Tantum memoria

Мне трудно определить, сколько времени прошло с тех пор как я нахожусь в заточении. Секунду, час, годы, вечность. Как только я появился на свет, то обнаружил себя здесь. Заточение уже давно стало привычным. По странному стечению обстоятельств, я могу получить практически все: и возможность учиться, книги, массу разносторонней информации,  и дорогие деликатесы, которые редко можно лицезреть, возможность хорошо одеваться, и ублажить свое эго, в том или ином смысле, - но вот свобода… Свобода стала для меня табу.

Я не нарушал закон, хотя о чем это я, каждый из нас хоть раз нарушил или правило, или закон (я не говорю сейчас о серьезных преступлениях, а скорее о проступках), кто, например, не переходил улицу в неположенном месте, или не ездил на общественном транспорте «зайцем». Это тоже можно отнести к нарушениям. Но, по-видимому, моя вина и мое текущее положение не связано с подобным.

И вот подобное мое состояние дает мне один единственную лазейку, свободу думать и возможность выразить это на бумаге, хотя подчас и это бывает для меня не доступно.

И вот в очередной раз, наконец-то получив подобную возможность, сижу перед чистым листом и понимаю, что написать нечего.

Хочется кричать: «Люди! Что вы делаете?! Что вы делаете со своими жизнями? Что случилось? Почему вы так опустились?» Но понимаю, мой крик будет просто в никуда.

И очередная попытка излить все чувства просто упираются в непробиваемую стену.

Где-то на просторах сети ни раз и ни два всплывала подобная фраза: «Пишу, стираю, пишу, стираю. Больше не пишу, потому что не вижу смысла», - вот и я оказался в данном положении, когда масса мыслей, которые ты хочешь высказать, вряд ли будет воспринята, а если и воспринята, то вряд ли правильно понята.

И вот я  опять пишу, и снова стираю…

 Я умирал не один раз, воскресал, чтобы умереть снова. Здесь снова оговорюсь, что это была смерть и физическая, и моральная. И смерть представала передо мной, я ее встречал с улыбкой на лице. Мы стали с ней добрыми друзьями. Сейчас, когда она сидит рядом со мной за одним столом, на нем уже привычные до тошноты шахматы, а разговор не клеится, она задала мне вопрос:

- Ты мне можешь рассказать, что ты помнишь?

- Извини, я тебя не совсем понял, что ты имеешь в виду?

- Ха, тебе шах, - костлявая рука двинула вперед по доске офицера, - всё, что ты помнишь. С самого начала. Как ты оказался здесь? Что видел, слышал? Узнал что-либо новое для себя или остался в неведении. Всё!

- Это довольно сложно, - я защитил короля пешкой, - тебе так не кажется?

- Нет, все проще, чем тебе кажется, - капюшон обнажил часть кости черепа, а костяшки застучали по нижней челюсти.

- Знаешь, договорились, я попытаюсь, только с чего начать?

- Начни с начала.

- Но это была наша первая встреча! – Я удивился и отвлекся от доски, не успев сделать ответный ход.

- И заметь – не последняя. – Мне даже показалось, что на ее «лице» появилось выражение подобное улыбке, от чего даже слегка передернуло.

- Первое мое воспоминание. Вокруг все освещено ярким солнцем, я в воде, на поверхности. Дальше рывок, я  падаю. Вода не прозрачная, песчинки, поднятые со дна, медленно опадают, как в замедленном видео, водоросли их много вокруг. Темнота, и ты. Только тогда не было шахмат, были… - Я пытался сосредоточиться, - крестики-нолики! Точно! – Я даже подпрыгнул на своем месте, черный шелковый плащ моей компаньонки даже не дернулся.

- Да, тогда твоя тетушка быстро среагировала, вытащила тебя. Как говорит лозунг: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих!» Ты был тогда такой милый, хороший ребенок.

- А сейчас? – Я даже возмутился.

- Что выросло, то выросло! – Из темноты покрывала послышалось хихиканье.

- Нормально. – Мое негодование опять возросло. –Тут и шахматы, и коньяк, - я плеснул коричневую жидкость в бокал партнера, - И что выросло… Как-то обидно. У других, наверное, не так тебя встречают?

