны. Хотя народ приноровился и таких тяжёлых потерь, как в первые два утренних часа, больше нет, но смерть выхватывает то одного, то другого, ряды защитников на атакованных участках стены неуклонно редеют.

               Почти весь день проходит в метаниях вдоль стены. Десятник, оценив жажду боя и ловкость с оружием, приставил тебя к себе. Теперь вы оба непременные участники всего примечательного на участке. Убить или прогнать назад взобравшихся на стену врагов, опрокинуть или подрубить осадную лестницу…
               К вечеру твой боевой счёт смотрится весьма достойно. Верней смотрелся бы достойно, если бы ты не осознавал: убитые тобой невольники не представляли ни малейшей ценности для неприятеля. А без их учета все достижения – три камня метко пущенные в тех, хорошо вооружённых бойцов, что действовали из-за спины полона.

               Пока внимание защитников стен поглощено ожесточёнными схватками, на засыпанных участках рва полоняники начинают укладку осадных костров.

               Сложить возле крепостной стены огромные костры и в удобный момент запалить их так, чтобы раскалённое пламя взметнулось выше крепостных башен, – ещё один осадный приём, гениально сочетающий эффективность с технической простотой.
               Сильный огонь может натворить немало бед.
               Он может разрушить участок стены, даже если стена каменная. Так произошло при осаде Аскалона в августе 1153-го: каменная стена рухнула от жара костра предназначенного поджечь осадную башню.
               Затянутый в бойницы огонь способен поджечь деревянную начинку башни, превратив её в крематорий для защитников.
               Пламя может перекинуться через стену на городские постройки и уничтожить город, как произошло при осаде Великих Лук Стефаном Баторием. И как, предположительно, произошло с Козельском.
               Можно даже соорудить древнюю разновидность химического оружия. Достаточно добавить в костёр древесного гнилья и гнилых шкур, человеческих трупов и павших животных, или расщедриться на полсотни мешков с шерстью, чтобы накрыть большой участок стены чёрным валом едкого дыма. После этого рубиться с заплаканными, кашляющими противниками, будет куда приятнее, чем с бодренькими и свеженькими.

               Но, по части захвата рабов и имущества горожан, максимального результата можно добиться, если точно рассчитать силу костров и расположить их особым образом. Главным действующим началом такой системы осадных костров является не огонь, не дым, а исходящий от костров нестерпимый жар, который сгоняет со стен защитников, но в то же время не мешает атакующим.
               Успешно работающая система осадных костров даёт почти тот же эффект, что и пробитие бреши тараном. Нет, сама стена цела, но защитников на ней нет, и никто не препятствует атакующим преодолевать стену и проникать в город.

               Главным функциональным элементом системы осадных костров, от которого зависит успех или неудача всей трудоёмкой и сопряжённой с большим расходом хашара операции, является центральная пара костров. Расстояние между ними и их сила должны быть строго соразмерены. Посередине оставленного между центральными кострами прохода сила инфракрасного излучения должна быть настолько велика, чтобы защитники не могли и помыслить там задержаться и вести сколько-нибудь длительную оборону. В то же время, сила инфракрасного излучения не должна быть чрезмерной. Она должна позволить взбежать по приставленной между кострами осадной лестнице и даже задержаться на стене на минуту-полторы. Этой минуты достаточно, чтобы втянуть на крепостную стену и перекинуть на крышу ближайшего к стене дома (а то и прямо в окно верхнего этажа) ещё одну, облегчённую, осадную лестницу, которая в таком положении будет именоваться «штурмовым мостиком».
               Теперь, когда к покинутому защитниками участку крепостной стены приставлена осадная лестница, а внутрь переброшен штурмовой мостик, ничто не мешает атакующим проникать в крепость. За те секунды, что воин перебегает по лестнице и штурмовому мостику, жар костров не успевает раскалить доспехи и серьёзно обжечь лицо. Так что, ручеёк штурмующих течет внутрь города практически беспрепятственно.