- Да, - Смерть вздохнула, откинувшись в предоставленном ей кресле. – Такие, как ты, сейчас редкость. С тобой можно говорить на равных. А то придешь, либо в телефоне сидят, ничего не замечают, даже не пообщаешься нормально, либо кидаются прятаться сами, либо вещи прячут. Даже смешно становится, но надо же держать марку. Они абсолютно не понимают, что ничего с собой не смогут взять. Ни-че-го.

- А как же две монеты? За переправу? – Я задумался над очередным ходом.

- Странные вы какие-то, - Смерть поерзала, - Вроде умный человек, а все туда же. Ответь мне на вопрос, зачем клали монеты на глаза покойнику?

- Это же ритуал, хотя…стоп.

- Вот, - Она это сказала так протяжно, - И…

- Это было в Древней Греции и Риме, плата перевозчику, но, мы же вроде как христиане.

- И… Ты продолжай, я даже слышу как скрипит мозг. – Смерть опять дернулась в приступе смеха.

- Вот же ж…

- При даме, попрошу вас.

- Извини, не хотел. Ты не обиделась, а то я…

- Да, я тоже, в пылу, - она махнула рукой, точнее своими костяшками, что отозвалось в помещении как стук капель об окно. – Вот и понимаешь, на сколько все перемешалось, а эти «адепты» с пеной у рта кричат, что это или другое не правильно. Их я не люблю больше всего.

- Почему? - с не скрываемым любопытством, спросил я.

- Сама не понимаю. Я могу понять жажду денег, жажду общения или свободу ото всего, что сдерживало и полет эмоций. Но подобные начинают доказывать, что их ждет что-то бесподобное, они называют это «раем». Не знаю, я же только проводник, но кого я вела обратно, в мир живых никогда не говорили о великолепных кущах и о счастье, даже маленькие дети, возвращенные мной, становились старше на моих глазах, и говорили они совсем не о детских забавах. Вспомни. Ты же вернулся другим? – Она так построила разговор, что мне, нехотя, пришлось вернуться к своему прошлому.

- Не помню, но мне было не до смеха и радости уж точно, хотя по ощущениям я забыл это очень быстро.

- Продолжай, а то мы отвлеклись. И не обращай внимания на кошку.

- Какую кошку? – Я оглянулся, в моем заточении  и подавно не было животных, а тут кошка.

И тут я почувствовал, как что-то трется о мои ноги, мягкое и теплое, чернее самой ночи. Животное обошло меня вокруг, и запрыгнув на колени Смерти, тихо урча, свернулось в клубок.

- Да, я опешил, - хорошо. Следующее, что я помню. Я иду, кто-то держит меня за руку, рядом проходит женщина и везет санки, а на них она. Девочка с белыми волосами. Из-под шапки, правда было видно только ее челку, но я влюбился! Эта девочка каждый раз всплывала в моей памяти. Я хотел узнать, кто она. Но когда узнал, разочаровался, это было гораздо позднее.

- Но тогда, в тот момент и потом, ты же был счастлив? – Голова приподнялась, и она пустотой обратилась ко мне, я не, отводя глаз, посмотрел в пустое пространство, отвечал:

- Да, я был счастлив, да. Дальше? – Я вопросительно обратился к своей виз-а-ви.
- Продолжай.

- Трехэтажный дом, скрипучие половицы, окрашенные в красно-коричневую масляную краску, первый этаж. Я еду на велосипеде, не успеваю затормозить, лечу через руль вперед. Сбитые колени, порванные штаны. Нагоняй от матушки. Соседка с третьего этажа, бабушка Марта. Горячий чай и варенье. И я снова счастлив, и этот запах сирени, и тепло, и солнце.

Котенок решил потянуться, его лапа зацепила обивку кресла, и он с упорством пытался вырвать запутавшиеся в ткани когти. Он дергал и дергал, я понимал, что ему больно, и привстал со своего места, но Смерть отвела меня рукой.

- Вот это яркий пример вашей жизни, цепляетесь и рвете на себя, а стоит только отпустить, и все будет хорошо. – Она подвела кости указательного пальца под лапку кошки и приподняла ее когти вверх. – Думаешь так лучше, - котенок облизывал лапку, - может не стоило?