               Для того, чтобы никто из защитников не ухитрился проскочить мимо осадных костров центральной пары, не попытался сбросить штурмовой мостик или повредить осадную лестницу, по бокам от центральных, выкладываются дополнительные костры. Как правило, дополнительные костры стараются выложить и напротив мест, где устроены лестницы, по которым защитники поднимаются на стены. Недаром ордынский полководец так внимательно выглядывал эти места, когда следил за боем.
               Без современного асбестового костюма и маски из особых сортов металлизированного кварцевого стекла приблизиться к огню меньше, чем на 15 метров физически невозможно. Даже мимо одного осадного костра проскочить по стене – абсолютно нереально. Но организация генерального штурма любит страховку и перестраховку. Поэтому пусть от защитников города потребуется проскочить мимо двух-трёх костров, да ещё с разворотом! Пусть нереальная задача перерастёт в задачу нереальную в квадрате, нереальную в третьей степени!

               Укладка осадных костров – один из завершающих штрихов при подготовке к решительному штурму. Каждый осадный костёр – это выложенный решёткой и укреплённый кольями штабель внешним размером в избу. Комнаты, т.е. пустоты внутри нет, значит, дерева на него требуется в несколько раз больше, чем на избу. В систему входит 4-5 костров, призванных в зимнюю стужу согнать защитников с участка стены протяжённостью 150-200 метров. Работа трудоёмкая и выполнять её приходится под летящими сверху стрелами и камнями. Вылазка грозит тем, что аккуратный штабель с предсказуемой силой воздействия будет за несколько минут превращён в бесформенную груду брёвен, и начинай складывать заново. Без хашара такая работа немыслима. Но и с хашаром формирование системы осадных костров лежит на грани возможного. Поэтому, выкладка осадных костров начинается тогда, когда ворота уже серьёзно повреждены таранами и должны завтра-послезавтра рухнуть, когда стены атакованы, когда защищающие стены лучники почти подавлены, когда все силы защитников скованы и людей для защиты города везде не хватает.

               С сумерками наступает относительное затишье. Часть осадных лестниц повреждена, остальные отползают от стен. Усталые ополченцы валятся прямо на заляпанные оледеневшей кровью настилы боевого хода. Тебе уже трудно сказать, какой день длится осада, то ли шестой, то ли восьмой, то ли десятый…  Кажется, что сражение началось бесконечно давно и будет длиться вечно.
               Забавным и нереальным, вспоминается недавнее нетерпеливое стремление схватиться с прущими на стену ордынцами. Желание проучить зарвавшегося врага, опрометчиво не испугавшегося силы городских укреплений. Наивная готовность одно за другим пронзать копьём и сбрасывать вниз тела тех, кто осмелится влезть на гребень. Наивное стремление здесь, на неприступной высоте стен, «сравнять счёт» и поквитаться за предшествующие поражения русских ратников. Теперь у тебя никаких желаний, кроме желания без помех лежать на промёрзших брёвнах, давая отдых перетруженным коленям, спине и рукам.
               Спустя какое-то время возвращается способность оценить повреждения доспеха. Озадачиться исправлением рассечённой почти пополам юбки. Попытаться вспомнить, осталась ли в брошенной у караульного костра котомке подходящая замена перерубленному ремешку наруча. Задуматься, как лучше распрямить сам погнутый наруч. Но усталость всё ещё так велика, что мысли текут медленно, как в замедленном кино и оставляют тебя равнодушным, будто касаются не тебя, а кого-то постороннего.
               В душе измотанных шедшим весь световой день сражением бойцов не отзываются тревожным набатом ни законченная, аккуратно-прямоугольная форма выложенных впритык к подножью вала решётчатых штабелей, ни притихшие звуки таранов (притихли и слава богам), ни расставленные по позициям батареи метательных машин (они давно уже расставлены), ни скопившийся за окружающим город забором изрядный запас осадных лестниц (они уже не первый день там копятся), ни засыпанный на изрядной части своего протяжения ров (так его каждый день засыпают)…
               И уж совершенно не волнует горожан, что оборона города досконально изучена ордынскими военачальниками, а план генерального штурма составлен и сейчас доводится до исполнителей – о чём не знаешь, о том не печалишься.

               Отдыхающим рядом с тобой ополченцам не ведомо, что завтра – последний день существования их малой родины. Им неоткуда знать, что завтра город навсегда исчезнет с лица земли, а на заброшенном пепелище на два-три столетия поднимутся леса. Им неоткуда знать, что завтра крепости предстоит выдержать, а вернее не выдержать решительный штурм.

               За время многочасовых боев у защитников стен убавилось бравады и наивной самоуверенности. Зато прибавилось осторожности, осмотрительности и умения прятаться от стрел. По тому, куда нацелены осадные стреломёты, ополченцы навострились различать места реальных атак и зоны отвлекающих наскоков.
               В первые часы боя, коварные удары из-за спины первого ряда нанесли увлекшимся схватками горожанам не меньший урон, чем лучники. Уцелевшие ополченцы по вибрации шагов научились определять, взбегает ли очередной вражина по пустой лестнице, или на широкой осаднице, недалеко от гребня, уютно угнездилась засада, вооруженная длинными копьями, боевыми цепами на длинных рукоятях, арканами, кошками.
               Появились слаженность и умение дружно контратаковать. Небольшие группы вражеских воинов, постоянно, тут и там врывающиеся на стену, теперь отбрасываются малой кровью. Доведись русичам отражать генеральный штурм, проводимый по обычным, западноевропейским, канонам тактики, мало было бы у врага надежд на успех. Но ордынское военное искусство стоит на несколько ступеней выше западноевропейского. Результативность штурмов, проводимых монгольскими полководцами, на порядок превышает показатели их западных коллег.

               Воспоминания суворовских офицеров о взятии Измаила и Праги (варшавской), дают нам шанс угадать один из секретов штурмового искусства Орды. Александр Васильевич Суворов тоже сумел добиться, чтобы его небольшие по численности осадные армии показались побеждённым неисчислимыми и абсолютно нечувствительными к потерям.

                ***

               Кого-то это может удивить, но оборона – важнейший элемент успешного наступления. Речь не идёт об обороне перед наступлением, хотя без надлежащей обороны района сосредоточения войск вы рискуете не успеть начать наступление. Разговор не об обороне после завершения наступления, хотя захваченное, естественно, необходимо ещё и удержать. Я говорю не об обороне флангов. Хотя «котёл», в который в 1942-м году гитлеровцы посадили наши войска под Харьковом – урок всем разгильдяям на все времена. Оборона должна организовываться в полосе наступления и во время наступления. На протяжении всего времени наступления!
               Современные войска при наступлении закрепляют за собой захваченную местность. Любой грамотный командир нашего времени, планируя наступление, в составе своих войск всегда выделяет эшелоны закрепления для каждой важной позиции. Со Второй Мировой – это азбука пехотной тактики, которой обучают каждого лейтенанта, включая лейтенантов-медиков и лейтенантов-железнодорожников…
               Но современный уровень военного искусства потому и называется современным, что раньше, ещё совсем недавно, командиров этому не учили. Действия, которые сегодня в обязательном порядке совершает любой грамотный командир, ещё столетие назад, за редчайшими исключениями, никому не приходили в голову. То, что сегодня является профессиональной азбукой для лейтенантов, в суворовские времена оказалось новым словом в развитии западноевропейского военного искусства.