- Говорить с тобой о сострадании глупо, я прекрасно понимаю это. О жалости, тем более, но это же мое воображение, мое представление как все должно заканчиваться, и эта кошка – фантазия агонирующего мозга, почему бы ей не дать спокойной смерти, без подобного больного для нее издевательства.

- Ты прав, кошка лишняя, она нас отвлекает.  – И по мановению костлявой руки она исчезла, прямо с коленей. – Действительно, тебе и так сейчас не сладко, а еще и животинку мучить. Я ж не изверг какой-то. Слушай, а у тебя нет вина? А то был у меня один философ, похлеще тебя, пристрастил меня к вину. Все говорил – истина в вине.

- Знаешь, осталось пара бутылок, но ты любишь красное, а у меня белое.

- Это не проблема, - она взяла бутылку, и желтизна белого вина сменилась рубиновым цветом.

- Я с тобой сопьюсь. – Посмотрел я на количество бутылок под столом.

- Нет, со мной спиться не возможно. Можно допиться до смерти, но я не знаю никого, кто бы спился  со Смертью. – И опять этот смех.

- Мне продолжать? – Она кивнула, - Учеба для меня прошла как-то серо, Хотя из памяти вырываются моменты, как я раззадорил Димку прокатиться по льду, а он разбил голову, или как я ходил с Ленкой  до ее дома, чтобы она потом мне дала списать контрольную. Хотя…

-Что? – Мне показалось, или может быть это было в реальности, но моя собеседница будто подалась вперед после этих слов.

- Ничего.

- Не переживай, я как раз хотел рассказать про очередную нашу встречу. В тот раз я уже осознанно заглянул тебе под капюшон.

И опять звук падающих капель, а содержимое бокала исчезло в темноте покрывала.

- Великолепное вино. Да, честно говоря, я думала, что ты уже забыл про этот случай.

- Такое вряд ли забудешь. И после того, как ты вернула меня обратно, я долго не мог понять, правда ли то, чему я стал свидетелем, или же это была игра моего разума. Помутнение, вижу себя, лежащим на полу, людей, расстегивающих ворот моей рубашки, кто-то кричит, чтобы принесли воды. Воды, - грустная усмешка исказила мне лицо, - Но меня ничего не сдерживало, я был, в прямом смысле выше всех, мог попасть в тот момент в любую точку земного шара, ты же меня направила в коридор. Вот сейчас, сидя с тобой, я пытаюсь сформулировать, дать определение тому коридору, но, видимо, мой словарный запас и кругозор не так широк, чтобы описать этот черный тоннель в никуда. Чувства там будто иссякли, ни страха, ни любопытства – ничего, что могло бы остановить или отвратить меня от этого пути. Пружинящий пол и такие же стены. И нет никакого ощущения движения, но при этом ты идешь. Ногами и руками ты можешь касаться всего, что тебя окружает, тактильно и визуально понимаешь, где ты, что вокруг. Свет, яркий, не приятный, резкий. И голос: «Ему еще рано». Резкий толчок в спину, падение обратно. Испуг. Боль в грудной клетке. Фельдшер надо мной, который делал искусственное дыхание. До сих пор не уверен, было ли это правдой. Хотя, учитывая наши с тобой посиделки, готов поверить во все, что угодно.

- Даже, в сверхъестественное, даже в бога?
Дама напротив меня вальяжно держала бокал, слегка прокручивая в нем содержимое, почему-то я ассоциировал Смерть именно с существом женского пола. Ее движения, от части какая-то мимика, своеобразная любовь к животным.

- Ты ставишь меня в неловкое положение.

- Чем же?

- Перед лицом смерти говорить о боге или, - я еле сдержал смех, - о внеземном разуме, забавно. Перед своими подопечными ты же представала в разных образах. Для кого-то ты была валькирией на грозном коне, для кого-то паромщиком Хароном, кому-то приходила  в образе скелета с косой. Вера и боги меняются в основном по политическим мотивам. А ты вечна, пока вечна жизнь. Хотя, признаюсь, мне порой так и хочется сорвать с тебя этот ненавистный мне капюшон, узнать, в каком виде ты приходишь ко мне.

Смерть поставила недопитое вино на столик между нами и опять углубилась в кресло.

- Ты уверен, что этого хочешь? То есть, ты точно уверен в этом? – Ее рука потянулась к столику, взяв пачку сигарет, она достала одну, взяла зажигалку. Секунда, пламя крикета озарило пространство под капюшоном, и снова мрак. Мне показалось, или действительно знакомые черты. Густой дым окутал пространство.