               Для того, чтобы наступление имело сокрушительный и постоянный успех, атакующим нельзя выпускать инициативу из своих рук. Надо непрерывно наносить всё новые и новые удары, не давать противнику опомниться, появляться там, где никто не ждёт, сносить заслоны раньше, чем те успеют как следует развернуться и закрепиться. Как только врагам удастся погасить нашу инициативу, прорыв превратится в прогрызание, за каждый шаг вперёд придётся платить большой кровью.
               Само собой, заранее угадать, где у противника появятся слабины и дыры, удаётся далеко не всегда. Да в этом и нет нужды. Для нанесения ударов по непредвиденным слабостям врага создаются и используются резервы. Своевременный ввод резервов в правильно выбранных местах – важнейшее средство удержания инициативы.
               Но вражеские командиры знают азбучные истины не хуже нас. И они знают, где и на чём можно подловить наступающих.

               В наступательном бою есть две крайности, одинаково ошибочные и опасные.
               Можно, перескочив первую отбитую у врага траншею, всем гуртом ринуться вперёд, гнать и гнать бегущего неприятеля, захватить и также оставить позади себя вторую, третью, четвёртую позицию…
               Тогда, случись противнику сильным встречным ударом опрокинуть потерявший строй, утомлённый и потрёпанный первый эшелон наступающих, – быть беде. Застигнутая в чистом поле, не имеющая в тылу закреплённых рубежей, пехота покатится на исходные позиции, без сопротивления отдавая всё недавно захваченное… Или, не попавший под первый удар неприятель, может беспрепятственно выйти в наш оголённый тыл, навалиться на неприкрытые фланги, заткнуть горловину прорыва раньше, чем к ней подоспеют резервы. И то, и другое может превратить наш первоначальный успех в жестокое поражение.
               Можно наоборот, захватив первую вражескую траншею, всем скопом остаться обживать захваченное.
               Тогда мы подстрахуем себя от разгрома, но добровольно упустим инициативу. Наше наступление приостановится само по себе, окажется неглубоким, бегущего противника никто не будет преследовать. Супостат организованно займёт оборону на ближайшем выгодном рубеже. Когда подойдут наши резервы, нам придётся не развивать успех, а начинать новое наступление с самого начала.

               Чтобы избежать обеих крайностей, совершившие прорыв войска должны разделиться. Большая часть продолжит преследовать врага и углублять прорыв. Меньшая – остановится, закрепится и будет обеспечивать ввод в пробитую брешь прибывающих резервов. А при нужде – примет на себя вражеский контрудар, дав опрокинутым передовым частям время опомниться, оправиться и вновь перейти в наступление.
               Такой вариант требует серьёзной предварительной командирской работы. В горячке боя нет времени разбираться, кому идти вперёд и добивать врага, а кому оставаться на месте и охранять захваченное. Но, как свидетельствует опыт, дополнительный труд при подготовке стократно окупает себя в бою.

               В средневековой войне, при использовании средневековых войск, стойкость которых была в несколько раз ниже, а подверженность панике в несколько раз выше, владение инициативой значило ещё больше, чем в войне современной. И выше всякой меры владение инициативой было важно при штурме средневековых крепостей.
               При прорыве оборонительного периметра преимущество объективно должно перейти от защитников к нападающим. Манёвру гарнизона крепости препятствует застройка, тесные улочки и запутанная планировка средневекового города. Штурмующий же способен с удобствами маневрировать резервами по гласису крепости.
               Казалось бы, реализуй преимущество!
               Но, в реальной истории, во всяком случае, в известной её части, атакующие слишком боялись, что защитники крепости вернут себе потерянный участок стены. (Обосновано боялись. Такие казусы случались сплошь и рядом. Передовые штурмовые колонны оказывались в ловушке без подкреплений и без руководства высших начальников, несли тяжелые потери, а то и вовсе гибли.) Опасаясь контрудара гарнизона, полководцы осаждающих тупо стремились успеть загнать в крепость побольше войск, чтобы там, внутри, поддерживать инициативу и давить сопротивление не манёвром, а численным превосходством.