- Я абсолютно уверен.

- Ну, что ж, я удовлетворю твое любопытство, но позже, мне надо еще подумать стоит ли это делать или нет.

Мне было дали леденец, но тут же отобрали его. Я продолжал свои откровенья перед лицом Смерти, точнее перед ее плащом.

- Потом был институт, алкоголь рекой, безудержные гулянки ночи на пролет, поездки в другие города, отношения на одну ночь. Но уже тогда я очень сильно изменился, каждая потеря, каждое разочарование оставалось рубцом на сердце, на душе. Я думаю ты не будешь против, если я что-то не расскажу, что коробит мое сердце и теперь.

- Смотря что. Хотя в нашей беседе я имею перед тобой приоритет, я все знаю, а ты урывками пытаешься вспомнить. Меня в данном случае больше интересует не «что», а «почему». И, как ни странно, это довольно-таки интересное занятие. И мы как-то отвлеклись от игры в шахматы. Хотя здесь моя партия. Разница два или три хода.

- Ты меня заберешь?

- Что за наивность, почему многие считают, что играя в шахматы со смертью и проигрывая партию, смерть их непременно заберет?! А ты переставай смотреть эти дурные фильмы с подобным сюжетом. Полная глупость. Хотя ваше кино, в принципе, верх глупости. Никакой философской мысли, размышления о природе бытия. Все упирается в деньги и секс. Животное восприятие мира. Вспомни хоть один фильм из последних, который заставил тебя задуматься.

- Ну-у-у, - протянул я.

- Не помнишь, потому что нет таких. А если и есть, то их настолько затерли, что и не вспоминают. А книги, что ты читаешь?

- Смотря какие, если не по работе, то Булгаков, Чехов, Эко, Лем, очень много, а по работе Бехтерев и иже с ним.

- Вспомнил позапрошлый век, - она натяжно рассмеялась, - Ладно, мне скоро уже пора идти, меня ждут в другом месте, а я что-то с тобой расслабилась. Костлявая рука протянулась к пепельнице потушить сигарету.

 - Ты обещала.

- Помню, смерть не страдает вашими, людскими заболеваниями. – Из-под полы плаща, как по мановению фокусника, возникли песочные часы. Она разместила их на столике рядом с доской. Песчинки одна за другой перемещались из одного сосуда вниз. Щелчок, песок замер, - Все подождет, свое слово надо держать.- Смерть уже собралась опять расположиться в кресле, как… - Что же это, совсем забыла, правильно говорят, с кем поведешься, - она слегка коснулась ладонью моей руки, и это было именно ощущение кожи к коже, даже это тепло, которое ни с чем не спутаешь. – Эти часы останавливают ход жизни. Продолжай.

- А как же остальные?

- Для них это просто станет секундой, даже если пройдет вечность.

- А для меня там, что будет?

- Просто дежавю, опять-таки, секунда.

- Смешно, - я обратил внимание на руки собеседницы, они изменились, пальцы приобрели человеческий облик, точнее, я уверился, что передо мной сидит человек, а не скелет или нечто подобное. – И ты так часто делаешь?

- Сейчас, редко, очень тяжело найти себе хорошего собеседника.

- Дальше, женился по страсти, потом только это осознал, гораздо позже. А потом уже квартира, работа, какие-то трения. И она. Такой лучик солнца, она всегда улыбалась и ни в чем не отказывала. Я почувствовал, что мне ее не хватает, высматривал, ждал, чтобы оказаться там, где была она.  Но она была не свободна, я со своими обязательствами. Я просто перестал обращать на нее внимание. Она всегда была рядом, готова на все.

- И что?

- Она ушла. Я видел ее, она остальным дарила свои улыбки, Но каждый раз при мне она затихала, становилась грустной. А мне так не доставало ее радости. У нее все всегда было хорошо, не смотря ни на что, и легко спорилось.

- Мне пора. - Щелчок пальцами и песок снова посыпался вниз, отсчитывая чьи-то минуты. Около двери капюшон упал с головы Смерти.

Эти короткие рыжеватые волосы, шея и тонкие плечи.

Я не ошибся. Это она.