               Секрет взятия Измаила и Праги заключается в том, что Александр Васильевич Суворов и его войска непрерывно атаковали и удерживали инициативу, а противник беспорядочно отбивался, не имея передышки, чтобы оглядеться, сориентироваться и сорганизоваться. Неприступные твердыни пали потому, что заблаговременно выделенные отряды русских войск прочно удерживали проходы во вражеских укреплениях, обеспечивая своевременный и организованный ввод резервов.
               В Измаиле было убито в десять с лишним раз больше турецких солдат, чем русских. Вот насколько владение инициативой и свобода манёвра резервами перевесили оборонительные преимущества первоклассной крепости!

               Тактический приём оказался для современников настолько новаторским, что его почти никто не понял и не оценил. Поклонники Суворова воспринимали взятие Измаила либо как своего рода воинское волшебство, на которое единственно их кумир и способен, либо как следствие особого суворовского умения вдохновить солдат. Недоброжелатели, по обычаю, бухтели о везении и о том, что турок, мол, русскому не супротивник.
               Истину прозрели очень немногие, а использовать эти прозрения оказалось невозможным, – средневековый тип крепостей стремительно ушел в прошлое из-за быстрого развития артиллерии. Россия забыла изобретение своего великого полководца на полтора столетия.

               Закрепление на захваченных рубежах легко приживается в сегодняшних армиях, ведь современное вооружение великолепно приспособлено для боёв на выигрыш времени. Небольшой отряд, ощетинившись в ожидании подкреплений огнём автоматического оружия, способен сбить темп наступления намного превосходящему противнику. Вооружение времен Суворова, а тем более времен Батыя, для закрепления захваченной позиции подходило куда меньше. При тогдашнем вооружении, отряды закрепления могли и не выдержать сосредоточенных контрударов. Но там, где не справляется грубая сила оружия, ей на помощь приходит хитрость военачальника.
               Первая уловка состояла в том, что небольшая по численности армия атаковала сразу со множества направлений. Под Измаилом Суворов безжалостно дробит свою и без того немногочисленную армию. Помимо трёх основных, полноценных колонн, включающих в себя группу прорыва, мощную группу закрепления успеха и сильные резервы, на приступ идут ещё и несколько относительно слабых колонн. Их силы достаточно, чтобы ворваться в город, но полноценно сражаться они не могут, да это от них и не требуется. Отвлекающие колонны врываются не для того, чтобы сломить оборону. Важно, чтобы в решающие минуты боя внимание противника было отвлечено и рассеяно. Слабенькие разрозненные контрудары небольших отрядов для эшелона закрепления не страшны. Требуется, чтобы противник не успел своевременно нанести по основным колоннам сосредоточенный удар. А если отсекут и зажмут внутри города не имеющие эшелона закрепления вспомогательные колонны – не беда, они и свое дело уже сделали, и погибнуть уже не успеют.
               Вторая уловка состоит в том, что атака начинается в условиях ограниченной видимости. Ночью, при свете костров, или в предрассветном тумане. Без этого противник легко определил бы направления главных ударов по численности колонн. А в темноте да в тумане все колонны кажутся одинаково неисчислимыми и опасными. Против какой из колонн, со всех сторон лезущих через стену, сосредотачивать силы – абсолютно не понятно.

                ***

               Свидетельства летописцев о взятии крупных городов ордынцами поразительно напоминают воспоминания уцелевших защитников Измаила и Праги. Один к одному совпадают появляющиеся со всех сторон из ночной тьмы, предутреннего тумана и дыма бесчисленные полчища неприятеля. Если и соотношение потерь, достигнутое ордынскими полководцами совпадает с достигнутым Суворовым, то перед нами один из ответов на вопрос: «Как немногочисленный корпус Батыя, после стольких штурмов многонаселённых и ожесточённо сопротивлявшихся городов, не был обескровлен в хлам и сохранил боеспособность?»

               Сегодняшнее утро начинается необычно ранней тревогой. Но претензии недоспавших ополченцев к ночной страже стихают, едва взгляды падают на ордынские бивуаки, истекающие длинными огненными реками факелов.
               Мерцающие потоки выплескиваются из ордынского лагеря и вскоре растворяются на полпути к стенам. То ли их забивают сполохи от занимающихся у подножья вала штабелей, то ли их, вместе со звёздами, съедает утренний изморозный туман. Зато словно взбесились тараны. В сыром ледяном воздухе без труда различимы яростные удары каждого, даже от самых дальних ворот. От ближнего въезда в город отчётливо долетают не только удары и треск створок, но и щёлканье бичей, и азартные крики надсмотрщиков.
               Томительно долгое ожидание. Защитники словно застыли, лишь отбрасываемые ими тени причудливо мечутся по боевому ходу. В сгустившемся тумане очерчивается факелами голова приближающейся колонны. И тут же, как подгадав момент, из туманной полутьмы на подсвеченную разрастающимся огнём стену прилетает короткое копьё, насквозь пронзающее десятника.
               Срабатывает какой-то инстинкт, требующий взять на себя ответственность за ставших почти родными соратников, и громкие визгливые команды вырываются из горла помимо твоей воли. «Не стоять в открытую! В тень! В укрытия! Спустить вниз со стены тело! Стереть с пола кровь, пока не успела заледенеть!» Люди, ещё несколько дней назад не подозревавшие о твоём существовании, неожиданно легко подчиняются, более того, начинают смотреть на самозваного командира с какой-то странной надеждой, почти упованием… Короткий всплеск суеты: свести три боевых группы осиротевшего десятка в две, снять с умирающего и распределить между уцелевшими оружие и доспехи… Команды выполнены, люди опять замерли в ожидании… Вновь томительное ничего…
               Приблизившаяся колонна растеклась на расстоянии выстрела, и, кажется, что перед стеной, в чуть светлеющем тумане, расплескалось, колышется и негромко рокочет целое море светлячков, готовое захлестнуть стену сплошной волной приступа. Но штурм не начинается. Единственное активное действие противника – очередное копьё, насквозь пробившее шлем и голову одного из оказавшихся под твоей рукой бойцов.
               Перестаёт чувствоваться холод, а вскоре начинает и откровенно припекать. Посреди зимы разрастается оазис ещё не летней, но почти летней жары. Толстая одежда под доспехами начинает влажнеть и неприятно поскальзывать по потному телу. От раскочегарившегося в сорока метрах костра уже приходится заслонять лицо щитом.
               Вдруг с противоположного конца города доносится грохот сорванных ворот. Ему от остальных таранов откликаются переливчатые сигналы. В ещё скрытом темнотой ордынском лагере просыпаются огромные бубны, и враждебное море бросается на валы.
               На участке твоего десятка появляется лишь одна совсем худосочная лестница, по которой никто не спешит влезть. Несколько ополченцев аккуратно, стараясь не попасть под выстрел, начинают обезвреживать приставленную осадницу.
               Вибрация… Ты уже научился не только чувствовать, но и расшифровывать такие вибрации. Лезут двое. Вот они. Оба с почти аккуратными щитами из тонких колотых досок и неплохими дубинами. Наработанные комбинации копьём: под щит в низ бедра – резануть по приоткрытому темени – глубоко в шею над ключицей первому, второму в подъём стопы – в центр лба, и уже падающему, вдогон, вдоль туловища в пах. Два смертельно раненых тела улетают вниз. В обмен лишь два сильных, но совершенно не опасных удара дубинами в щит. И, уже на отходе, ослепляющая боль в шее…
               Всего лишь скользящий удар стрелой по шлему вдоль лба, а впечатление, будто тебе отрезали и очень неаккуратно пришили обратно голову. Шипишь от досады, боли и злости – позвоночник не успел ещё оклематься после двух стрел пойманных в шлем за первый день штурма. Но шипи, не шипи, надо сражаться и командовать. О том, что рухнули ещё одни ворота ты слышишь даже сквозь боль и шум боя.
               Разгоревшийся осадный костёр заливает жаром преисподней всё вокруг. От высокой температуры внизу занимаются обломки осадных лестниц. Вот остался без своего командира и соседний десяток … Его потерявшие руководство бойцы стихийно перебегают из пекла в наше расположение и естественно оказываются у тебя в подчинении. Собирается серьёзный боевой кулак.
               На ваш участок стены больше никто не покушается. И вряд ли уже полезет. Нестерпимое пекло перекрыло путь для атаки. Свёртываются недошкуренные остатки коры на брёвнах, держащих крышу боевого хода. Всё дальше и дальше теснит ополченцев жара. Покинуть приходится всю стену между костром и ведущей изнутри города лестницей. Внизу, у подъёма на вал, у дежурного костерка сбились десятка три растерянных горожан, две дюжины неплохо вооруженных мужчин, полдюжины баб, пара малолеток.
               Вражеский штурм в разгаре, неприятель в городе, распоряжений «сверху» нет. Охранять заблокированный осадным костром участок стены бессмысленно. Выжидать пока костёр прогорит и можно будет вернуться на стену, в те минуты, когда решается судьба города, – глупо. Может на свой страх и риск отправиться вглубь города навстречу прорвавшимся врагам? Попытаться в небольшом масштабе повторить (а может опередить) подвиг Евпатия Коловрата, успешно атаковавшего небольшие разрозненные отряды ордынцев? Или направить стопы к ближайшим, ещё не разрушенным воротам, вдруг охраняющий их отряд получил какие-то распоряжения?
               Оглядываешься. Метрах в ста двадцати видишь людей, перебегающих по наклонному мостику со стены в дыру прогоревшей во время позавчерашнего пожара кровли высокого двухэтажного терема. Это не отступающие защитники! Враг беспрепятственно проникает в город совсем рядом от нас!
               Среди собравшихся профессиональных воинов не осталось. Зато есть два кузнеца из соседнего десятка, в твоём десятке худой, сутулый, но очень сильный кожемяка и застрявший в осаждённом городе торговец – неплохой мечник, наконец, тебя самого перед заброской не зря по фехтовальной площадке гоняли. На ударную группу хватит. Ещё у двоих мужиков есть луки, их стрелы помогут опрокинуть врага. Остальные против опытных воинов слабоваты, но фланги прикроют и добивать раненых подсобят. Строишь клин, объясняешь задачу и порядок действий. Поехали!
               Бежать приходится по узенькой улице вокруг квартала. Под тяжестью щита, оружия, одежды, доспеха, за полторы минуты трусцы успеваешь взмокнуть и потерять дыхание. Твоим подчинённым, к утренней зарядке и кроссам непривычным, ещё хуже. Вот высокие, почти трёхметровые створки ворот, ведущих во двор терема. Заперты! Рубить? Шумно и долго! Передаёшь копьё и щит подбежавшим соседям по строю, высоко выпрыгиваешь, подтянуться – выход силой – перемах ногой, современная спортивная гимнастика – это сила, полсекунды и ты во дворе.
               Вот же ж лысый ёжик! Ты в ловушке! От крыльца две трети двора забито стройными рядами ордынцев! Неожиданность и стремительность дарят тебе пару секунд. Звучит команда, десяток воинов отделяются от строя и направляются к тебе. По счастью, ты принят за беглеца, подлежащего взятию в рабство, иначе бросок копья или ножа в спину мог бы ни за грош оборвать твою жизнь. Подаренные секунды использованы сполна! Поворот лицом к выходу, заставляющее ворота бревно сорвано с упоров, поднято над головой и переброшено назад под ноги набегающим нукерам, створка отжата и ты выскальзываешь наружу.
               Как велика на войне цена двух-трёх секунд! Ты успеваешь и забрать оружие, и изготовить к бою свою команду. Вылетающие из расширяющегося проёма преследователи поочерёдно попадают под сосредоточенную атаку и вскоре, скрючившись на снегу, зажимают раны четыре будущих покойника.
               Кинувшийся за тобой ордынский десяток оторвался от своих на полторы дюжины шагов. Это можно использовать! Вперёд, в распахивающиеся ворота! Два противника упёрлись в створки, они пока вне игры. А вот остолбеневшая от неожиданности четвёрка по центру прохода немедленно оказывается под градом уколов! Двое из них изранены копьями, истекают кровью и вряд ли выживут. Ещё двое получили по стреле в спину, едва бросившись бежать. И о подстреленных, и об улизнувших от створок, – можно не беспокоиться: они драпали на глазах у кучи свидетелей, в то время как их товарищи сражались и умирали. За такое у чингизидов полагается смертная казнь без всяких поблажек.
               Атаковать выстроившуюся во дворе ордынскую сотню – самоубийство. Неприятель втрое превосходит числом, а полноценных бойцов среди вас лишь пятеро. Силами одного твоего отряда такой прорыв явно не перекрыть. Надо разорвать дистанцию, пока враг не опомнился. Командуешь отход под прикрытие забора. Оробевшие задние ряды исполняют распоряжение с похвальной расторопностью. Вовремя! Пущенные в створ ворот стрелы не успевают.
               Получившие острастку ордынцы не высылают погони, но забрасывают вдогон вслепую, через забор, крутым навесом, несколько десятков стрел. Прикрыться щитами! Бегом в сторону! Подгонять никого не надо. Ополченцы опрометью покидают опасное место, зацепило лишь троих, всех неопасно. К сожалению, отступление перерастает в беспорядочное бегство. Остановить и собрать удаётся меньше половины отряда.
               Вновь приходится решать: что делать?
               Надеяться, что в глубине города встретиться противник послабее, чем прикрывающий штурмовой мостик? Остатками твоего воинства проблематично задавить полный ордынский десяток, а наличие более слабых противников вилами по воде писано…
               Кузнецы просят отпустить их, желают идти защищать семьи. Пожалуй, ты знаешь, где искать рассеявшуюся часть бойцов. Чувства и инстинктивные стремления ополченцев понятны. Но кого и от кого способны защитить рассеявшиеся по дворам одиночки?
               Пройти по домам ополченцев, собрать семьи и пытаться покинуть гибнущий город под прикрытием остатков отряда? Шансов мало. На суше город зажат контрвалационной линией, а на просторном льду реки ждёт не дождётся конница с арканами.
               Пожалуй, единственный разумный выход двигаться к ближним воротам, они всё ещё противостоят ударам тарана. Может быть, от ворот можно будет привести достаточно воинов и сбросить штурмовой мостик? В любом случае, там, в составе сильного отряда можно будет продать свою жизнь подороже. Хотя, чего себя обманывать, особенно дорого в любом случае не получится.
               Решение за тебя принимает шальная стрела, прилетевшая из-за городской стены. Удар в горло задумавшегося над неразрешимыми проблемами и потерявшего бдительность командира, и судьба отряда решена. Лишившиеся объединяющей их воли ополченцы рассеиваются, спеша к своим семьям.

               Вот и закончилось наше путешествие в прошлое.
               Вопреки законам «попаданческого» жанра, мы не подтверждали обольстительную идею превосходства современников над предками. Не совершали прогрессорских подвигов и не разбили войско Батыя. Мы не выдвинули гениальных военных идей, способных переломить ход истории. Мы лишь разделили участь защитников одного города, приняв честную, но почти бесполезную в военном отношении смерть. Точно такую же, какую приняли в ту страшную зиму многие тысячи русских ремесленников и торговых людей.
               Но, надеюсь, недолгое погружение в судьбу наших пращуров прибавило нам военных знаний. Надеюсь, для моих читателей стали менее загадочными причины, по которым на два столетия, от вторжения орды Батыя и до истребления Тохтамышевой орды Тамерланом, укрепления городов перестали быть надёжным убежищем для наших предков.

                КОНЕЦ